Магия антисистемности

Людям не нравится, как ими правят. Движению «Оккупируй Уолл-Стрит» всего четыре недели, но оно успело выйти за пределы Нью-Йорка, охватив 200 американских городов, проникает в Канаду, Европу и Азию. В международной акции протеста участвует около 800 городов мира.

Стремительно расширяясь, движение неизбежно теряет изначальную консистенцию, становится пестрым, перерождается. К «оккупантам» стоит присмотреться внимательно, даже если этот конкретный проект скоро закончится неудачей. Впереди, как минимум, десятилетие кризиса.

Протестное движение по определению не может быть универсальным. Сексуальная революция, новый менеджмент, «креативная экономика», электронное правительство и многие другие общие места сегодняшней политической культуры были изобретением небольших фракций активистов 1968-го. Возможно, реконструируя рациональность растущего сегодня протеста, можно угадать контуры недалекого будущего.

Возвращение классового сознания

К левым возвращается вера в возможность «второй девственности», то есть классовой борьбы и классового сознания. Левые чтили марксизм всегда, но именно либеральные правительства, одержавшие триумфальную победу над коммунизмом, являются виновниками возвращения призрака Маркса.

Астрономические долги государств, спасавшие финансовые корпорации в кризис 2008 г., превратили население некогда процветающих демократий в должников. Средний класс участвовал в сверхпотреблении, но не он устанавливал правила экономики ускоренного роста и кредита. Косвенным образом должниками стали даже те, кто избегал крайностей потребления и кредитных авантюр. Все без разбору должны теперь смириться с повышением налогов, уменьшением финансирования образования, здравоохранения, с сокращением рынка труда, повышением пенсионного возраста. Рядовому налогоплательщику непонятно, почему он кому-то оказался должен.

Левые четко ответили на это недоумение: противоречие кредитор-должник становится глобальным - оно пересекает национальные границы, превращает широкие слои среднего класса в порабощенный долговой зависимостью класс. Общество поляризуется на классы в зависимости от того, кто владеет капиталом и кто является должником. Главные враги общества – олигархи, миллиардеры, шишки финансового капитализма, а также правительства, укравшие у народа демократию с помощью институтов представительной демократии. Претензии «оккупантов» к модели либеральной представительной демократии сформулировали Т. Негри и М. Хардт в недавней статье, написанной для параправительственного американского журнала Foreign Affairs.

Организация сопротивления

У «оккупантов» есть ряд странностей, которые были не сразу поняты обозревателями и аналитиками. Скажем, отсутствие конкретных требований правительству было воспринято как выражение иррациональности движения.

Этим летом несколько десятков активистов провели серию мозговых штурмов, вырабатывая дизайн новой протестной организации. На креативные тусовки приезжали испанские indignados и активисты греческих движений.

Изначально была сформулирована задача: создать движение, способное ускользать от контроля, подчинения и присвоения правительством и системными политическими институтами. Активисты работали на опережение, составляя список возможных угроз со стороны «Системы».

Акции полицейского прямого насилия против протеста рассматривались как удобная возможность быстрой и эффективной рекламы движения. Поэтому первые же удары дубинками мгновенно попали на Youtube.

Предполагалось, что «Система» попробует растворить движение в традиционных политических институтах, ассоциируя его, например, с партиями. Так популистское протестное движение правой «Партии чаепития» удалось связать с республиканцами. Поддержка «Оккупантов» со стороны Нэнси Пелоси, Альберта Гора и выражение «понимания» президентом Обамой говорят о попытках подчинить их патронажу партии Демократической. Пока что этим попыткам удается сопротивляться.

В распоряжении «Системы» есть целый спектр возможностей воздействия на движение через его лидеров: диффамация и шантаж, вовлечение в переговорный процесс с целью кооптирования их в политическую номенклатуру, прямой и косвенный подкуп и пр. Активисты понимали и эту угрозу: лидерство, централизация и иерархия движения – это слабость, а не преимущество.

В выстроенной «Оккупантами» тактике ускользания от правительственного контроля можно обнаружить три фундаментальных табу.

Во-первых, запрещено всякое притязание на «системность». Сотрудничество допустимо только с представителями других фракций общества. Например, с «культурно чуждой» консервативной «Партией чаепития». Один из советов посетившего лагерь «оккупантов» Славоя Жижека сводился именно к тому, чтобы «оккупанты» не «влюбились в себя», а интегрировали в свои ряды консервативных поклонников Сары Пэйлин. Кстати, чаепивцы иногда посещают собрания оккупантов, но пока с ними не смешиваются. Они смотрят на оккупацию конспирологически - как на проект обамовских политтехнологов, решающих задачу его переизбрания. Однако табу на коллаборационизм с системной политикой принадлежит не им, а левым, разочарованным избирателям Обамы.

Во-вторых, запрещено лидерство. Это табу особенно часто подчеркивается. В качестве образца движение ссылается на образцы прямой демократии у квакеров, древних афинян, а также у нынешних испанских indignados. В блогах «оккупантов» можно прочесть цитаты и парафразы из Делеза или Фуко, вроде такого: «Группа не должна быть органическим единством иерархизированных индивидов, но генератором непрерывной де-индивидуализации».

В-третьих, введен запрет на выдвижение требований и конкретных программ. Пол Кругман писал в одной из последних колонок: «Наилучшей критикой протестов всегда было обвинение в отсутствии особых политических требований». Однако аморфность политических требований в данном случае не порок протестных движений, но осознанный отказ. Мотивы – разные. Натан Шнайдер, скажем, полагает, что программы и требования появятся на следующем этапе, когда движение обретет политический вес и мощь. А пока этим заниматься бессмысленно, ведь правительственные институты слишком коррумпированы и близки корпоративному бизнесу. К тому же дискуссии на этапе роста движения неизбежно приведут к расколам. Не все американцы одинаково относятся к снижению/росту налогов, к реформам здравоохранения и пр. Зато всех объединяет недовольство системой как таковой. В этом отказе также проявилась принципиальная антисистемность «оккупантов».

Активисты считали, что на начальной фазе роста движения имеет смысл сделать акцент не на требованиях, а на мощной медийной и рекламной кампании.

Главная цель формулируется скорее метафорически или перформативно – как возвращение обществу публичных пространств, захват площади и строительство институтов прямой демократии: «Оккупируйте все. Никаких требований. Оккупируйте, оккупируйте, оккупируйте, оккупируйте!..».

Инновации «оккупантов»

В социальное движение вовлечены в основном городские, «непролетарские» слои. И это роднит «оккупантов» с 1968 годом. Неслучайно в блогах, то тут, то там, мы слышим эхо лозунгов и теорий эпохи сорокалетней давности.

Генеральная ассамблея (или «общее собрание»), на которой консенсусом принимаются решения , также напоминает нам революционные институты непосредственной демократии, вроде близких нам «Советов».

Общность с «Арабской весной» подчеркивают сами «оккупанты», называя свой революционный цикл «Американской осенью». Дух карнавала и маскарада, палаточные лагеря, использование социальных сетей и интернета – напоминают цветные революции на постсоветском пространстве.

В попытке международной мобилизации мы узнаем почерк антиглобалистов. Аморфность требований и политической программы ассоциируется с абстрактным предвыборным лозунгом Барака Обамы «Yes, we can!».

Короче говоря, кто-то может заключить, что все это мы где-то уже видели, и ничего хорошего из этого пока не получалось. Но «оккупантов» не нужно вырывать из традиции социальных движений. Они ей принадлежат.

Когда Юлия Кристева 40 лет назад столкнулась с американским андеграундом, посещая Колумбийский университет, она с пионерским задором рассказывала, что «словно побывала в катакомбах первых христиан». В нынешнем Нью-Йорке нет никакого катакомбного духа. Этика открытых дискуссий – не бунтарская, а скорее гражданская. С одной стороны, мы наблюдаем возрождение утопий самоуправления и партиципаторной демократии 70-ых годов, с другой стороны, у «оккупантов» нет и следа психоделической контркультуры той эпохи, нет наркотиков и сексуальной распущенности. Если главным врагов активистов 1968 года называлось государство и выдвигался лозунг «дебюрократизации нации», то социальная критика «оккупантов» в большей мере направлена против транснациональных корпораций.

«Я вас люблю» - с этого сентиментального признания новым квакерам Наоми Кляйн начинает свою статью в The Guardian. Трогательная наивность канадской активистки антиглобализма возвращает нас к почти забытому завету хиппи: «Занимайтесь любовью, а не войной». Свой бунт «оккупанты» превращают в проект любви. И это симптом того, что движение начинает складываться как насыщенная эмоциональная сеть, что массы начинают обретать субъектность. Появляется тонкий эмоциональный эфир, контрастирующий с корыстным, циничным и репрессивным миром больших корпораций.

Стоит ли доверять протестным движениям? Верить в обещания любви и солидарности? Можно не делать ни того, ни другого. Но нельзя не принимать их всерьез. Они редко представляют большинство, но иногда именно эти движения определяют лицо будущего.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67