Образы власти

От редакции. После того, как Владимир Путин выступил с обращением к нации по итогам событий в Беслане, его виртуальный двойник - Владимир Владимировичтм - предъявил свою версию президентского обращения. Которая оказалась в итоге едва ли не больше похожей на то, что ждали от Путина. Это было очень хорошо заметно по последовавшим комментариям к выступлению президента: многие комментаторы, в том числе и очень известные, откровенно запутались в том, что именно они обсуждают - произведение м-ра Паркера или продукт президентских спичрайтеров. Данный поразительный факт стал поводом для того, чтобы обсудить с автором путинского виртуала место медийных образов власти в политической жизни России. С Максимом Кононенко, он же Mr.Parker, беседует Алексей Чадаев.

А.Ч. Из всех действующих политических комментаторов у тебя совершенно уникальная роль - в том смысле, что ты, наверное, как никто из них знаешь и понимаешь поп-культуру, чувствуешь эту сферу. Читая Владимира Владимировичатм, я всё время ловлю себя на ощущении, что Путин там тоже получается персонажем поп-культуры, строится в ряд со штирлицами и с киркоровыми, со всеми народными героями. И было бы интересно поговорить об этом жанре.

М.К. Этот жанр переживает кризис. Он случился после заявления Путина о реформе власти. После этого заявления Путин перестал быть многообразным и стал очень односторонним. Теперь Путин - как бы герой одной функции: такой давитель гражданских свобод. По крайней мере, до тех пор, пока у него не появились какие-то ещё черты.

А.Ч. Давителя гражданских свобод? А почему? Кто-то всерьёз думал, что есть сколько-нибудь реальная возможность переизбрать, скажем, Лужкова - и вдруг президент её взял и отнял? И что ситуация, когда "Единая Россия" набирает 35% на выборах, а в Думе у нее получается конституционное большинство - нормальная?

М.К. Речь идёт главным образом про губернаторов. В заявлении Путина было три основных тезиса - про губернаторов, про одномандатников и про Общественную палату. Общественная палата никого вообще не интересует. Интересуют губернаторы. Потому что губернатор - это хозяин, батька. В каждом регионе губернатор важнее, чем президент. Президент - это такой образ, типа Аллы Пугачевой - далекий и неведомый, божественный, где-то в небе. А губернатор - он здесь, настоящий и конкретный. Дорога, по которой ты едешь, зависит от губернатора. И поэтому мне кажется, что обида кроется именно здесь. Люди теряют возможность наказать своего губернатора, не проголосовав за него.

А.Ч. А московская тусовка - это тоже "регион"? В смысле, для неё президент - это тоже скорее поп-персонаж, или всё-таки реальный батька? Я просто замечал, что твоего персонажа регулярно клинит между функциями. Он то герой святочной истории, который мормышки собирает и с марсианами общается, то вдруг ведёт себя как реальный Путин.

М.К. Я - живой человек, и на моём персонаже отражаются мои эмоции. Был уже момент, аналогичный нынешнему, когда вдруг Путин резко становился другим. Тогда, когда он попросил "прекратить истерику". Заметь - не после ареста Ходорковского: что мне Ходорковский? А именно после того, как Путин совершенно хамски по телевизору заявляет: "Идите вы все отсюда. Это наше дело. Мы разберемся". После этого моё отношение к нему изменилось и находилось в таком измененном состоянии какое-то время - неделю или две. Потом я успокоился, и он стал таким, как обычно.

Не знаю, как произойдет сейчас. Власть всегда принимает какие-то резкие решения. Люди на эти решения как-то реагируют - эти решения им или интересы, или неинтересны. Когда решения интересны - люди думают, хорошие эти решения или плохие. В последнее время власть принимает решения, которые воспринимаются публикой действительно как самые плохие. Все самое плохое, что ты можешь себе представить - оно и происходит. Ты думаешь: "запретят это" - это и запрещают. Внутри тебя что-то говорит, что на самом деле власть умнее, чем мы, она всё понимает, и откровенной глупости не сделает. А она делает именно её, эту глупость. И каждый такой момент у тебя пропадает маленькая капелька веры в то, что там сидят люди умнее тебя. А в конечном итоге - пропадает тот божественный свет, который должен исходить от власти. Ты раньше думал, что власть - это лучшие люди. А вдруг оказывается, что они такие же, как ты, а может даже и хуже.

А.Ч. В связи с историей про погасшие звёзды интересно было бы провести параллель с историей Киркорова. Что случилось со звездой? Звезда попалась на неуважении к своей целевой аудитории...

М.К. И погасла.

А.Ч. Филипп Бедросович показал, что он не любит тех, кого обязан любить по должности?

М.К. Просто звезда - это высшее существо. Звезды - они не какают, не моются, кушают только из золотой посуды. Звезда должна быть такой - она должна сиять. Например, Валерий Леонтьев в советское время любил рассказывать в своих интервью, что живет в квартире, в которой потолок протекает, что у него не хватает денег на ремонт. Это совершенно невозможное заявление для звезды. Говоря такое, он тут же перестает быть звездой. Оказывается одним из нас - грубо говоря, кондуктором в автобусе. И автоматически становится неинтересен.

То же самое произошло с Филиппом Киркоровым. На самом деле вопрос не в том, что он кого-то там оскорбил, а в том, что он нарушил свои собственные форматные рамки. Понятно ведь, что если Сережа Шнуров кого-то обматерит на пресс-конференции, то к нему не будет никаких вопросов - это его функция (хотя он никогда этого не делает в силу своей интеллигентности). Но когда Киркоров, человек воздушный, солнечный и сияющий, оказывается трамвайным хамом, и публика это видит - он повреждает сознание публики, она отказывается это понимать. Публика раздражается. Причём если бы Киркоров промолчал и пересидел после ростовского скандала три недели или месяц молча, журналистам нечего было бы писать и все вернулось бы назад. Закончилась бы фактура. Но Киркоров начал говорить, и на каждой его фразе можно было делать отдельный материал. И вот в этот момент звезда погасла. Потому что все вдруг увидели, что он один из нас - кондуктор, вахтер, мужик с завода.

Администрация президента пока не нарушает звёздного правила. Все вещи делаются негласно. Мы можем сидеть и без конца думать: что там происходит в Администрации президента? Почему такое решение? Но они пока для нас не теряют божественного света, потому что мы не видим, как это внутри происходит. Мы не видим, как они бегают по коридорам бледные, хлопают дверями, вздергивают галстуки и не знают, что делать. И до того момента, пока мы этого не увидим - они для нас какая-то высшая сила.

А.Ч. Прямо какая-то апология цензуры получается.

М.К. Нет, дело не в цензуре. Журналист ведь - тоже работник поп-культуры. Журналисту надо, чтобы его статья была интересной. И если он пишет про сакральное как про коммунальную кухню, то это сработает один раз, другой, а на третий его просто перестанут читать. Он тоже должен вносить интригу и таинственность. В основном журналисты ведь и вносят, кто во что горазд. Правда, эту интригу гасит немножко официозный агитпроп, потому что он скучный.

Вообще, очень интересный вопрос - не образы власти в зависимости от их решений, а образы власти как таковые - грустные они или веселые, интересные или скучные. Публику-то именно это интересует. Правильность решений все по-разному понимают, и потом: мы же не знаем, что у них на уме. Проблема в том, что скучно стало. Скучно смотреть телевизор. Борис Грызлов как собирательный образ - это смертная тоска: ты всегда знаешь заранее, что он скажет. Это неинтересно.

А.Ч. То есть, обида на отмену губернаторских выборов - это обида за отмену главного зрелища регионального масштаба?

М.К. Конечно. Это ведь интересно! Это такое развлечение, к которому ты чувствуешь себя немножко сопричастным.

Почему людям так нравится приходить на Красную площадь? Потому что чувствуешь себя сопричастным власти. Идешь, а там за стеной сидит президент и работает. И ты как бы рядом, страна точно также под тобой, как и под ним.

Собственно, проблема именно в дефиците символов, создающих такую связанность людей и власти. Я придерживаюсь той точки зрения, что кризис власти √ не причина, а следствие потери общей для всех культурной платформы, которая произошла за последние 15 лет. В их течение не было создано ни одного символа, имеющего безусловную ценность для всего общества. Таких, например, как фильм "Ирония судьбы", праздник 9 мая или Алла Пугачёва.

А.Ч. А портрет, висящий на стенке?

М.К. Портрет - немножко неправильный символ, потому что глава страны - априори временная фигура. Ведь Ельцин, скажем, тоже был в своё время такой вот суперфигургой, а сейчас его попросту нет в медиапространстве. Его как бы вообще не существует, как будто он умер. И Путин тоже всеми воспринимается и будет восприниматься как сиюминутное, даже если он будет сидеть двадцать сроков.

А.Ч. Тогда "Брат" Бодрова.

М.К. Тоже нет. Он не объединяет все общество. Скажем, нашим родителям Бодров - никто. Даже Цой такой фигурой не являлся. Такой фигурой являлась Алла Пугачева. При Советах такие символы производились. Сейчас их нет.

Их, конечно, пытаются создать. Один из вариантов - отдать это дело, скажем, на откуп церкви. Но символы, с которыми работает Церковь - вещь весьма долгая. Наша Церковь - это не явление поп-культуры, по крайней мере сейчас. К тому же страна весьма разнородна в религиозном плане.

Из тех вещей, которые приближаются к этому уровню символизма - сериал про ментов. Не "Бригада", а именно "Улицы разбитых фонарей". Люди и живут так, как в сериале про ментов показывают. И начинают относится ко всему, как в сериале про ментов. "Мент" - это настоящий народный герой. И когда Дукалис приходит в какой-нибудь бар, показывает своё удостоверение, и ему накрывают стол - это такой воспитательный момент для публики: он не платит. Ну вот же - в кино так делают.

Власть нынешняя - это такие же люди. Это те, кто смотрел тех же самых "ментов" все эти годы по телевизору. И они себя ведут точно так же. Я не удивлюсь, если после работы все эти "чекисты" и "семейные" пиво у метро пьют. Мы все - жертвы фильма, в котором все герои озабочены одним - где бы взять денег. Пока живы и пока при ксиве. Это внутри, в подсознании. Даже если сознательно человек заставляет себя думать иначе. Когда Путин стал президентом, он ведь, наверное, подумал: "сейчас я буду в России делать великие дела". А другая часть сознания - она ведь всё это время свербела совершенно не о вечном.

А.Ч. А почему, собственно, наша власть оказывается потребителем, а не источником абсолютных образцов?

М.К. Она так устроена, потому что изначально питается чужими образцами. Почему, скажем, я голосовал против Путина на первых выборах? Потому что я не мог позволить себе проголосовать за человека, о котором я ничего не знаю. Кто он, откуда? Я знал, скажем, про Явлинского, мне он не нравился, но он уже пятнадцать лет в политике и известен как облупленный. И в тех же США никогда не выберут президента, который не был до этого губернатором, а до этого мэром и не проходил цепочку, не оставлял след. А Путин - это ведь чья-то маска, да?

А.Ч. То есть, у Явлинского есть имя, которое длинно расшифровывается - экономист, львовский, писал программу 500 дней и далее по списку. Условно говоря - то, что называется кредитной историей публичного образа, которая известна одновременно большому количеству людей. О Путине же, когда он вышел на сцену, мы не знали ничего. И голосовали не за его собственные образы, а за чьи-то чужие, так? Путин пришел к нам в разных образах √ наследника Ельцина, "нашего человека на троне", нового Штирлица - всё это отсылки к чьим-то чужим образам. И даже сейчас тот образ Путина, который существует, не является в полном смысле его личным образом. Все равно мы больше о нем не знаем, чем знаем. Больше оперируем аллюзиями или какими-то собачьими кличками - "чекисты", "питерские", "либералы" и т.п.

М.К. Да, потому что его позиция - позиция президента - по большому счёту статична. Если бы он проходил на наших глазах всю цепочку политических ролей, представление было бы другим. А так он на одном посту и мы не видим движения. Мы его всегда видим в новостях в кресле, напротив сидит испуганный чиновник, а он кивает. Вот и все.

А.Ч.А публичные выступления, поездки?

М.К. На эти вещи, мне кажется, люди уже не реагируют. Исключения немногочисленны - и тоже не в его пользу. Понятно, что когда президент приезжает в больницу к раненым детям в 5 часов утра, это делается не ради тех, к кому он пришел.

А.Ч. Я хотел бы продолжить тему использования чужих образов. Вот президент Путин использовал чужие образы, чтобы люди голосовали за него, имея в виду их. В свою очередь, автор сайта "vladimir.vladimirovich.ru" использовал его образ для того, чтобы создать своего героя.

М.К. Да. Эффект состоит в том, что это тень тени. Он возможен постольку, поскольку реального Путина не существует; про него ничего не известно, кроме того, что он есть. Это создает на месте Путина такой вакуум, который в себя все засасывает всё, что с ним связано. И поэтому люди, которые читают сайт, впоследствии чертами Владимира Владимировичатм наделяют реального Путина.

Проект такой был бы невозможен, если бы Путин был ярким человеком, яркой персоной. Она бы просто затмевала свою тень. Вот с Пугачевой, например, у меня так пока не получилось - она ярче того, что про неё пишут. А здесь существует пустота, и её удобно заполнять.

А.Ч. Что же получается? Мы выходим на своеобразную конструкцию власти. Оказывается, мы сами придумываем себе Путина - общество, элита, политические писатели... В итоге создаётся коллективный фантом, а потом реальный человек, сидящий в Кремле, смотрит на этот фантом и как-то пытается ему соответствовать. В любом случае оказывается, что образ, созданный из чужих ассоциаций, первичен по отношению к его носителю. Такая вот мифологическая, вывернутая демократия.

М.К. Если он всё время смотрел на эти фантомы, созданные в обществе, было бы, наверное, лучше. Честно говоря, я долгое время пребывал в ощущении, что он действительно с них себя рисует. Но сейчас мы видим какую-то абсолютно его оторванность от мира образов. Мы видим человека, который с некоторым упрямством, уже совершенно неаргументированным, гнет какую-то свою линию, которая остальных может только удивлять. Мне это не очень понятно. Все-таки глава государства.

А.Ч. То есть, Президент всё же вышел из образа невидимки?

М.К. Видимо, дело в том, что он совершил какие-то действия, на которые люди стали обращать внимание. За решениями стоят уже не фантомы, а реальность. Отмена льгот: это ведь не правительственное решение (сейчас правительства в массовом сознании не существует), а решение Путина! Потом, Беслан. Когда люди видят, как происходит какой-то чудовищный бардак, в котором никакого участия власть не принимает. И в-третьих, его выступление по поводу отмены выборов губернаторов. Всё это - действия, которые касаются людей.

В своей колонке, написанной по первым следам, я предположил, что для того, чтобы каким-то образом перебить весь этот бесланский кошмар, нужно было принять какое-то резкое решение, которое перетянет внимание людей. Решение с губернаторами, собственно, им и стало. Сейчас Беслан уже не так обсуждается - все только про губернаторов и думают. Потом - скажем, через пару месяцев, или Дума не примет, или суд не позволит, или ещё как-то. Например, Путин сам скажет, что "мы подумали, посовещались с Общественной палатой и поняли, что этого делать не надо". Все останется как есть, Конституция не изменится. Тогда рейтинг Путина вернётся на место - все его любят и уважают, потому что он мудрый отец.

А.Ч. А я вот расстроюсь. У меня живёт надежда, что, может, теперь когда-нибудь хоть Лужкова снимут.

М.К. А чем плох Лужков? И потом, на кого Лужкова заменить? Людей-то нет у Путина, не видно их. Можно было бы видеть в этом решении какие-то положительные вещи, если бы мы понимали, кого он назначать будет. Козака с Яковлевым он не может на 89 регионов назначить.

А.Ч. На самом деле мы приходим к тому, что сейчас вопрос выживания режима - это вопрос исключительно кадровый. Сумеют ли они открыть лифт, на котором во власть подымутся новые, интересные люди, или нет.

М.К. Они не захотят его открывать. Они не то что не сумеют - не захотят его открывать, потому что это закрытое акционерное общество.

А.Ч. Корпорация для зарабатывания денег. Но, вообще говоря, нам ведь последние 15 лет рассказывают, что государство и есть корпорация, что это такая структура по оказанию услуг населению. Оно берёт подряд √ по обеспечению безопасности, здравоохранению, социалке и т.п. А население нанимает "менеджеров" и платит им деньги в виде налогов.

М.К. В этом образе определяющим является момент "мы наняли". "Мы наняли √ мы можем уволить", если нам не понравится. Нас лишают этой возможности уволить. Получается, мы наняли - нас кинули. Нанятый менеджер заказал машину ОМОНа. Она приехала.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67