Стоит отметить, что тема, затронутая в тексте Владимира Можегова едва ли может быть названа праздной. Очевидно, последние инициативы президента Медведева, связанные с преподаванием основ религиозной культуры и светской этики, равно как и с введением института военных священников, это часть куда более основательных сдвигов. Государство явно взяло новый курс в выстраивании взаимоотношений с религиозными организациями.
И тут вполне закономерен вопрос – а к чему собственно мы движемся? Не в плане тактики, а именно в плане стратегии. Ответ Можегова таков – мы движемся к превращению православия в новую государственную идеологию, к превращению, которое со стороны государства мотивируется концепцией "столкновения цивилизаций" американского ученого-визионера Самюэля Хантингтона. Сильный тезис, с которым все же едва ли можно согласиться.
Но, ладно, если идеи Хантингтона, действительно, уж настолько популярны в России (допустим), а "православная цивилизация" - это последний писк политической моды (тоже, допустим), то мне хотелось бы отметить несколько моментов.
* * *
Прежде всего, возвращение религий в общественное пространство – это уже свершающийся факт. При чем факт, касающийся не только России, но и мира в целом. В этом смысле Россия идет в ногу со временем. И одна из причин повышенного внимания к религиозным традициям – истощение секулярных идеологий. Марксизм, национализм (гражданский уж точно) в общем и целом исчерпали свой потенциал. По крайней мере, былого могущества им уже, наверное, не вернуть. Отсюда интерес к иным видениям мира.
Этот повышенный интерес помимо новых возможностей несет для религиозных традиций и свои опасности. Основных опасностей две.
Первая – это опасность для самих религий: их превращение в подобия идеологий (в плохом смысле этого слова). Мол, прежние идеологии нас уже не устраивают, так давайте состряпаем идеологию из тех религиозных традиций, которые есть под рукой. В этом случае религиозные смыслы и ценности превращаются в риторическое сопровождение никак не связанных с этой риторикой процессов. Те или иные деяния легитимируется на этот раз ссылками, например, на Писание. Почему это именно опасность, надеюсь, объяснять не требуется.
Вторая опасность касается уже не столько самих религий (хотя и их тоже), сколько общества. Эта опасность – фундаментализм или некритическое принятие всего того, что, якобы, освящено традицией. Это слепое следование авторитету, тупой фидеизм, короче, то, что вполне справедливо называют понятием мракобесие. Лично я не хочу жить в стране победившего мракобесия.
В российском контексте обе опасности актуальны, особенно учитывая консерватизм православия и некоторую, мягко говоря, "неловкость" бюрократии. Собственно именно об этом и говорит Владимир Можегов: утрированно обрисованная им концепция "православной цивилизации", да еще и помноженная на действительно модный тезис о "столкновении цивилизаций", вполне может воплотить две вышеописанные опасности в жизнь.
* * *
Но все же Владимир Можегов уж слишком сгущает краски. Ведь, что ни говори, а в теории Хантингтона, равно как и в концепции "православной цивилизации", есть своя доля правды.
В чем прав Хантингтон? Не будем рассматривать его тезис о "столкновении цивилизаций" как законченную философскую систему. Скорее это некая интуиция, которую можно плодотворно развивать. Мир, действительно, расколот, это трагедия, но это факт. И эту расколотость не преодолеть красивыми словами о свободе и демократии, не преодолеть ее и псевдоглобализацией, ведь корни этой расколотости уходят куда глубже слов, намерений и экономических процессов, к которым, собственно, и сводится нынешняя "глобализация".
Так что симпатии российского общества и российской власти (я не знаю, но Можегов говорит) к тезису Хантингтона понятны и вполне объяснимы. Данная концепция опровергает вот уж действительно ложный и опасный тезис о "конце истории" и окончательном торжестве западного либерального проекта. Нет единственного универсального пути развития общества, а если и есть, то таковым он становится, лишь если мы сами начинаем считать его таковым. Есть много разных способов существования, много разных типов обществ, культур, каждая из которых определяется теми или иными основополагаюшими культурными и историческими событиями, запускающими свои уникальные "ряды" явлений, конституирующие то, кем мы являемся сегодня. Так для христианской традиции такой "ряд" был запущен событиями, описанными в Евангелиях, благодаря которым собственно эта традиция и существует.
Отсюда напрямую вытекает и некоторая правота тезиса о "православной цивилизации". Нам действительно не отмахнуться от нашей истории (в том числе и от истории церковных расколов), культуры, языка, мы конституированы ими. Мы не можем отбросить все это во имя некоего гипотетического универсального основания (будь то хоть гносеологический субъект, хоть кто или что), способного стать фундаментом общезначимого теоретического знания о мире и практического поведения в нем. Собственно, западная философия это прекрасно поняла, что, в частности, отразилось в концепции "лингвистического поворота". Вместо поиска универсальных оснований, следует пытаться понять нашу конституированность историей, культурой, языком, религиозной традицией. В этом направлении двинулись многие западные мыслители, как например канадский философ-гегельянец Чарльз Тейлор в своей фундаментальной работе "Секулярная эпоха".
Собственно, тезис о "православной цивилизации" (а также о "православной культуре") и есть – хочется надеяться – попытка понять, кто мы есть, и сделать из этого соответствующие практические выводы.
* * *
С другой стороны, у меня в связи с концепцией "православной цивилизации" возникают следующие два соображения.
Во-первых, а куда девать наш опыт переживания и освоения современности, Модерна, ведь это тоже часть нашей истории. И, кстати, мощное антиклерикальное движение, кто бы что ни говорил, есть тоже часть нашей истории. И вот тут уже нельзя не покритиковать сторонников "православной цивилизации" (если, конечно, я их правильно понимаю) – вы говорите об истории, о возвращении к корням, но при этом выкидываете сотни лет нашей истории, целые общественные движения и традиции во имя, честное слово, сомнительного идеала верности неким традициям. Тогда уж свое слово могут сказать и язычники, смахивающие века христианской истории России во имя уж совсем седой старины.
Во-вторых, если тезис о "православной цивилизации" – это попытка понять какие-то наши особенности, от которых никуда не деться, то это одно. Если же это новый взятый с потолка государственный идеал, то нет спасибо! Тогда, действительно, "возвращение брежневской модели СССР …, где на место дискредитированной КПСС вступает модернизированная РПЦ" есть самый оптимистический сценарий.
Мы, действительно, конституированы, в том числе и православной традицией, но конституированность – не значит обреченность следовать традиции со всеми ее, скажем так, нехорошими примерами. И вот тут уже хочется, чтобы голос антиклерикалов звучал как можно громче…
* * *
И последнее, если уж говорить о стратегии, то может быть плодотворней вести разговор не о "православной цивилизации", но о "православной современности", то есть о современности, преломленной сквозь призму православной традиции? Ведь тем самым мы тут же выходим на прекрасно освоенную тему "множественных современностей", среди которых очень часто можно встретить упоминания, например, о "католической современности" или о современности "протестантской". Почему бы не быть и "православной современности"?