В московском офисе «Frankfurter Rundschau» несколько дней подряд по одному и тому же поводу разрывается телефон. Немецкий журналист Штефан Шолль устало разводит руками: «Хотят знать, что здесь в России намечается к годовщине падения Стены. Ну как объяснить немцам, что русским это не интересно?».
Русским – то, может, и интересно. Но им бы с собственными праздниками разобраться.
Германия отмечает свой юбилейный Праздник Свободы с размахом. Мы когда-то также отмечали свою ноябрьскую свободу. «День седьмое ноября – красный день календаря!», – торжественно декламировали на уроках. А еще ходили на демонстрации с флажками и шариками. Хороший был праздник: приходился на осенние каникулы, сплачивал детей и родителей, после демонстрации в кафе – мороженое или, как вариант, в гости с тазиком оливье. Такой общественный праздник. И повод был вполне хороший – победа над темным прошлым, путь в светлое будущее, которое, как тогда казалось, вот-вот наступит. Хотя так и не наступило.
Потом отмечать «праздник красной свободы» стало как-то некрасиво и ненужно. Но власти решили, что людям необходим осенний праздник и ввели странную дату – 4 ноября. Нет, дата с исторической точки зрения понятная. В основном историкам и политологам. С православной тоже – День Казанской иконы Божьей матери. Но народ, как Станиславский, хором возразил: «Не верю!». И отказался дату запоминать. Несмотря на то, что «День народного единства» отмечается уже несколько лет, большинство россиян вообще не знают, что это за праздник. Для многих это просто дополнительный выходной день, разбивший приятным бонусом рабочую неделю. То есть, своего прямого назначения Праздника этот ноябрьский день не выполнил.
У немцев же, наоборот, выполнил. Ведь это, по большому счету, тоже «День народного единства». Только более логичный. Но у них, как правило, все логично и последовательно – нация такая. Когда ухаживает Народный Союз на чужой территории за своими военными захоронениями Первой и Второй мировых – восстанавливают и чужие, ежегодно тратят на это четверть миллиарда евро и практически не имеют безымянных могил. Когда Германия через 60 лет после войны продолжает компенсационные выплаты бывшим узникам – эти действия имеют не только моральный, но и прямой экономический смысл для страны. Когда рушат стену, возведенную системой – объединяются, не держа на нее зла .
«Падение Берлинской стены больше региональное торжество – это историческое событие вспоминают люди, которые тогда шли на штурм. Для западных немцев это, скорее, абстрактный праздник, потому что их это мало касалось, и сам факт рухнувшей Стены было для них большим сюрпризом, – вспоминает Штефан Шолль. – Но само понимание того, что на эти несколько суток Германия, Берлин стали центром мировой истории – это было для всех очень мощным по энергетике моментом. А для граждан ГДР система, в которой люди жили столько лет, вдруг рухнула в один день. Я тогда жил в Западном Берлине и потом, на протяжении еще нескольких лет после этих событий Стена оставалась у меня в голове. Всякий раз, пересекая уже не существующую границу на велосипеде, я знал, что это уже восточный, «чужой» Берлин.
И для западных и для восточных немцев это были очень большие перемены, прежде всего, положительные по отношению к СССР. Очень сильным был страх, что на горизонте появятся русские танки и прольется кровь. Но у русских была правильная реакция – немцы этого никогда не забудут. Вместе со Стеной в сознании немцев рухнул этот образ врага. Для Берлина это особенный день. Сейчас, во время торжеств там будет действительно весело».
Мой немецкий коллега смеется: «Я свою Стену позорно пропустил. Слышал краем уха о том, что транслировали по телевидению выступление представителя правительства ГДР, который огласил новые правила выезда и въезда из страны. И все что– то говорили о возможности путешествовать, которая у нас появится. Но в тот вечер, когда граждане штурмовали и рушили стену, я смотрел по телевизору футбольный матч и не знал, что события так разворачиваются. Только на следующий день понял, ЧТО ИМЕННО пропустил».
Я «свою» Стену тоже помню. Отец в то время работал в Берлине, и мы с матерью не могли понять, что случилось. Он не звонил. На том конце провода не соединяли. И только какие-то отголоски из транслирующихся по телевизору новостей. Это потом стало известно, что был приказ советской группе войск оставаться в казармах, что были провокации, и напряжение стояло, как если закурить на пороховой бочке. Это потом, спустя несколько месяцев, отец вернулся и привез в качестве сувенира белое полотно самодельного транспаранта с надписью синей краской «Die Mauer muss weg!» («Долой стену!»). Позже это полотно у него выпросил кто-то из друзей семьи.
Тогда у многих была своя Стена (занавес, несвобода – как угодно можно назвать). И у нас и у них. Кто-то был убежден, что никогда в жизни, например, не попадет к родственникам, жившим за бетонной стеной. Так же как для нас сама мысль о возможности попасть в Америку была фантастической (песня «Good bye Америка» не случайно появилась в конце 1980-х). Кто-то был уверен, что никогда не прочтет некоторых книг, потому что они были запрещены.
В этом смысле дата падения Берлинской стены для немцев – действительно все изменившая, пройденная исторически и оставшаяся в памяти. Вот почему праздники имеют огромное значение в жизни государства. Они и есть манифестация того, «о чем это государство», что в нем действительно ценится.
Этот вопрос о том, какие у нас должны быть праздники, сейчас остро стоит в России. Естественно, и политики, и философы не раз поднимали этот вопрос. Например, говорили о возвращении тех праздников, какие у нас были до 1917 года. А до 1917-го они у нас были православные. Плюс один гражданский – восшествие на престол царя (в современной трактовке – инаугурация президента). Они не несли с собой никакой трудовой и военной нагрузки.
Возвращаясь к нашему ноябрю… Праздник, посвященный освобождению Москвы от польского гнета, как минимум наводит на мысль: а как же поляки, и наши с ними и без того непростые отношения? В то время когда нам, наоборот, лучше бы переключить ресурсы на мирные цели, мы снова выбираем смысловую военную нагрузку. Что касается праздника единения с военной нагрузкой, он у нас уже есть – 9 мая. И ничто по энергетике с ним не сравнится.
У праздников есть такая особенность – многие из них являются одним из главных элементов государственного строительства. Не случайно в СССР с датами все было понятно. Идеологически понятная универсальная база: День Победы, 1 мая, ноябрьские, февральские. Полное революционного пыла единение народа, с дружеским общением и прочими сопутствующими возлияниями.
Если человек не понимает, на каком языке с ним говорят, это гораздо труднее, чем если люди будут говорить на определенных, но разных языках. В последнем случае можно хотя бы перевести.
В России сейчас совершенно несогласованный календарь. Мы можем отмечать одновременно Пасху и Хэллоуин, Рождество католическое и вслед за ним православное. А нужно либо то, либо другое. И чем глубже эта разрозненность и противоречивость, тем сильнее хочется праздновать именно день революции. Особенно, глядя на небывалый экономический подъем в отдельно взятой стране победившего коммунизма – Китае.