"Катынь": прощание с Россией

Фильм "Катынь" Анджея Вайды - история убийства в 40-м году НКВД 12 000 польских офицеров - не вышел в российский прокат. Во всяком случае, повсеместно. Два показа в Москве - один в Доме кино, другой в Доме литераторов плюс несколько в регионах в рамках сезона польской культуры. Ни в больших кинотеатрах, ни в телеэфире, ни в магазинах на лицензионных DVD этого фильма нет и не предвидится. Даже громкое имя режиссера и номинация на "Оскар" не помогли картине найти дорогу к отечественному зрителю.

Правда, работа Вайды оказалась слишком заметной, чтобы избежать обсуждений. В российском культурном и общественном дискурсе можно наблюдать ее "присутствие отсутствием". Представители либерального меньшинства славят "Катынь" как очередное наглядное и выразительное обвинение сталинизма, сторонники ура-патриотического меньшинства хают ее как лживый донос на святой для всех русских образ советского солдата, патриархи культурного бомонда предпочитают обращать внимание на художественную ценность картины. Отсутствие "Катыни" на экранах "в народе" наиболее часто объясняется запретом, исходящим из "самых-самых верхов". Подобная цензура категорически осуждается либералами и поддерживается патриотами, хотя официальная версия гласит, что ни одна прокатная компания просто не пожелала купить фильм для показа в стране по причине нерентабельности. И все же ощущение, что маститый режиссер, сняв фильм о военных преступлениях НКВД, сделал нечто, что не следует афишировать в России (не то чтобы гадость, а так, не-бон-бон, меру дегтя в ювелирном флакончике) остается.

Заинтригованный, вслед за паном Анджеем, я тоже совершил поступок, в котором не принято признаваться на публике: скачал бесплатно его фильм из интернета и посмотрел на домашнем компьютере. Итог оказался неожиданным: впечатления от картины не совпали с большинством публичных отзывов о ней, как критических, так и хвалебных.

Что хочется отметить в первую очередь: "Катынь", несомненно, фильм для семейного просмотра. Последовательное, ровное повествование, отсутствие (за исключением финала) шокирующего натурализма, непрерывная лирика - все это делает картину легко усваиваемой для самой широкой и даже молодой аудитории. Шедевром или прорывом в киноискусстве "Катынь" определенно не является. При этом производит впечатление профессиональной, качественной работы, целиком вписывающейся в устоявшийся канон исторических, назидательных фильмов о Второй мировой войне. На мой вкус "Катынь" немного хуже "Списка Шиндлера" Спилберга, немного лучше "Пианиста" Полански, но в общем одного с ними поля ягода. В построении фильма чувствуется рука мэтра: картина получилась точной в чередовании этапов сюжета, изящно лаконичной, с четкой, ритмичной динамикой.

Структуру сюжета условно можно разделить на два направления - "историческое" и "символическое". "Историческая" часть повествует о судьбе семей убитых польских офицеров. О том, как их жены и дети годами не знали правды об участи мужей и отцов и были вынуждены страдать от лишений войны, одиночества, преследований чередующихся оккупантов, диктата идеологической лжи... "Символическая", или "героическая", линия рассказывает о самих офицерах, о жизни в плену, раскрывает их идеалы и убеждения. В конце фильма две линии объединяются. Итогом череды самых разных событий (от предательства и должностного преступления до самопожертвования и партизанского героизма), через несколько лет после катыньского расстрела, в руки одной из вдов попадает записная книжка мужа, в которой тот фиксировал все происходившее с ним и его товарищами с момента попадания в лагерь и до самой смерти.

Личные предметы, находящие родственников после смерти офицеров, играют в фильме важную роль. Очевидно, для Вайды такое наследство не просто реликвии, а необходимое условие сохранения национальной памяти. Вдова профессора Краковского университета получает из Освенцима вещи покойного мужа, семья генерала, погибшего в Катыни, - наградной крест и саблю, сестры молодого офицера-инженера - его четки. В минуту отчаяния один из героев - поручик, содержащийся в лагере, - говорит: "Пуговицы. От нас остаются одни только пуговицы. Обычные армейские пуговицы". Его слова через несколько лет подтверждает поляк - руководитель судебной экспертизы, исследующей останки погибших. Рассматривая однотипные пуговицы он обреченно произносит: "Их здесь больше всего, даже больше, чем пуль".

Опровергнуть такой обезличивающий приговор смерти и призвана эта картина. Не случайно итог сюжета - нелегальное попадание записной книги (обличения преступления Советов) в руки офицерской вдовы. После того как полотно исторической преемственности таким образом (через запечатленное живое слово) оказывается соткано, нам демонстрируется практически десятиминутная сцена убийства солдат, в немом ужасе от безжалостности и бездушности системы, совершившей это преступление.

На противопоставлении духовности, благородной гордости и внутренней культуры аристократичных офицеров, с одной стороны, и верности, упорства и подвига любви их родных, с другой, Вайда создает картину достоинства и силы польского народа. "Катынь" - фильм о значимости польской нации в первую очередь как культурного феномена. Польша, по Вайде, - это личности в непрерывном диалоге. В фильме нет однозначно отрицательных персонажей: каждый, даже пошедший на компромисс и сотрудничество с оккупантами, в душе остается поляком. И эта "польскость" проявляется не только в решительном поступке предельной непокорности, но и в культурном взаимодействии. Молодая женщина - директор художественного училища - согласна не вспоминать правду о Катыни, но не может не принять на учебу молодого партизана, не боящегося обличать Советы в убийстве своего отца. Офицер, предавший своих собратьев и подписавший ложный акт эксгумации, будучи не в силах вынести позора, решается застрелиться, но перед этим просит своего бывшего преподавателя, профессора судмедэкспертизы, вернуть семье убитого командира его вещи, чтобы они могли хранить их у себя дома как реликвию. Жена советского старосты, служанка до войны, возвращает своей бывшей госпоже - вдове убитого генерала - саблю ее мужа. Этот список можно продолжать.

Поляки в фильме не противники фашистской Германии и СССР, а героизм погибших офицеров вовсе не героизм бесстрашных воинов, смеющихся в лицо смерти. Польша в картине показана жертвой, обреченной на заклание, островком жизни, омываемым со всех сторон рационализмом бездушных тоталитарных систем. Катынские офицеры в глазах Вайды - безусловные герои, но их героизм духовный и культурный. Они предельно человечны, и именно эта человечность делает их лишними людьми в "новом" мире, исключая возможность слиться с машиноподобными палачами имперских держав. Она-то и становится основной причиной их гибели.

Только одна группа "гражданских" сопоставляется напрямую с катыньскими мучениками - это университетское руководство, решившееся открыть Краковский университет вопреки воле оккупационного немецкого правительства. Профессорами руководили долг, любовь к знаниям и к Польше, но оказалось, свободное преподавание наук является для фашистов антигерманской пропагандой и научной борьбой с Германией. Поэтому сотрудников университета, как и цвет польского офицерства, подвергают аресту и ссылают в лагерь. Немецкий лагерь.

Надо отметить, что, всячески подчеркивая национальную специфику и идентичность поляков, Вайда в равной мере отказывает в этом их палачам. В фильме никак не показано (даже в отрицательном свете) культурное своеобразие оккупантов - немецких и советских солдат. Нет даже ожидаемых и, увы, традиционных для подобных фильмов водки и гармошки. При этом несколько раз внимание зрителя заостряется на тождестве методов борьбы обеих держав со свободой независимого польского народа. Обе воюющие стороны имеют концлагеря и застенки, призванные приучить поляков демонстрировать покорность и согласие любой идеологической лжи.

Сила идеологического гнета передана в "Катыни" имитацией детективного сюжета: в начале фильма отчетливо показано, что именно советские войска забирают на свою территорию плененных поляков. Но позже, когда дружба между союзниками оборачивается войной, останки убитых офицеров становятся для СССР и Германии разменной картой взаимных упреков в бесчеловечных преступлениях. Вайда использует отрывки из хроники тех лет, показывающие идентичность приемов идеологической агитации советских и фашистских захватчиков Польши. Они настолько тождественны, что даже правдивое по сути утверждение германского фильма, что именно НКВД совершило это преступление, выглядит ложным, и жена генерала отказывается зачитать для записи на магнитофон проклятия в адрес советских убийц. Чередование пропагандистских версий на фоне картин продолжающейся обыденной жизни действует настолько гипнотически, что к концу фильма зрителю приходится вспоминать и заново открывать для себя, что рука именно советского чекиста нажимала на курок пистолета, оборвавшего жизнь польской военной элиты.

К заметным минусам фильма можно отнести излишне прямолинейный символизм, рассчитанный на массовую аудиторию. Осуждая идеологическое насилие оккупантов, Вайда сам периодически срывается в идеологическое пике. Две толпы, убегающие одновременно от советских и германских войск, наступающих навстречу друг другу, встречаются на мосту и обнаруживают невозможность спасения; девочка играет с собакой посреди обезумевших от ужаса людей; советские солдаты раздирают польский флаг на портянки, оставляя нетронутой только красную полоску; статуя Христа, снятая со стены храма, спрятана от вандалов под офицерской шинелью среди убитых польских солдат... Нарочитая прямолинейность практически лишает эти символические образы смысла, делая их стереотипами и штампами. И хотя режиссер утверждает, что большинство этих картин исторически достоверны, подобный примитивизм диссонирует с общекультурным смыслом фильма, отсылая память зрителя к голливудским сентиментальным историческим блокбастерам.

Главной дилеммой фильма является обреченность поляков на борьбу с захватчиками и невозможность смириться со своим зависимым положением. Бесплодность сопротивления показана на примере молодого партизана, решившего после войны получить художественное образование: сорвав советский агитационный плакат, изображающий "воина-освободителя", он убегает от заметивших его городовых и уже достает пистолет, чтобы отстреливаться, как внезапно оказывается сбит насмерть машиной военного патруля. Так и Польша, показанная в фильме, - случайная помеха на пути равнодушной военной машины. Эта машина либо давит ее лучших сынов, попросту не замечая их достоинств, либо ломает их, заставляя обслуживать себя.

Пожалуй, настало время задать главный для отечественного зрителя вопрос: является ли "Катынь" антироссийским фильмом? Нет, нет и еще раз нет. И дело даже не в том, что режиссер не снимает ответственности за гибель Польши с немецкой армии и показывает культурное родство поляков с русскими через образ советского офицера, спасающего от ареста НКВД польскую семью. Просто пафос фильма нацелен не на обличение, а на созидание. Он обращен в первую очередь к полякам, предлагая им возможность духовного и культурного возрождения. По большому счету, этот призыв имеет адресатами всех людей, способных его услышать. Ничего сугубо антирусского в фильме Вайды нет: все факты, изложенные в фильме, он готов подтвердить ссылками на архивные данные, какого-то упрека к нынешнему населению России в "Катыни" тоже нет. Если разобраться, на наши экраны ежесезонно выходит масса фильмов, выставляющих наших соотечественников в гораздо более нелицеприятном свете. Достаточно вспомнить обилие боевиков про русскую мафию и продажных чиновников, повязанных с мировым терроризмом.

"Катынь" не обвинение России Польшей, а прощание с ней. Вайда не говорит о том, что ветераны НКВД, расстреливавшие поляков, могут сегодня идти по Красной площади в составе парада Победы, не критикует позицию президента Путина, положительно оценивающего роль спецслужб в истории Советской России. Он лишь констатирует: "Наконец-то у нас есть возможность быть собой. Наконец-то Польша свободна от внешних посягательств. Наше достоинство дороже тех унижений, через которые мы прошли. Поэтому верните нам нашу память и оставьте нас в покое".

По Вайде, проблема того, что тоталитаризм развился именно в России и Германии, - это внутренняя проблема России и Германии, которая его, Вайду, уже не особенно волнует. По логике "Катыни" поляки нуждаются не в покаянии палачей или их потомков, а в правдивом знании судеб своих отцов и братьев. Единственное, чего ищет режиссер, - это преемственность памяти. Как он сам неоднократно заявлял, у России перед Польшей есть лишь один долг - предоставить потомкам всю информацию из закрытых архивов по катынскому делу.

Лично я склонен верить официальной версии: думаю, что фильм не был показан в России лишь из-за коммерческой нерентабельности. В это легко поверить, особенно если учесть, что достаточно большой процент оскароносных картин не доходят до отечественных киноэкранов. Очевидно, прокатчики решили, что трагедии семей польских военных не будут интересны российскому зрителю. И подобная констатация общественного равнодушия гораздо страшнее идеи государственной цензуры.

Не скажу, что "Катынь" вызвала у меня как русского человека приступ жгучего стыда, скорее заинтересованность. Простым и ясным языком Вайде удалось передать идею о том, что в смерти заложен потенциал к воскресению и нет ничего тайного, что не стало бы явным. Опыт такого рассказа о национальном возрождении крайне необходим нам сегодня. Ведь весь официальный российский кинематограф как раз находится в безрезультатном поиске средств донесения для зрителя подобных идей. Единственным человеком, которого непроизвольно обличает Вайда, оказывается Никита Михалков. На фоне персонажей "Катыни" "русские офицеры", которых наплодил в последние годы Никита Сергеевич, выглядят пародиями, фигурными пряниками из сладкого теста.

Возможно, главным достижением "Катыни" является создание позитивных образов армейского служения и религиозной веры. Все герои в фильме с большим уважением относятся к армейской атрибутике. Тема монархии никак не озвучена специально, но все же атмосфера древнего рыцарства пронизывает взаимоотношения офицеров в картине. Предельное проявление они получают в обличительной фразе, сказанной командиром отчаявшемуся инженеру: "Вы понятия не имеете, что это за честь - носить польский мундир". И удивительное дело - из-за того, что офицеры в фильме показаны не суперменами, а обычными людьми со своими сомнениями, страхами, болезнями, этим словам начинаешь верить.

Так же и с религией. Мученическая святость офицеров достаточно прозрачно прочитывается в картине. В плену их держат запертыми в церкви, где они справляют рождественскую службу и по очереди исповедуются полковому капеллану, прячась от охранников за разворотом газеты "Правда". Перед смертью каждый из них успевает прочесть начальные слова молитвы. Интересная деталь: хотя сцена расстрела воссоздана с предельным натурализмом, а в хрониках эксгумации катыньских могил говорится, что пули палачей проходили навылет, Вайда не решается разрушить их лица, показывая их в последние минуты фильма целостными и нетронутыми, как лики. "Катынь", несомненно, религиозная кинокартина, раскрывающая христианскую мораль и систему ценностей. Но если бы православная церковь решилась использовать ее в своей педагогической деятельности, ей пришлось бы столкнуться с рядом проблем. Дело в том, что главными носителями святости у Вайды показаны миряне, идущие на добровольные жертвы, а вовсе не священство. Священники в фильме - лишь хранители памяти о святом, нередко идущие на поводу у гонителей истинной веры во имя защиты своих привычных форм жизни. Но и они - часть польского народа, в меру своих слабых сил пытающиеся сохранить ему жизнь.

После просмотра "Катыни" остаются удовлетворение и горечь. Удовлетворение неизбежное после знакомства с хорошим, качественным фильмом и горечь от того, что понимаешь - тебе нет места в Польше, описанной Анджеем Вайдой, и нет России, способной сравниться с такой Польшей или просто узнать о ней. У нас ведь опять на Красной площади танки и гимны всех мастей от семейства Михалковых.

Катынь

Katyn

Режиссер Анджей Вайда

В ролях Артур Жмиевский, Майя Осташевска, Анджей Хыра, Данута Стенка, Ян Энглерт

Польша, 2007.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67