"Сегодня можно говорить об эпигонах и о людях, которые делают монтаж на основе различных направлений ХХ века..."

Имя Николая Обухова (1892-1954) ничего не говорит современному российскому культурному сообществу. Между тем это композитор, который, как и Александр Скрябин, ставил эксперименты в области звука. Равель считал Обухова гением, а французский исследователь Жан-Мишель Бардез уверен, что из поисков Обухова вырастают многие находки XX века. Визит Бардеза, прочитавшего лекцию в Московской консерватории, состоялся в рамках Дней Николая Обухова в Москве, организатором которых при поддержке Посольства Франции в России стала пианистка Нино Баркалая.

"Русский журнал": Что за человек Жан-Мишель Бардез, который во Франции изучает русскую музыку?

Нино Баркалая: Это человек очень высокой репутации во Франции, он огромный любитель русской музыки. Можно сказать, друг нашей культуры, который прекрасно знает не только русскую музыку, но и русскую живопись и архитектуру. И особенно увлекается периодом начала ХХ века.

РЖ: Когда он родился и какое образование получил?

Н.Б.: Ему около пятидесяти лет. Это один из последних трех учеников Оливье Мессиана. Он композитор, музыковед, исследователь творчества Николая Обухова. Главный исследователь его творчества.

РЖ: А кроме Обухова он чем-нибудь еще интересуется как исследователь?

Н.Б.: Естественно. Он председатель Общества музыкального анализа Франции. Общество, которое имеет множество партнеров по всему миру. Я надеюсь, что в дальнейшем и Россия тоже станет партнером.

РЖ: Скажите, а есть еще в мире исследователи творчества Обухова?

Н.Б.: Есть. Это Елена Польдяева, профессор Берлинского университета. Она сделала попытку написать биографию Обухова, что непросто, поскольку о нем сохранилось очень мало фактов. Наследница его творчества мадам Оснак де Брой по просьбе Обухова уничтожила основную часть документов, касающихся его личной жизни, переписку и так далее. То есть мы имеем дело только с творчеством в чистом виде. Только с музыкой и только с некоторыми косвенными свидетельствами его жизни и окружения. Он был своего рода мизантроп, человек очень изолированный, одиночка.

РЖ: Каким образом господин Бардез стал заниматься Обуховым?

Н.Б.: Дело в том, что Обухов всегда был хорошо известен в специальных кругах во Франции, где он жил после революции. Он покинул Россию в юном возрасте. Его жена была дочерью генерала Гурко, коменданта Крыма. Соответственно, путь на родину им был закрыт. Благодаря поддержке французских меценатов он мог творить. И, кроме того, его серьезно поддержал Равель, который считал Обухова гением.

РЖ: А благодаря кому мы имеем здесь господина Бардеза, который изучает Обухова?

Н.Б.: Это инициатива Посольства Франции в Москве. Представитель посольства, атташе по культуре господин Жоэль Бастенер, оказал огромную поддержку этому проекту. И сделал все возможное, чтобы музыка Обухова прозвучала наконец у нас в России.

РЖ: Господин Бастенер, это ваш первый проект, когда иностранец приезжает в Россию рассказывать о русском композиторе?

Жоэль Бастенер: Да, первый. Обычно я способствовал тем проектам, которые были нацелены на то, чтобы раскрыть секреты современной французской музыки, но не обязательно русского происхождения. Мы делали вечер, посвященный Тристану Мюраю, Филиппу Фенелону, Филиппу Юрелю, есть еще несколько подобных мероприятий. Они проходили в Рахманиновском зале Московской консерватории под руководством Владимира Тарнопольского. Мы проводим также вечера в московском Доме музыки под руководством Юрия Каспарова. С Ансамблем современной музыки Юрия Каспарова мы совершаем гастроли по российским регионам - Пермь, Казань.

РЖ: С каким именем связан ваш новый проект?

Ж.Б.: Мы хотим пригласить Паскаля Дюзапэна, но я не уверен, что его визит состоится в этом году. Бюджета не хватает. Есть другие идеи, но их нужно обсуждать с Владимиром Тарнопольским и с Юрием Каспаровым.

РЖ: Это ваши единомышленники в России, как я понимаю?

Ж.Б.: Да. Я им предлагаю имена. Есть, конечно, бесспорные фигуры, как Тристан Мюрай. Он последователь Жерара Гризе, который скончался слишком рано. Это композиторы, которые шли по новому пути - пути спектральной музыки.

РЖ: И этот путь нас связывает?

Ж.Б.: Да, спектральный подход - общая черта российской и французской музыки.

РЖ: То есть у нас Скрябин - Обухов, во Франции - Мюрай - Гризе?

Ж.Б.: Еще Мессиан, конечно. Все через Мессиана. Мюрай ведь тоже учился у Мессиана в конечном итоге.

РЖ: Спасибо. Теперь обратимся к профессору Бардезу. Скажите, с какими авторами связан ваш исследовательский интерес?

Жан-Мишель Бардез: Речь идет исключительно о русских композиторах?

РЖ: Нет, конечно же.

Ж.-М. Б.: Действительно, я не ограничиваюсь только одной страной, меня интересует вся музыка.

РЖ: У вас есть любимые авторы?

Ж.-М. Б.: Скорее, это не композиторы, а отдельные сочинения, которые значимы для истории музыки и интересуют меня в данном контексте.

РЖ: Не могли бы вы назвать произведения, особо значимые для истории музыки ХХ века?

Ж.-М. Б.: Если речь о произведениях, которые изменили слуховое восприятие в ХХ веке, я бы начал с "Игр" Дебюсси.

РЖ: Что дальше?

Ж.-М. Б.: Имеется в виду так называемая конкретная музыка. Прежде всего, композиторы, которые смогли скомбинировать звуки музыкальные и звуки не музыкальные. То есть звуки конкретные. Это Филипп Манури. Манури также входит в программу, которую поддерживает Французское посольство. То есть речь идет о музыке, которая выходит за рамки так называемой натуральной акустики - точно определяемых звуков, точной звуковысотности.

РЖ: Вы называете только французских авторов.

Ж.-М. Б.: Нет, есть не только французские. Хельмут Лахенманн, например, он тоже изменил слуховое восприятие в ХХ веке. Или мой друг, одноклассник и однокурсник Джордж Бенджамин, который учился вместе со мной у Мессиана. На самом деле таких людей достаточно много.

РЖ: А что вы скажете об итальянце Шаррино?

Ж.-М. Б.: Конечно, и Сальваторе Шаррино. И Шельси тоже очень важен в данном контексте.

РЖ: А среди немцев есть еще люди, которые изменили слуховое восприятие?

Ж.-М. Б.: Конечно, нужно начинать с Шенберга и Веберна. Эти композиторы радикально изменили слуховое восприятие.

РЖ: В современной русской музыке это как-то отозвалось?

Ж.-М. Б.: Скорее, в данном случае стоит говорить о русских авангардистах начала ХХ века, вот они как раз делали эксперименты такого рода.

РЖ: А сегодня - тишина?

Ж.-М. Б.: Скорее, да. Сегодня можно говорить об эпигонах и о людях, которые делают монтаж на основе различных влияний и направлений ХХ века. Для меня очень важно в данном случае отметить значение для XXI века микроинтервальной техники. Надо сказать, что Вышнеградский, который жил в ХХ веке, очень много сделал для того, чтобы это направление было развито именно в XXI веке. В этом смысле он принадлежит будущему.

РЖ: У нас этих авторов никто не знает, не слушает и не исполняет. Как обстоит с этим во Франции?

Ж.-М. Б.: Именно этому и посвящена моя работа и работа пианиста Джея Готтлиба, который приехал в Россию исполнять фортепианные сочинения Обухова. Я как раз все делаю для того, чтобы издать эти сочинения, которые в большинстве своем никогда не издавались, чтобы они наконец стали известны и в Европе, и в России. Во Франции, конечно, эти авторы известны гораздо больше, чем где-нибудь.

РЖ: А они включены в учебную программу?

Ж.-М. Б.: Обухов - совсем нет, мы только-только начинаем его расшифровывать и издавать. Но Николай Рославец, Артур Лурье, Иван Вышнеградский достаточно известны. Правда, по сравнению с другими композиторами очень мало. Например, для исполнения музыки Вышнеградского достаточно сложно достать два фортепиано, настроенные с разницей в четверть тона. Это действительно практическая очень сложная проблема, которую необходимо решить, чтобы исполнять его сочинения. Когда на сцене консерватории стоят два рояля, естественно, никто не позволит настроить один из них на четверть тона ниже. Основная часть фортепианных сочинений Обухова достаточно тяжела для восприятия. И поэтому только студенты достаточно высокого уровня могут понимать, чего касается эта музыка, в какой она написана технике, как на самом деле она звучит.

РЖ: Скажите, что побудило лично вас заниматься Обуховым? Был какой-то эмоциональный толчок? Зачем вы взялись за этого композитора?

Ж.-М. Б.: Это началось случайно. Один из моих учителей, профессор по композиции, его хорошо знал. Это был Клод Балиф.

Беседовала Марина Борисова

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67