От редакции: За последние десять-двенадцать лет "университеты мирового уровня" - сокращенно - УМУ (World class univercities - WCU) стали почти аббревиатурой, расхожим клише. На самом деле, сегодня эта территория становится все более напряженной - и по возрастающей конфликтности, и по тому, что все большее внимание крупного бизнеса и политиков привлекает эта, порой, взрывоопасная, сфера. Русский журнал попросил рассказать о своем опыте Тимоти Гартона Эша (Timothy Garton Ash), историка и журналиста.
"Русский Журнал": Ваша академическую жизнь проходит между двумя университетами, Оксфордским и Стэнфордским. В чем разница между ними сегодня?
Тимоти Эш: В 2006 году Стэнфорд объявил, что "бросает вызов", поставив перед собой цель привлечь денежные средства в размере $4.3 млрд, или около 2.2 млрд фунтов по сегодняшнему валютному курсу. В июле-августе 2008 Оксфорд развернул кампанию по сбору средств в размере как минимум 1.25 млрд фунтов; до сих пор такую сумму не удавалось собрать ни одному европейскому университету.
РЖ:Но в стратегии Оксфорда последнее время просматривается заимстованная стилистика...
Т.Э.: Действительно, так действуют крупные американские университеты, входящие в мировую суперлигу.
РЖ:Но тогда возникает более общий вопрос: какое будущее у европейского университета? Иными словами: сможет ли Европа иметь через десять лет хотя бы один первоклассный исследовательский университет?
Т.Э.: Этот вопрос, в свою очередь, является частью более общей головоломки: как может Европа остаться собой во все более неевропейском мире? В настоящий момент Европа представлена в списке лучших десяти университетов четырьмя вузами, и все они - английские; это Оксфорд, Кембридж, Имперский колледж Лондона (Imperial College, London) и Университетский колледж Лондона (University College, London). В другой, конкурирующей рейтинговой классификации, проведенной Шанхайским университетом Цзяотун (Китай), в топ-десятку вошли только два европейских колледжа, Оксфорд и Кембридж ("Оксбридж"). Остальные восемь университетов - американские, но в Поднебесной надеются, что вскоре в десятку лучших войдет по меньшей мере один китайский университет.
РЖ:И все-таки, Оксфорд...
Т.Э.: Объясняя свое решение развернуть кампанию по сбору средств, Оксфорд ссылается на изменившуюся мировую "университетскую среду": сегодня мы живем "в мире негарантированного государственного финансирования и постоянно возрастающей глобальной конкуренции". Я наблюдаю эту конкурентную борьбу за лучших преподавателей и студентов каждый день, независимо от того, где нахожусь, в Оксфорде или Стэнфорде. В сфере высшего образования та же ситуация, что и в других секторах мирового рынка, будь то рынок компьютеров, нефти или финансовых услуг. Оксфорд еще держится в топ-десятке, но, по правде говоря, из последних сил. Для самых ярких и талантливых молодых преподавателей со всех концов мира "атрибуты престижа" - подернутые патиной времени четырехугольные здания, высокие столы для почетных гостей и несравненная по своему богатству интеллектуальная традиция ? пока еще компенсируют низкую заработную плату, высокие цены на жилье и трудности, связанные с процессом обучения, гораздо большие, чем те, которые существуют, скажем, в Стэнфорде.
РЖ:Являются ли деньги - главным активом в этом секторе глобализованного рынка? Как "устроены" финансовые схемы? Есть ли конфликт (или, наоборот, гармония)между госфинансированием, частным и бизнес-участием?
Т.Э.: Не единственный, но важный. Государственное финансирование высшего образования возросло при Новых лейбористах после катастрофического снижения в период правления Маргарет Тэтчер, но оно не может полностью решить проблему чрезвычайно разросшегося университетского сектора. Госфинансирование неизбежно влечет за собой рост влияния бюрократии и усиление политических ограничений; в условиях острой нехватки средств на социальные нужды такая мера едва ли приведет к позитивным результатам. Как бы то ни было, "финансовая и интеллектуальная независимость идут рука об руку", как сказано в агитационной брошюре, призванной подкрепить кампанию Оксфорда - в разделе, озаглавленном коротко и ясно: "Свобода".
Пораженцы смотрят в сторону Гарварда, финансирование которого составляет $35 млрд, и говорят: "Мы никогда не выйдем на такой уровень". Но Гарвард есть Гарвард: это особая статья. Стэнфорд получает чуть больше $17 млрд, Принстон - около $15 млрд. Если собрать воедино финансирование, выделяемое всем оксфордским филиалам, университету и соответствующим трастам и фондам, и прибавить к этой сумме доходы от успешно функционирующего издательства Oxford University Press, получится цифра, приближающаяся к $11 млрд. Но в этих расчетах не учитывается то обстоятельство, что стоимость земли, которой владеет Оксфорд, указывается по расценкам XV - XVI веков (сюрреалистическая черта, достойная такой оксфордской классики, как "Алиса в стране чудес"). Прибавим к этому успешную кампанию по привлечению средств, которая даст еще $2.5 млрд, - и мы вплотную приблизимся к Принстону.
При этом фонды в совокупности с государственным и частным финансированием исследовательских программ, коммерческим партнерством и его ответвлениями - лишь часть всей этой истории. Крупнейшие университеты Америки тоже имеют дополнительные доходы. Хотя обучение в Оксфорде может влететь в копеечку студентам из стран, не входящих в Евросоюз, но плата за обучение для британских граждан (в каком бы университете они ни учились) покрывается правительством в размере до 3,000 фунтов в год; это в три раза превышает сумму, выделявшуюся на эти цели до 2006 года, и следует признать, что британское правительство тратит на высшее образование больше средств, чем правительства большинства стран континентальной Европы. Учитывая все потоки специального правительственного финансирования, поддерживающего уникальную, базирующуюся на колледжах систему обучения Великобритании, Оксфордский университет рассчитывает на государственные субсидии в размере от 7,000 до 8,000 фунтов в год на одного британского студента. Если бы было принято решение реально "пойти по американскому пути" и применить "модель частных фондов", Оксфорд должен был бы по меньшей мере учетверить сбор благотворительных поступлений и при этом отказаться от конкурса при зачислении студентов - с тем чтобы иметь возможность платить стипендии учащимся из бедных семей, взимая необходимые средства с богатых семейств, члены которых принимались бы в университет "вслепую".
РЖ:Какие перспективы вы видите?
Т.Э.: Возможно, за следующее десятилетие Оксфорд так или иначе вырулит на эту дорогу, но это не может произойти быстро, в режиме "поворота на 180 градусов", без достижения сложных договоренностей и согласований, ибо Оксфорд находится не в Америке, а в Европе. Мало того, что оксфордские преподаватели и студенты действуют в европейском политическом контексте, либеральном и социал-демократическом в своей основе; они сами являются носителями "европеизма", разделяя ценности, присущие нашему континенту. Они признают, в частности, что если даже придется пойти, так сказать, по стэнфордской дорожке, это не снимет с повестки дня трудные вопросы, касающиеся зачисления студентов из бедных семей, равенства возможностей и социальной справедливости.
РЖ:По сути, это чисто политическая тема?
Т.Э.: Здесь не место обсуждать эти вопросы по существу, но суть дела, в общем-то, ясна. Система предоставляемых студентам правительственных займов, которая обеспечивает покрытие расходов на образование на уровне 3,000 фунтов на одного студента в год, рано или поздно будет пересмотрена; ее проверка начнется уже в следующем году, но результаты работы соответствующей комиссии скорее всего будут объявлены только после следующих выборов, поскольку ни лейбористы, ни тори не хотят, чтобы эта тема стала картой, разыгрываемой в ходе предвыборной кампании. Правительство объясняет свою приверженность системе займов студентам стремлением сохранить доступность университетского образования для абитуриентов из государственных школ и выходцев из малообеспеченных семей. Оксфорд чрезвычайно скрупулезно соблюдает принцип меритократии в отборе студентов (гораздо более строго, чем это делается в некоторых ведущих американских университетах, которые предоставляют привилегированный доступ к образованию детям "заслуженных выпускников"; отсюда возможность такого феномена, как йельский выпускник Буш-младший), но применению этого принципа мешают слишком многие обстоятельства, как-то: неосведомленность населения о действующих там правилах, пессимистически настроенные школьные учителя и не поддающийся деконструкции имидж привилегированных университетских кругов, почерпнутый из романа Ивлина Во "Возвращение в Брайдсхед". Но сегодняшние тори уже не те, что раньше, и если Дэвид Камерон станет 26-м премьер-министром Великобритании, получившим образование в Оксфорде, они не будут это особенно афишировать.
РЖ:Не относится ли ваш пример к отчасти виртуальной проблеме политического имиджа? Если стоимость обучение повысится, сможет ли правительство соответствующим образом увеличить займы студентам?
Т.Э.: Существуют вполне реальные политические дилеммы. В случае, если это произойдет, выпускники университетов будут обременены большими долгами, а правительство - возросшими затратами. Или правительство само покроет разницу, отобрав необходимые для этого ресурсы у больниц, государственных школ и социальных программ? Или оно посоветует университетам самостоятельно изыскивать средства на покрытие этой разницы? Если проводимая Оксфордом кампания окажется успешной, в результате можно было бы создать из собранных денег фонд, предоставляющий стипендии менее обеспеченным студентам, как это делается в Гарварде и Стэнфорде. Но Оксфорд и Кембридж - единственные крупные университеты в Европе, которые могут хотя бы мечтать о таких вещах.
Фонды Имперского и Университетского колледжей Лондона не могут даже приблизиться к такому уровню финансирования, не говоря уже о других ведущих британских университетах. Поэтому если государственное финансовое покрытие будет отменено и эти университеты будут вынуждены поднять плату за обучение (а их академический престиж позволит им это сделать, несмотря на жесткую конкуренцию на глобальном рынке образования), кто будет оплачивать разницу за студентов из бедных семей?
РЖ:Не превратятся ли элитные университеты, не входящие в Оксбридж, в пансионы для богатых - и преимущественно иностранных - студентов?
Т.Э.:У меня нет ответов на все эти вопросы. Я не назвал и половины возникающих в связи с ними проблем. Но я знаю, что нам придется заняться их обсуждением в ближайшие годы - и не только в Британии, но и во всей Европе. Фундаментальный вопрос (если хотите, назовите его "оксфордским вопросом"), на который нам предстоит ответить, таков: можем ли мы, европейцы, иметь исследовательские университеты мирового уровня, продолжая придерживаться принципа социальной справедливости в высшем образовании? Или нам придется выбрать что-то одно?
По материалам Guardian