Серые атакуют, или Рассуждение о состоянии литературной печати

Для начала – тезис: в России давно уже нет литературных газет. Нет изданий, подобных The New York Times Book Review. Или, скажем, The Times Literary Supplement. Нет таких изданий, которые были бы авторитетны для литературного сообщества и для общества в целом, и вместе с тем – полно отражали бы… Вот тут – стоп. Вот тут очень внимательно. Потому что я понимаю, что именно с этого места начнутся вопросы: объяснить, что же именно должна была бы отражать такая газета, если бы она имела место – оказывается в наших условиях делом сложным. Представим себе некоторую идеальную ситуацию, при которой литературно-издательский процесс протекает в условиях нормальной, конкурентной, а не коррумпированной экономики, антимонопольное законодательство стоит на страже многообразия издательского рынка, и потому издательств, выпускающих достойную упоминания продукцию, у нас больше чем два, и даже больше чем двадцать, а в книжных супермаркетах и маленьких книжных магазинах репертуар практически не повторяется. Да, еще: писатели получают совместимые с жизнью гонорары, о которых договариваются с издателями их агенты, в то время как сами писатели, вместо того, чтобы на четырех работах добывать себе хлеб насущный, читают маленький и приятный курс творческого письма в каком-нибудь университете – в качестве отдыха от основной, писательской работы.

Утопия? Конечно. Но только при таких условиях многообразия, цветущей сложности и материально обеспеченной престижности литературы и может существовать «большая» литературная газетная пресса – как пространство ответственных, независимых и неангажированных экспертных высказываний, отражающих динамику процессов, происходящих в литературе. Высказываний, в которых нуждается рынок. Высказываний, которых ждет читатель. Высказываний, которые способны повысить или понизить престиж явления и по-настоящему повлиять на принятие решений в соответствующей области. Высказываний, которые покрывают все поле литературы и выявляют в нем значимые «зоны внимания». Высказываний, которые улавливают и задают тренды, ничего не замалчивая и не выводя за пределы рассмотрения. Словом, «большая» литературная пресса - это пространство нормальной, в сущности, литературной критики – критики как экспертного мнения. Такой, какая «водится» в некоторых наших толстых журналах, но только более оперативно откликающейся на события (если жизнь бьет ключом и событий много, то такая оперативность – необходима). Собственно, зоной такой критики сейчас являются, в основном, не специализированные литературные издания, а разделы литературы на портале Colta.Ru и в некоторых газетах (образцом жанра, безусловно, могут считаться материалы Григория Дашевского, а теперь и — молодого критика Игоря Гулина). Но литературный раздел в «большой газете» - это не совсем то же самое, что «большая газета» о литературе, о которой я говорю. Методом формировании картины литературы в случае «экспертного» раздела в деловой печати (а именно к деловой печати относится «Коммерсант», где работают оба названных обозревателя) является отбор и умолчание (в неотобранном – менее значимое). И, как ни странно, кажется, что объема одной рубрики на сегодняшний момент вполне, в сущности, достаточно, чтобы действительно все более-менее значимое отметить… Наша литература (я, разумеется, не имею в виду здесь издательский бизнес в целом, а только его значимо-литературную составляющую, исключая кулинарные пособия, календари и «жанровый» сегмент массовой литературно-художественной продукции) при наложении на нее возможной рамки газетного формата оказывается очень маленькой – два издательства, кажется, все же вот-вот сольющихся в экстазе, плюс пара-тройка издательств гуманитарной литературы, из которых самое крупное – без сомнения, и самое значительное, несколько премий – действительно весомых и заслуживающий разговора… Обозримое количество имен… Я не говорю уж о ничтожном количестве средств, которые вращаются в литературно-издательской сфере…

Не в этом ли причина фатальной неуспешности тех новых, чисто литературно-книжных проектов, которые время от времени появляются на рынке прессы? Вот, например, Ex Libris. Когда-то это приложение к «Независимой газете» было создано по модели вышеуказанных западных газет. Когда-то полосы были разделены по сферам знания, и газета была «заточена» под интеллектуалов-профессионалов – помимо «художки» там еще обозревались научные гуманитарные книги (мне, например, до сих пор помнится полоса «Филология», редактируемая критиком Ириной Каспэ). Потом газета изменила и команду, и формат. Стала проще, но – проблемнее, публицистичнее. Появились именные полосы, группировка книг на которых отвечала определенной «концепции момента», как ее видел ведущий полосы. В принципе, и в таком виде газета вполне адекватно отражала происходящее с литературой и с книгами. Адекватно – значит, так, что выстраивалась некая ранжированная картина, где вычленялось главное и не главное. И тот факт, что о твоем вечере или о твоей книге написал Ex Libris тогда что-то да означал. То есть было главное, что вообще отличает хорошую прессу от плохой – единство формата и четкость месседжа. К сожалению, к началу 10-х от всего этого не осталось и следа: газета резко провинциализировалась. Открываешь номер и недоумеваешь: почему эти, а не другие – книги, события, имена…? Что значат эти бесконечные презентации и посиделки, о которых пишут обозреватели - если выйти за пределы узко-литературного, узко-тусовочного пространства? Ибо тон редакционных материалов…гм, трудно его описать – какой-то фамильярно-необязательный, неряшливо-залихватский. Возьмем наугад номер газеты: «Юлий Ким предстал перед начинающими драматургами молодым, бодрым, в хорошем настроении…»; «Прошел творческий вечер Рады Полищук. Зрителей было в два раза больше, чем мог вместить каминный зал (гардеробщицы были удивлены)» Ниже и там же: «Многие произведения были написаны в форме внутреннего монолога. Этот – диалогический – способ человеческого общения…». Так диалогический или монологический? И почему бодрость любимого автора и удивление гардеробщиц - достаточная причина, чтобы писать о событии заметку на треть газетной полосы?

Смотрим дальше. Полоса «Поэзия» (кстати, разделение по областям знания куда-то делось из газеты, на разнообразный нон-фикшн теперь отведена всего одна полоса – впрочем, в этом номере поэзии посвящено две полосы, а прозы нет вовсе – видимо, на этой неделе в нашей литературе не было прозы - не завезли). Так вот на этой полосе имеются два материала. Один – академичный, тщательно продуманный отзыв на книгу Геннадия Гора, написанный литературоведом Денисом Безносовым, а другой – отзыв Юрия Кувалдина на поэму Анны Гедымин, который начинается словами «Есть выгнутое зеркало моей души в ее стихах»… «Тело есть лишь временное вместилище слова…» и так далее, и тому подобное. В как бы поэтическом стиле (где стихи есть именно «в виде поэзии», и ни в каком другом виде они быть не должны). Как один материал сочетается с другим, а все вместе – с общей задачей газеты, почему не соблюдается рубрикация – от номера к номеру – нет ответа. Точнее, есть. Но вам он не понравится. Как не нравится он и мне. У газеты попросту нет денег. Нечем платить авторам. И потому газета довольствуется тем, что принесут. Работает закон экономии усилий. Ты написал книжку, а твой друг по твоей просьбе – рецензию, – неси, опубликуем. Ты провел вечер – напиши о нем, или попроси друга, и появится заметка. С литжизнью, замечу в скобках, в СМИ вообще сложно. От всего многообразия литсалонов осталась пара «монополистов», и выходит, что вечера, организуемые ими – непонятно как описывать. Ньюсмейкеры-то одни и те же… Отдел рекламы придет и скажет – а с какой стати им одним такой пиар? Вот и пишет Ex Libris о каких-то малопонятных мероприятиях в Литинституте и в ЦДЛ. В то время как если и происходит что-то интересное на литплощадках, то все же – в Билингве, в Булгаковском Доме, иногда — в кафе Exlibris (не имеющем к разбираемой газете отношения)… Словом, делается газета практически на энтузиазме: с миру по нитке – голому рубашка. Так себе рубашечка, надо сказать. С «Книжным обозрением» – получше, но примерно такая же картина. Что и неудивительно: любая «большая» газета в условиях крайне скудного финансирования превращается в дружескую стенгазету или – поскольку речь идет об энтузиазме – в газету «партийную», защищающую интересы определенной литературной группы. С Ex Libris`ом произошли обе эти трансформации. И в любом случае он давно уже не работает как медиатор – между разными группами, партиями, частями литературного мира с одной стороны, и миром литературным и миром читательским – с другой. Интересно, какая часть подписчиков «Независимой» читает Экслибрис? И есть ли среди них те, кто, прочтя его, хоть что-то поняли о литературе? Думаю, заинтересованная аудитория давно уже перешла на чтение Colta.Ru и «Коммерсанта».

Но среди лиц, заинтересованных в литературе, есть и другие, для кого даже Ex Libris – слишком радикален и возмутителен. Для них у нас существует другая литературная пресса – во главе с «Литературной газетой». Об этой, «другой» прессе у нас принято молчать. Но, кажется, уже не стоит.

Да и писать о ней безумно трудно. Эта часть литературного поля при взгляде на нее сливается в некоторую неразличимость, «серую зону» - без особых акцентов и свойств, как бы не имеющую содержательной составляющей в той системе литературных координат, в которой нахожусь, скажем, я. Эта зона находится, фигурально говоря, на другом литературном «глобусе», и любая попытка ее описания упирается в разницу «базовых понятий», начиная от того, что такое литература и кончая языком описания литературных фактов. То есть говорить при таких попытках приходится о том, что обычно выносится за скобки частного профессионального общения, и что, в то же время – при существенной разнице в системе координат невозможно объяснить, а нужно просто принять или отвергнуть (как невозможно объяснить пришедшему в редакцию автору-непрофессионалу, почему его рукопись невозможно напечатать).

По идее, можно ограничиться простой констатацией того, что «консервативно» направленные литературные издания неадекватны в своих оценках (с точки зрения, которая предствляется мне и моим друзьям - назовем нас для простоты «литераторы либерального крыла» - само собой разумеющейся), маргинальна по своему положению относительно нашей, опять-таки, литературной вселенной, и потому вообще – не представляет литературного интереса и является фактом чисто идеологическим и социокольтурным. То есть требуется проявить такой правильный либеральный эскапизм – признать своих противников неадекватными фриками, которые не в состоянии играть на нашем поле по нашим правилам, а признав их таковыми, продолжать «делать свое дело» в тех рамках и координатах, в которых в рамках нашей литературной конвенции делать его полагается. А на рецензию, скажем, в «Литгазете» - ни в коем случае не отвечать. Достаточно высмеять где-нибудь в Фейсбуке, или с друзьями в кафе «Жан-Жак». На прямые инвективы – отмолчаться: в самом деле, кто они такие, чтобы на них реагировать.

До недавнего времени эта позиция была вполне оправдана. «Литгазета», например, была действительно органом «для пенсионеров», где графоманские стишки соседствовали с печально знакомыми тем, кто еще помнит, рубриками «занарод», типа – «на полях страны» (нет, кроме шуток, я встречала на страницах «Литературки» нечто подобное). Ну и, «до кучи» – с чем-то проправительственным (про то, что главный редактор «Литературки», Юрий Поляков, очень любит действующую власть, а она – отвечает ему взаимностью – давно и хорошо известно).

До недавнего времени литературная пресса антилиберального блока (при всей разнице в политической окраске между «Литгазетой», «Литроссией» и «Днем литературы, они вполне едины в своей главной антипатии), в сущности, не особо интересовалась литературой с ее собственно «литературной» стороны. Борьба, которую она в одностороннем порядке вела со своими оппонентами - либералами - в сущности, литературы не касалась. Она касалась, прежде всего, идеологии, которая в 90-е – начале 2000-х как бы «подвисла», став свободным рычагом, который ни во что не упирался. То есть – был идеологический спор в плоскости скорее, теоретической. И ограничивался он простым высказыванием мнений. Причем в одностороннем порядке. «Они» «нас» замечали, а «мы» «их» - нет. Литература была никому (извне себя самой) не нужна, и потому делить в ней было нечего.

Но кажется, именно сейчас, в нашу эпоху перемен к худшему все изменилось. Литературный канон больше не предмет свободного строительства и частного доверительного выбора автономных «агентов влияния». Власть обратила на литературу свой «глаз Саурона», увидела, что там все крайне запущено, и, кажется, взялась регулировать и распределять, отыгрывая назад потерянное за время «свободы». Сочинять списки. Перекраивать школьную программу. Принимать законы «против пропаганды». В этой большой и сложной работе власти нужна твердая опора. И вот здесь мы видим совпадение двух векторов – «серая зона» оказывается взятой в оборот. Нищему и безгонорарному литературному профессионализму либералов теперь противопоставят государственные деньги, жалованные за правильную «патриотическую» литературную позицию. За идеологическую выдержанность. Разумеется, проявлять ее нужно будет в современном формате. Без «занарод» и «взопрели озимые». «Патриотическая» литературная пресса должна сменить дизайн. И дизайн, по всей видимости, меняется. Меняется так, что высказывания, несущиеся из «серой зоны», уже нельзя не замечать. «Литературка» напоминает другое создание режима – «Ладу-Калину»: современные покрышки-бамперы скрывают все тот же «Запорожец». Потому высказывания, публикуемые там – признаемся себе в этом – теперь не просто смешат, а иногда и задевают. И, кроме того, у них явно появилось системное место.

Мандельштам, Набоков… Такое ощущение, что эти основные авторы нового либерального канона «заказаны» властью, для которой их тексты – образец того, чего в литературе быть не должно: от стилевых изысков до этических перверсий. И вот в «Литературке» (от 6 февраля текущего года) появляется текст, написанный в лучших традициях советской разоблачительной риторики. И почему-то задевает, а не смешит. Присмотревшись, понимаешь – эти формулы «впаяны» во вполне современный - структурно и стилистически, – и потому очень лукавый текст. И в тексте этом происходит метонимическое связывание частных характеристик набоковского творчества, стиля, мира – и идеологии. И вот – мы уже не властны не любить Набокова. Он превратился в «разделительный знак (чтобы понять это, достаточно обратиться к дискуссии вокруг этой статьи, завязавшейся в пространстве «Фейсбука»). Позиция государства в отношении литературы такая же, как и в отношении всех других «надстроечных» сфер - популистско-обывательская. Оно подкладывает идеологию под обывательский вкус, не приемлющий условности, жаждущий понятной ему простоты. Чтобы стихи были на стихи похожи. И чтобы – «духовность» (то есть - чтобы был пример как правильно себя вести, а «плохие» ни в коем случае не вызвали сочувствия). На то, чтобы выгладить литературное поле по этому лекалу, власть, кажется, готова дать даже средства. Уже сейчас просматривается связка – «союзы писателей» - «консервативно-патриотическая пресса» . А региональные литературы (в устройстве которых и составе, кажется, никто всерьез еще не разбирался) по моим наблюдениям тесно связаны с писательскими союзами, и более того – для региональных журналов, газет и лито эти союзы – до сих пор реальная сила. То есть то, что можно называть «массовым литературным» (не путать с читательским) сознанием, скорее поверит этой чуждой, серой, маргинальной литературной прессе – как более наглядной и понятной.

А с госфинансированием она вполне может стать и мейнстримной, абсорбировав из мейнстрима (нашего) то, что ей «подходит» (с Прилепиным, например, это уже произошло). А что мы, при условии сворачивания свободного бизнеса и, следовательно, все сжимающихся возможностей для частного инвестирования свободных инициатив, можем этому противопоставить? …

Конечно, картинка, нарисованная мной во многом гадательная, и дай Бог, чтобы я оказалась не права, и желательно – во всем. Но, быть может, пора все же обратить внимание на серый туман, окружающий тот пятачок литературного пространства, который мы принимаем за весь литературный универсум? Не в литературно-эстетическом плане, конечно, но хотя бы – в социологическом?

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67