23 января в Театральном центре имени Вс. Мейерхольда состоялось действо, завершающее премиальный сюжет 2013 года премии НОС (Новая словесность, она же – Новая социальность). Именно действо, потому как входившие в холл зала на пятом этаже вынуждены были тормозить, обходя распластавшихся по полу барышень в балетных пачках, подтиравших за гостями пол, но при этом сакраментального «Ходют тута!» не произносивших. Удивительных барышень этих было много, они, собственно, и открывали церемонию вечера, уже в зрительном зале перформансом художницы Натальи Першиной «Девиантное поведение балерин», а также время от времени прогуливались поодиночке и парами на сцене во время дискуссии, отчасти снимая ее накал, потому как игровое начало дебатов отнюдь не делало само действо кукольным. У происходящего на сцене была сложная и абсолютно логичная, отражающая то, что называется «текущим литературным процессом», драматургия.
Начиная с мизансцены: перед залом слева за длинным столом сидели члены жюри, составившие список финалистов (Николай Александров, Андрей Аствацатуров, Максим Кронгауз, Константин Мильчин, Галина Юзефович), справа – за отдельным столом – трое экспертов (Линор Горалик, Дмитрий Кузьмин, Андрей Левкин), поставленных выбором жюри в положение Зоилов, то есть вынужденных отстаивать изначальную концепцию премии (поиск, действительно, новой словесности), и, соответственно, удрученных предложенным жюри шорт-листом, повторившим во многом шорт-листы почти всех других литературных премий прошедшего года. Ну, а посередине, между молотом и наковальней, за отдельным столиком – Ирина Прохорова.
Шорт-лист, составленный членами жюри, выглядел так:
1. Беляков Сергей. "Гумилев сын Гумилева"
2. Водолазкин Евгений. "Лавр. Неисторический роман"
3. Григоренко Александр. "Ильгет. Три имени судьбы"
4. Елизаров Михаил. "Мы вышли покурить на 17 лет"
5. Иванов Андрей. "Харбинские мотыльки"
6. Кочергин Эдуард. "Записки Планшетной крысы"
7. Мартынов Владимир. «Книга книг"
8. Хемлин Маргарита. "Дознаватель"
9. Чарухин Константин. "Щежеры"
Но все началось не с дискуссий о кандидатуре победителя, а с чествования уже готового лауреата – Михаила Елизарова, автора книги "Мы вышли покурить на 17 лет", получившей приз читательских симпатий по результатам голосования в Фейсбуке (я сел в зале во втором ряду, чтобы близорукий объектив моего фотоаппарата смог дотянуться до лиц на сцене, и передо мной, в первом ряду, на местах, предназначенных претендентам на премию, сидел молодой человек, от которого, в отличие от его соседей, не исходило никакого напряжения; он сидел, откинувшись, нога за ногу, грея в руках тяжелый стакан, со дна которого янтарно поблескивало виски, очень уютно сидел, и когда назвали имя, выбранное читателями, встал именно он). Елизаров вышел на сцену, получил из рук Прохоровой приз, поблагодарил своих читателей за правильный выбор и сел.
И уж затем началось.
Каждый из сидевших за столом жюри наклонялся к стоящему перед ним микрофону и обосновывал присутствие в коротком списке финалистов двух, милых его сердцу и уму, произведений, а затем отвечал на колючие вопросы членов экспертного сообщества. Соответственно, по ходу этих выступлений, против каждой названной фамилии на щите с финалистами Прохорова ставила черточку, обозначающую балл. Мы, сидевшие в зале, оказались вовлечены в процесс выбора лауреата членами жюри с первых же минут. Более того, каждому из нас при входе в зал выдавался пульт для голосования, и в конце дискуссии мы должны были войти в развивающийся на сцене сюжет уже в качестве его участников.
Плюс, естественно, свой выбор должны были сделать эксперты.
Плюс свое слово должны были сказать «сенаторы», «отцы основателя» НОСа – члены первого его жюри, которых представлял сидевший в зале Кирилл Кобрин, специально для этого прилетевший в Москву из своей европейской басурманщины.
То есть, повторяю, роли для пассивного наблюдателя в этой церемонии не было. Участниками были все.
Целью происходящего в зале действа был выбор двух или трех лидеров, из которых тайным голосованием члены жюри должны были выбрать победителя.
Сюжет вечера развивался достаточно энергично, без интеллектуальных и, тем более, эмоциональных провисаний. Почти сразу лидером по количеству полученных от членов жюри баллов стал Водолазкин, и, соответственно, завязался спор о том, что есть история и что есть художественная литература, и в каких отношениях они находятся, и можно ли считать стилизацию способом воссоздания исторической реальности (М. Кронгауз – А. Левкин).
А также постоянно развивалась тема: для чего, собственно, существует премия НОС. Градус полемики между членами жюри и экспертами постепенно рос, и полемика иногда переходила в перепалку почти личную, но опять же – с «литературным содержанием». Главным возмутителем спокойствия по традиции стал Кузьмин, выражавший со сцены чувство разочарования той части зала, что пришла узнать о по-настоящему новом в сегодняшней литературе, но увидела в шорт-листе по большей части хорошо знакомые имена (тему эту здесь развивать не буду, чтобы не повторять сказанное мною в прошлом году). Почему-то претензии экспертов к жюри, не сделавшему усилия выделить из потока литературы прошлого года принципиально новые художественные явления, вызвало сильное раздражение у Николая Александрова, и он начал объяснять Кузьмину, что абсолютно нового в литературе ничего не бывает и быть не может. Кузьмин привычно кивал, слушая знакомые имена и примеры.
Иными словами, драматургия этого действа подразумевала присутствие и публичное обсуждение всех точек зрения.
Финальную часть дебатов – так получилось – открыла эксперт Линор Горалик, до этого особого участия в происходящем не принимавшая, а с некоторым горестным изумлением изучавшая содержимое открытого перед ней экрана ноутбука, и только в конце дискуссии она пододвинула к себе микрофон и с лукавым простодушием объяснила про себя, что «сами мы не местные», то есть не из «филологов», а – из «читателей»; и что ей как читателю было очень интересно читать «Лавр» Водолазкина (и так убедительно и проникновенно девушка говорила, что даже Кузьмин промолчал), но не менее увлекало ее и чтение книги Андрея Иванова «Харбинские мотыльки», и что премии литературные на самом деле существуют для вовлечения читателя в чтение настоящей литературы, ну а поскольку «Лавр» Водолазкина, уже набравший в этом зале большинство баллов, является и так романом широко читаемым, то логика требует дать премию роману Андрея Иванова «Харбинские мотыльки» (роману из предвоенной жизни русских эмигрантов в Эстонии, вышедшему в местном издательстве тиражом 300 экземпляров). Из-за столика экспертов, откуда до сих пор летели искры, полилась речь, исполненная мудрой женской умиротворяющей логики.
Здесь же, в финале, в дело вступили господа «сенаторы» – Кирилл Кобрин назвал имя их лидера: Маргарита Хемлин «Дознаватель».
А также включился зал – включился буквально, следуя пошаговым инструкциям Ирины Прохоровой: «Возьмите в левую руку коробочку пульта, пальцем правой руки нажмите зеленую кнопочку, как на картинке, которая висит перед вами на экране; у вас загорится красный огонек; ну а далее нажмите кнопку с цифрой, под которой значится в списке ваш избранник». Кнопочку нажали. Получилось: Маргарита Хемлин.
Про остальные предпочтения зала см. фото
Список для финального тайного голосования членов жюри (Водолазкин, Иванов, Хемлин) определился. И наступил «момент истины»: члены жюри положили свои бумажки в саквояж, принесенный Носом. Ирина Прохорова поочередно доставала каждую и зачитывала.
Окончательный результат голосования: Андрей Иванов «Харбинские мотыльки».
– Есть в зале Андрей Иванов? – спросила Прохорова, и таковой возник, спустившись откуда-то сверху на сцену, в свет, и тут состоялась последняя – более чем выразительная – сцена под названием «Триумф писателя»: получивший статуэтку лауреата премии НОС Андрей Иванов оказался окруженным живой гирляндой балерин, и на пару минут застыл в этой мизансцене, произнеся несколько благодарственных слов в микрофон; надо полагать, что отрефлектированность этой китчевой мизансцены должна была снять излишнюю пафосность момента.
Ну а далее все мы спустились в холл для последующего обсуждения свершившегося. Разумеется, действо, свидетелями и, отчасти, участниками которого все мы были, можно определить как очередную «литературную тусовку», но и – никуда не денешься – действо это само по себе было еще и явлением сегодняшней культуры, или явлением – употреблю словосочетание, которого принято почему-то стыдиться, – «текущего литературного процесса».
Фото автора