Опыт чтения жизни

Заметки книгомана

Всё началось в «Фаланстере». Кто-то из моих академических знакомых посоветовал зайти в этот книжный магазин, чтобы там найти всё. Я ещё удивился – нигде ничего не найти, а там вдруг всё. Но ведь так и вышло – с тех пор происходит одно и то же – при малейшей потребности чего-нибудь почитать иду туда и нахожу то, что искал. Причём, не то что я точно знаю автора, название или хотя бы тему интереса своего, просто в этом странном месте все книги отбираются для выкладки на столы, видимо, моим двойником, – как ещё объяснить их интересность именно для меня.

Если раздел философии весь куплен, можно заняться романами, после романов хорошо идут суфийские тексты, сразу за ними шесть огромных «шарообразных» книг Эйзенштейна и завалявшийся с давней выставки альбом Филонова, ну и так далее. И вот однажды в самый разгар книжного обжорства увидел я невзрачный какой-то журнальчик с невероятно оригинальным названием – "Русская жизнь". Прочитав его дома за три часа, понял странную вещь – я не отрывался от страниц ни разу, даже забыл что хотел пить. Ни от картинок не отрывался, ни от буковок.

Да ведь роман страниц на триста я читаю за три часа – а в журнальчике страниц сто, в чём дело? Ответить на этот вопрос можно коротко, сказав, что мне нравится этот текст, «Русская жизнь», зато вон ему и ей нравятся совсем другие, «Русские репортёры» – и всё на этом, баста. То же самое модно сказать и про «Фаланстер». Но интереснее пробиться к какой-то объективности, тем более сейчас, когда уже до дыр зачитанного мною журнала не стало, будем надеяться, не навсегда.

Так вот, первое бросающееся в глаза – отсутствие новостной ленты как таковой. Вернее, отбор фактов в первых трёх рубриках настолько личностен и особ, что новостью становится не перечень событий, а мотивы их отбора авторами. Поэтому нет и в помине давящей гипнотичности всеобщей, везде одинаковой конвейерной ленты информационного мирового «завода», зато есть ощущение эйфории несмотря на описание всяких "свинцовых мерзостей" нашей сермяжной жизни в разделе «насущное».

Дальше имелся отдел «былое», где с немалой оторопью и вообще со странным чувством приходилось перечитывать за родителями и их родителями и их родителями, читавшими это «в натуре», выдержки из советских газет, дореволюционных писем, воспоминаний никому не известных людей. Впрочем, почему неизвестных? Вот мы о них и узнали.

Боже мой, неужели это и есть моя страна? Вот, если грубо, впечатления от «былого». Если в «образах» можно было прочитать фантасмогорию, притчу повседневной жизни, расследование разных случаев несвятой простоты, то в разделе «лица» всё было по психоаналитическому канону – взгляни на это «бывшее» лицо, вспомни что сам делал пока был советским, вспомни за что было стыдно, ударься об стену давно и прочно забытого, изумись потонувшей советской Атлантиде, освободись от невроза.

Эту же ноту имели мастерские описания жизни и мыслей писателей и произведений утонувшей эпохи. Если учесть полное отсутствие всего, связанного с жизнью светских персонажей после 60-х годов, то журнал можно было бы смело назвать историческим. Однако есть одно но. Это "но" такого же порядка, что и театр НО. Журнал имел на каждый номер свою тему, причём колумнисты странным образом, каждый по своему, её выдерживали и раскрывали. Формы разнообразнейшие: от кратчайшего яростного рассказа до длиннейшей поэмы, от письма неграмотного в «Красную новь» до искусствоведческого детектива.

Каждый номер – медитация на заданную тему, опорой задумчивости служили безупречно подобранные старые чёрно-белые фото и репродукции картин советских и средневековых мастеров. Это не панегирик, это констатация. Поэтому и авторов не называю, подружился я с ними через общее ощущение от происходящего. Интересную вещь мне сказали в одном католическом книжном магазине, что «родственный» православный журнал, продающийся там, совершенно не интересен по причине тотальной, православной же, идеологизации текстов – а «тотально» мирская, не рекомендованная священником к продаже в этом магазине, «Русская жизнь» в каждом номере несла неподдельный заряд покаяния. Покаянный канон от редакции со средним возрастом тридцать лет – согласитесь, редкость, в смысле – невозможность. Это – то же самое, что признать более мощное, чем церковь, действие песен Высоцкого на народ в своё время. Спасите наши души и парус, порвали парус, как всегда. Да хоть бы им всем было по сто, лишь бы продолжали в том же духе, – подумал я, очнувшись от трёхчасового парения над текстами последнего, пятидесятого номера с очень говорящей темой «Чудо».

Не в этом ли связь времён, что на родительской даче на чердаке всегда можно было сыскать неразрезанный номер «Нивы» 1913 года, а теперь все выжившие в моей деревне педагоги и врачи, коих двое, а так же десяток соседей – москвичей из сказочных свежепостроенных краснокрышных домов, требуют у меня при встрече последний номер «Русской жизни». Берите, скажу, читайте заново – все пятьдесят.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67