От редакции. Михаил Ильин – доктор политических наук, профессор, президент Российской ассоциации политических наук, заведующий кафедрой сравнительной политологии МГИМО МИД. Автор книги «Слова и смыслы. Опыт описания ключевых политических понятий».
* * *
Разумеется, демократия, если понимать под ней демократическую практику участия людей в политике и воздействия на власти предержащие, обусловлена культурными и религиозными традициями.
Целедостижение как внутренняя основа демократии
Однако эта обусловленность не означает полной детерминации, предопределения. Культура и религия в той или иной степени обусловливает все: от поведения в быту и привычек питания до стилистики телевизионных программ и образцов рекламы. Тем не менее полностью или даже в основном они большую часть обусловленных ими явлений не в силах предопределить. Они влияют на демократические и прочие политические навыки людей, но не в состоянии их ни блокировать, ни чудесным образом создать. Демократия, как и политика в целом, имеет свою собственную логику возникновения и становления. А влияет на нее все – и климат, и хозяйство, и торговля, и, конечно, религия с культурой. Но только влияет – порой очень значительно. А в основе всегда лежит своя политическая специфика. Она связана, если сказать одним словом, с целедостижением, с необходимостью согласованно осуществлять связывающие людей обязательства, то есть реализовывать интересы различных людей таким образом, чтобы они не впали в состояние войны всех против всех.
Современная политика, а затем и демократия как раз и начинают формироваться, когда собственная логика целедостижения, а значит, и согласованной реализации различных интересов выходит из тени религии, где скрывалась, прямо скажем, в довольно-таки искаженном виде. Эти «искажения», впрочем, были и даже остаются вполне естественными. Действительно, целедостижение обусловлено коллективным опытом, памятью, навыками. Это больше каждого отдельного человека, каждого правителя. Это нужно как-то понять и объяснить. Вот и появляются «заветы предков», а потом такие вещи, как Ветхий и Новый заветы. Политическая и не только политическая, но бытовая, хозяйственная и прочая прагматика предопределяются некой внешней волей и мудростью, которые превосходят волю и мудрость каждого из людей или даже совокупную волю и мудрость тех, кто ухитряется собраться и действовать согласованно.
Если упростить и без того грубую схему, то важнейшим симптомом эмансипации политики, экономики и прочих сфер жизни, началом модерна или, точнее, модернизации становится присвоение людьми высшего авторитета. Он переносится со всемогущего, вездесущего и всеведущего Господа на народ. В результате ценности сакральные превращаются в ценности демократические. Не все сразу и не для всех. В сердцах и головах людей все перемешано. Но ценности помогают оправдать, понять и принять те или иные модели политического поведения. Но функциональности в этих ценностях самих по себе без оправдываемых ими политических действий нет. А действия выстраиваются в связи с политической логикой целедостижения, которая закреплена в институтах.
Трудности усвоения демократических ценностей
Демократия возникает не ради себя самой, не как задуманный проект, а благодаря успехам в решении проблем. Эти успехи потом закрепляются в институтах. Следом появляются демократы. И, наконец, эти демократы начинают создавать свою идеологию и свои ценности.
Проблем с усвоением ценностей и идеологий нет ровно никаких. Нужно только усердно учиться языку, культуре, истории и множеству других вещей. Нужно вжиться в мышление и чувствования других людей. Это большой труд. К этому способны немногие, например, такие этнологи, как Клиффорд Гирц с открытым им «насыщенным описанием» (thick description) других народов. Нужно ли это в политике? Не уверен. Знаю, что половинчатое и фрагментарное усвоение плохо и вредно. Оно сбивает с толку.
Усваивать нужно не столько ценности, сколько опыт других. Такие уроки способны помочь открыть модели поведения, институты и принципы демократии заново. Следует отделять симуляцию, то есть воспроизведение полученного другими результата, от имитации, то есть усвоения алгоритма получения результата. В первом случае вы получите симулякр – пустую и безжизненную копию. Во втором случае – свою версию того, что другие делали иначе в иных условиях. Прямое навязывание ценностей, точнее, идеологических конструкций жизни ведет к созданию симулякров. Чтобы получить имитацию, да еще и более-менее успешно функционирующую, нужно совершить серьезные эмпирические исследования чужого опыта, как правило, осложненные историческими и эволюционными сравнениями.
Россия, безусловно, испытывает трудности в усвоении демократических ценностей. У нас слишком мало людей, которые способны читать на других языках и адекватно понимать прочитанное. Я уж не говорю о вживании в чужую культуру и о насыщенном описании. У нас даже элементарное страноведение в институтах РАН заметно деградировало за последние пару десятилетий.
Вопрос в другом. Нужно ли усваивать идеологические схемы и ценности в массовом порядке? Это нужно только идеологам да культурологам. А всем остальным, включая профессиональных политиков, нужно знать, конечно, но в рамках хорошего общего образования. И католические, и протестантские, и буддистские, и конфуцианские и всякие прочие ценности. Да и свои православные тоже. А то, глядишь, кто-нибудь и скажет, что Борис и Глеб сплоховали перед Святополком – слабые, мол, ребята были.
А брать ценности вообще, да еще и наполовину, а то и на четверть уловленные, и делать их руководством к действию не нужно ни в коем случае. Это вредно.
Вредно, кстати, и массированное распространение американцами и прочими шведами демократических ценностей. Ничего более вредного для формирования демократического поведения и институтов и придумать трудно. Все те безобразия, которые творятся сейчас в третьем мире, да и у нас, на девяносто процентов созданы за счет того, что второсортные идеологи и пропагандисты ликбезовского минимума «либеральных ценностей западной демократии» навязали этот примитив недоучкам в странах-реципиентах, а те в свою очередь, еще больше опошлив их, впарили неподготовленным, а то и вовсе непрофессиональным политикам, которые наваяли таких симулякров, что самая спонтанная дурь валом повалила.
Многообразие альтернативных моделей
Неверно, будто есть народы и культуры, которые неспособны к демократии или к свободе. Вопрос – какой демократии, какой политики, какой свободы? Нельзя требовать того, что и не может еще возникнуть. Западное христианство не в меньшей мере, чем ислам, чуждо демократии. Революция, которую учинили флорентийцы под водительством Савонаролы, удивительно напоминает революцию Хомейни в Иране. Та эмансипация народного действия, которая захлестнула Флоренцию в последнее десятилетие XV столетия, которая дала явно недемократические с нынешней точки зрения результаты, в снятом виде легла в демократическую традицию не только Италии, но и всего Запада. Давайте не будем пренебрежительно отбрасывать то, как пробиваются люди к участию в определении своей судьбы. Только из этого и вырастает демократия. А не из христианских ценностей Савонаролы или исламских ценностей имама Хомейни.
Кстати, великий ученый Чарльз Тилли, написавший книгу о демократии и принуждении, начинает ее с фразы, в которой предлагает взглянуть с точки зрения демократии на Западную Европу середины XVII столетия. Мы нигде не видим ни малейших ее признаков. Европейцам еще предстоят столетия болезненного и трудного открытия нескольких (!) альтернативных моделей демократии. Одна модель демократии для всего Запада и остального мира – это плохая сказка дрянных учителей для нерадивых школьников.