Какое удивительное начало осени у нас случилось! Я не могу припомнить, когда в конце сентября и в начале октября было так тепло, когда так сияло солнце, звенела золотом падающая листва, прозрачно синело небо и не моросил нудный осенний дождик.
Темень, сырость и холод сейчас начнутся - от этого никуда мы не денемся. Но за эту красоту мы должны быть благодарны, хотя вокруг Москвы из-за нее и начали снова дымить торфяники. Ну так выбирайте, что лучше: гнилая осень или пожары на торфяниках. Понятно, этот выбор очень сложен, в нем валаамова ослица не разберется, но лучше свобода выбора, чем ее отсутствие.
Было изумительно красиво. А красота, как считал Достоевский, спасет мир. С Достоевским я рискну во многом не соглашаться, но насчет красоты, спасения и мира я уверен: он догадался. Только красота и может спасти мир.
Хотя бы потому, что никто и никогда не придет к окончательному решению вопроса, о том, что такое красота. И это очень хорошо: ни один эстетический Геббельс не окажется способным вынести не подвергающийся обжалованию вердикт. Но некоторый обобщенный консенсус по поводу красоты все же возможен, и вряд ли кто-то мне станет противоречить, что начало осени в Москве было прекрасным.
А кто лучше всего чувствует красоту? Конечно, дети, потому что малых сих, несомненно, есть Царство Небесное. Аристотеля, Аквината, Леонтьева, Хайдеггера и Фуко они не читали - им покуда не надо, у них еще не отшиблены загадочные рецепторы, безошибочно определяющие, что прекрасно, а что - нет.
А другие существа, безусловно чувствующие прекрасное, - это бессловесные животные. Например, собаки.
Возьмем кучи золотых палых листьев. Дворники их старательно собирали. Дворницкий труд тяжел, но я убежден, что, собирая эти кучи, они испытывали нечто вроде того, что Аристотель обозначил как катарсис. Я совершенно и серьезно уверен, что собирание золотых листьев в кучи - это другое, чем подбирание пустых жестянок, использованных шприцев и презервативов либо тюканье ломиком по льду темным зимним утром.
Что делали собаки с кучами? Сперва наперегонки мочились на них, а потом всеми четырьмя конечностями их разбрасывали. Желательно - как можно дальше, чтобы золотые блестки снова осыпали мир.
Чем занимались дети? Выхожу одним из дивных дней во двор и вижу, что соседские дети сгребли собранное дворниками и расшвырянное собаками в одну огромную кучу. И сидят в ней, зарывшись по шею, на лице у них - счастье.
Разумеется, это негигиенично, и неизвестно, куда смотрели их родители.
Но насчет полного соответствия прекрасного гигиене - это вопрос к глянцевым журналам. Там, особенно где "модно быть умной", насчет этого дела знают куда лучше Фомы Аквинского.
А родители, за пропорцией прекрасного и грязного не следящие? Что же, чудное начало осени и их вывело из состояния эстетической, этической и прочей упертости. Они - и все мы - потеплели душой. Хотя бы потому, что на нас пролилась свобода выбора между неминуемым будущим и волшебным настоящим.
Это выражалось и в том, как одеты были москвичи в эти дни. Кто в пуховике, но в сандалиях на босу ногу, кто - в осенних сапогах, но с голым пупком. А то и в шортах, футболке, замотав, однако, горло фуляром.
Это потепление нашей анимы и расхристанность, по-моему, очень хороши. Хотя бы ненадолго, но нам удалось быть совершенно разными, при этом восхищаясь излившимся на нас счастливым золотым дождем.
Возможно, это позволит с честью пережить долгую и унылую зиму. Ведь куда нам деваться от зимнего бреда, готового неизбежно на нас накатиться и заставить снова ежиться от ментального озноба? И это уже начинается, смеркается и потрясывает.
Зато чудным сентябрьским деньком майор Троянов залетел верст на двести в Литву. Зачем он совершил этот поступок, а также была ли под этим какая-то подоплека политическо-стратегического свойства - не имею понятия. Я абсолютно не разбираюсь в проблемах навигационных систем авиации и никак не хочу углубляться в сложные и глупые правила оборонных игр. И что делать с майором Трояновым - тоже не мое дело. Дать ему орден или разжаловать - пусть решает президент и прочие начальники, нам на шею севшие.
Я бы Троянову на шею повесил пурпурно-золотой кленовый лист. Пусть красуется.
Но я рад за литовских хуторян. Ни с того ни сего им почти на голову обрушилась такая красота! Побежав ее подбирать, один из хуторян, кажется, его звали Юозас, обрел авиационную пушку и сообщил тут же скопившимся журналистам: "Ой, ептыть, красота-то какая эта пушка!" Но у него, бедолаги, красоту отобрали сотрудники литовских спецслужб, тоже, наверно, изголодавшиеся по прекрасному.
Напрасно они это сделали. Надо было простому человеку оставить красоту.
Повторяю за Достоевским: красота спасет мир. Оставили бы пушку Юозасу - глядишь, Россия не стала бы свариться с Литвой и прячущейся за ней НАТО.
И пошел я на рынок у метро "Тимирязевская", рядом с которой проживаю. Признаюсь, не только в поисках красоты, а также по двум другим причинам. Купить баранины и сопутствующих товаров и заняться фотографированием. Дело в том, что один немецкий архитектурный журнал мне заказал статью об урбанистической ситуации в Москве, а заодно попросил прислать "photos which fit". Что подходит лучше всего для иллюстрирования сегодняшней Москвы? Конечно, архитектурные безобразия Лужкова и "Донстроя", не менее - ХХС и Зураб Константинович, дом "Патриарх" на Садовой и чудесный дом, недавно построенный Михаилом Филипповым в Казачьем переулке.
Но меня просили написать не о провалах и достижениях нашей архитектуры, а о том, чем ныне представляется Москва.
Наверняка Москва - это прежде всего ее среднестатистические обитатели, обычные жилые кварталы, рынки и узлы транспортных артерий. А что может лучше иллюстрировать эту идею, чем социопсихологический кластер вокруг "Тимирязевской", не на "Выхино" же через всю Москву мне было ехать?
Я сперва пришел за бараниной в мясную лавку, где всегда покупаю, дородная продавщица Оксана велела мяснику Али, чтобы он мне баранью лопатку порубил красиво. Мол, постоянный покупатель, но Али порубил мясо не очень эстетично. Наверно, бедняга не имеет возможности уходить с рынка и расшвыривать золотые листья движениями ног. В соседней лавке Ахмаджон мне смешал смесь для готовки - барбарис, сумах, зиру, гвоздику, бадьян, сухую кинзу, паприку и что-то еще только ему известное. Я ему доверяю. Уверен, опиатами он не торгует.
Затем я приобрел свежей кинзы, петрушки и cимеизских (настоящих - уверен!) "бычьих" розовых томатов у мамаши Астрик из Дилижана. Как же красив осенний московский рынок - ответственно говорю, фламандские живописцы спятили бы. Какой лук, какие персики, что за зелень и орехи, какие картошки, морковки, огурцы, груши, дыни, кочаны, синенькие, алеющие помидоры и арбузы! Что за корейская еда и вобла с Дона! Не было, жалко, россыпей моллюсков и пластов морской рыбы. Что делать - Москва, хотя она и порт пяти морей, расположена далеко от соленой воды.
И я отправился фотографировать.
Одно из самых удивительных сооружений в Москве, я считаю, комплекс из трех высоченных краснокирпичных башен возле метро "Тимирязевская". Не потому, что эти здания представляют какой-либо интерес с архитектурной точки зрения. Нет, штука вполне и уместно уродливая. Но главное - эти здания масштабно никак не укладываются в соседнюю Москву: рядом с панельными девятиэтажками-опятами, стоящими рядом, они выглядят как тропические грибы из рода Phallus Impudicus (по-русски - "Веселка обыкновенная"), а людишки, мимо них идущие, и вовсе - как мимолетные комарики. И вокруг - пышный урбанистический кластер.
Я не фотограф, большой камеры, какая должна быть у профессионала, у меня нет, делал snapshots при помощи маленького "Никона". Смотрю в экранчик, как приезжий турист, ловлю три башни в кадре вместе с кишением рыночной жизни, и кто-то меня хватает за локоть.
"Братан, ты это... Осторожнее. Тебя сейчас менты нагреют".
Оборачиваюсь - интеллигентный бомж в возрасте. "Ты все же, братан, будь осторожнее".
И ушел. Зато пришли два юных милиционера - один с палкой, другой с рацией. Тот, что с палкой, спрашивает: "Это мы что фотографируем?"
Говорю: "Да так".
А мент повторяет: "Это мы что фотографируем?" Второй - молчит и дышит в рацию.
Я, видимо, ошибившись в дискурсе, им говорю, что фотографируем не мы, а я. На что слышу: "Что, отец, фотографируешь?"
"Да вот, - говорю - дома фотографирую, которые за железной дорогой".
Тут тот, который с рацией, по-волчьи на меня взглянув, гавкает: "Отец, запрещено снимать железную дорогу".
И я тут вспомнил историю про своего приятеля, в начале 80-х зачем-то попытавшегося сфотографировать свою беременную на девятом месяце жену на платформе "Мытищи", куда они приехали в гости к проживавшему в Мытищах другу.
Как только он достал "Зенит", из-под локтя возник доброжелатель и спросил: "Это что мы здесь фотографируем?" А потом пришли милиционеры и моего приятеля и его жену отвели в участок. Они там провели три часа, пленка из "Зенита" была торжественно засвечена. Жена родила мальчика Петю через пару недель, так что все закончилось хорошо.
Знаете ли, был в СССР закон двадцать какого-то года, в соответствии с которым - цитирую не буквально - в СССР разрешается фотографическая съемка любых предметов и лиц, кроме предметов и лиц, имеющих оборонное и стратегическое значение, а также иных предметов и лиц, могущих иметь оборонное и стратегическое значение. Интересно, этот закон отменили или, напротив, вернули в активность?
Ага, думаю, сейчас заберут. А у меня в рюкзаке баранина и кинза, и в участок отправляться скучно. Но тут тот, кто с палкой, говорит: "Молодой человек, пленку отдайте". Я бы, чтобы в околотке не терять времени, кассету достал, но как это сделать с "Кулпиксом"?
"Нет у меня пленки". - "А что есть?" - "Еда в рюкзаке". Показываю. Интересуются, но не очень: что делать с сырой бараниной? - "А деньги есть?" Денег у меня некоторое количество оставалось, и я был готов с ними расстаться. Но тут который с рацией из злобного волчонка превращается в радостного ребенка.
"А правда, что ли, в нем пленки нет? А покажите!"
Показываю на экранчике, причем случайно нажимаю на кнопку "быстрый просмотр".
Мальчишки в серой форме в восторге. "Ууу, бля... А это прямо сейчас снял - и вот?!"
Да, снял и - вот. На том и разошлись. И царило над нами великое синее небо.
Так что иду домой по пустырю, сияющему бриллиантовыми кучами палых листьев, гнетет меня рюкзачок с бараниной, кинзой и четырьмя с половиной мегапикселями, а тут свербит мобильник. Звонит приятель, художник Александр Косолапов, и говорит, что у него с выставки "Русский поп-арт" в Третьяковке сняли картину.
История такая. Не так давно открылась эта самая выставка, и искусствоведы и художественные критики наперебой спорили о том, был ли поп-арт в СССР, или не был. Одни говорили - был, а другие - сомневались, потому как существование поп-арта предполагает существование общества потребления и засилье массовой поп-культуры, а таковых в СССР не было. В общем, спорили-спорили, так ничего толком и не решили.
А Косолапов - художник известный и уважаемый. Вместе с Комаром и Меламидом - один из основателей соц-арта. В 1975-м эмигрировал в Америку.
И там у него случился скандал. Он сделал картину, изображавшую как бы рекламный плакат "Кока-Колы": на красном фоне белым фирменным шрифтом слоган "Coca-Cola is the real thing", в правом нижнем углу подпись "Lenin", а в левом верхнем - профиль Ильича. Руководство "Кока-Колы" разъярилось и подало на Косолапова в суд за использование логотипа и слогана бренда в ненадлежащем контексте. Но потом иск отозвало, поняв, видимо, что произведение Косолапова их корпорации на руку в рекламном смысле.
Ну а Косолапов остался верен своему творческому методу. То изобразит пачку Marlboro, но с надписью Malevich, то изваяет статую Ленина, но с головой Микки-Мауса. Или сделает копию скульптуры "Рабочий и колхозница", опять же с головами Микки и Минни.
И, повторяю, он художник по праву уважаемый и признанный. Его работы - в коллекциях Третьяковки и Русского музея. И сейчас он в числе очень немногих современных российских художников участвует в выставке "Россия!" в нью-йоркском "Гуггенхайме", которую с помпой открывал Путин.
Впрочем, в самой России Косолапова все время преследуют скандалы. Он поучаствовал в пресловутой выставке "Осторожно, религия!" - там его картину (снова по поводу "Кока-Колы", с изображением Иисуса и с подписью "This is my blood") уничтожили разъяренные радетели православия. Другую его работу в этом году на ярмарке "Арт Москва" покромсал еще один радетель православия, а в свое оправдание тут же показал справку о том, что он психбольной.
На выставке в Третьяковке он выставил огромную инсталляцию под названием "Давно ли вы ели икру?". По его мнению, она анализирует ситуацию с потреблением в Америке и в России. В том смысле, что в Америке "Кока-Колу", главный национальный американский символ, пьют все - от Буша до последнего бомжа, а в России черную икру, тоже важный национальный символ, едят очень немногие.
Икра в России - тема немаловажная. Например, в 2001, кажется, году Государственной премии РФ получил в Кремле из рук Путина замечательный дизайнер Андрей Логвин. И одно из произведений, за которые он был удостоен Госпремии, - это плакат: на нем фон из красной икры, а черной икрой выложены слова "Жизнь удалась!".
Косолапову пока повезло меньше.
Итак, одной из частей его инсталляции про икру был фотоколлаж с изображением иконного оклада, но вместо иконы - черная икра. И на выставку пришли радетели православия, эту "Икру-икону" сфотографировали и показали настоятелю храма Св. Николая в Заяцком о. Димитрию Смирнову. А потом вместе с батюшкой написали письмо руководству Третьяковки про то, что работа Косолапова их возмущает, потому что она разжигает религиозную и социальную рознь и ненависть.
Насчет религиозной розни и ненависти - это мы уже слышали не раз.
По-моему, хочешь розниться, то есть не быть в точности таким же, как тот, кто рядом, хорошо. При условии, что не обижаешь того, кто рядом. А ненависть - конечно, очень плохо.
Но я почему-то вижу: тот, кто хочет в себе возбудить ненависть и рознь, непременно это сделает. Ему не в том контексте показать "Троицу" св. Андрея Рублева - непременно перегреется духом и возмутится.
Но касательно возбуждения ненависти и розни, сеемой работой Александра Косолапова, - я все же в недоумении. Хотя бы потому, что возмутились только православные. Иудеи куда смотрят?
Между прочим, черная икра - продукт некошерный. И ее общественный показ есть повод последователям иудаизма, одной из религий, признанных традиционными в РФ, потребовать забить Косолапова камнями как кощунника, нарушающего закон Моисея.
Про буддистов и мусульман - а у них право слова тоже есть - умолчу. Но бог с ней, с религиозной рознью. Интереснее обвинение Александра Косолапова в разжигании социальной розни. Что имеется в виду? То, что в России и правда отнюдь не все едят икру?
Хотите есть икру - понимаю. Но это дорогой, реликтовый продукт, и, чтобы жрать ложками белужью икру, надо приложить старания. Желаете - прикладывайте, а если сильно трудиться охоты нет (у меня ее, например, не имеется), то пускать слюни на икру нет решительно никакого повода. Можно и попоститься.
И пошла плясать губерния. Гендиректор ГТГ Валентин Родионов, желая уйти от греха подальше, велел картину Косолапова вынести с выставки. Поступок для директора главного музея очень важной страны - экстраординарный. И прецедентный: ныне мы обязаны подумать, что бы еще вынести, от греха подальше, из Третьяковки?
О чем и сообщила в прессе главный хранитель ГТГ Екатерина Селезнева, напомнив, что в постоянной экспозиции в Лаврушенском переулке находится такой признанный шедевр русского искусства, в свое время единодушно осужденный клириками Русской православной церкви, как "Сельский крестный ход на Пасху" художника Перова. Там лица духовного звания и прихожане изображены безобразно пьяными, настолько, что один из них икону несет вверх ногами.
Она, к сожалению, забыла рассказать о том, что по соседству с Перовым в Лаврушенском висит другой шедевр - "Се человек" Николая Ге, из-за которого этого художника чуть не анафематствовали. Да и еще там всего немало, способного вызвать возмущение. "Демон" Врубеля хотя бы.
Это про шедевры. "Икона-икра" Косолапова шедевром не является - по моему мнению. И я даже согласен, что множество картин стоило бы вынести из Третьяковки. Но не по причине их богословского и социологического наполнения, а просто ради экономии места в нашем главном музее.
Если же речь идет не о шедеврах, а об обычной культурной жизни, то ситуация, на мой взгляд, становится еще более простой. Я близок к мнению, что вынесенная из ГТГ картина Косолапова - штука глупая, да и, возможно, Косолапов себе на плечи, как своим скульптурам, приклепал голову Микки-Мауса. Художнику это, впрочем, отчасти простительно. Директору музея - нет.
И снова вспоминаются гениальные строки из Козьмы Пруткова:
"Нет ничего гаже и плюгавее
Русского безбожия и православия".
Потому что, по-моему, ни православие, ни безбожие совершенно не обязаны быть плюгавыми и гадкими.
А с другой стороны - все отлично. Глупость в мире постоянна по меньшей мере со времен Эразма Роттердамского, написавшего панегирик в ее честь, а за осенью с ее золотом приходит зима, все затаивающая своей белизной.
Пурпурно-золотые листья скоро неизбежно превратятся в тлен, а на головы Микки-Маусов разных мастей уложатся охлаждающие мозги снежные шапки.
И все, возможно, будет изумительно.