"Пусси Райот" и христиане

Сорокасекундная «акция» в Храме, видео которой впоследствии было смонтировано с аудиозаписью и выложено в Интернет, произошла за неделю до начала Великого Поста – на Масленой, традиционно скоморошьей неделе. Трое из предполагаемых участниц акции были арестованы в первую субботу Поста, перед воскресеньем Торжества Православия, в чем некоторые особо «благочестивые» православные усмотрели нечто символическое. То, что Первая («Чистая») неделя Поста была осквернена бешеным улюлюканием и требованиями растерзать «кощунниц» в исполнении самих же православных, от мирян до высокопоставленных клириков, в социальных сетях и СМИ, как-то мало кого смущало. В течение нескольких дней акция была объявлена бесовским покушением на саму только-только «восставшую из пепла» Русскую Церковь. На Крестопоклонной неделе было объявлено «стояние за веру» - неопределенная по смыслу акция, фотографии которой оставляют, мягко говоря, противоречивые впечатления. Слабым диссонансом звучали отдельные призывы сравнительно малочисленных клириков и мирян к спокойствию и христианскому милосердию.

По прошествии года оказывается, что политическая подоплека этой истории менее важна – во всяком случае, с точки зрения церковного домоустройства – чем суть собственно выступления и его последствия для части общества, причисляющей себя к православным верующим.

Во-первых, оказалось, что православное ухо глухо к содержанию «панк-молитвы». Наблюдения о том, что эта глухота – часть общего кризиса слова в Русской Церкви – мне довелось услышать в недавней лекции о проблемах современной литургической ситуации в РПЦ на конференции в Бостоне, США. Не повторяя рассуждений докладчика, замечу только, что вывод о том, что люди разучились слышать содержание чего бы то ни было, представляется мне совершенно справедливым. В своих интервью арестованные члены группы говорили о том, что на акцию «панк-молебна» их подвигло отчаяние – отчаяние от очевидного для многих, в том числе и внутри церковной среды, демонстративного сращивания церковных и государственных структур на «высшем уровне». На этом слове, пожалуй, стоило бы остановить внимание. Отчаяние не есть проявление «враждебного» отношения, каким его выставили перед людьми идеологи «охоты на ведьм», развязанной после акции. Отчаяние, которое выливается в молитву о заступничестве Богородицы – это акт внутрицерковного сознания, какую бы неординарную форму он не принимал. Псалмопевец вопиет к Господу «из бездны» в том же отчаянии, в каком панк-феминистки поют «Богородица, Путина прогони!» и бросают обвинения церковной структуре, первоиерарх которой в разгар первых народных волнений о выборах произносил панегирики Президенту, презрительно поименовавшему граждан «бандерлогами».

И вот этот вопль отчаяния, этот призыв к заступничеству, оказался «гласом вопиющего в пустыне». Пустыня же эта, как в ветхозаветной Церкви, оказалась пустыней жестокосердия, злобы, яростной ненависти к «инаковости» и не менее яростной защиты «твердынь», на которые якобы покусились эти, «другие».

Как любое «знаковое» событие, акция «ПР» и последующее развитие событий стали пробой общественного сознания. Оказалось, что тонкий слой «православного возрождения» покрывает прежний, воспитанный в поколениях менталитет «строителя коммунизма». Подмена понятий принималась с готовностью – в полном согласии с духом тезиса Глеба Жеглова о том, что «милосердие – поповское слово», призывы к милосердию были объявлены «толстовстом» и «интеллигентщиной» - объявлены теперь уже не партийными, а церковными идеологами. Проба показала, что общество по-прежнему с сочувствием относится к попранию любых правовых норм. Можно месяцами держать в предварительном заключении. Можно «подобрать» статью, которая «целесообразна», а процессуальные нормы можно легко игнорировать.

Выяснилось также, что «неоправославное сознание» не коробит день за днем предстоящее ему зрелище содержания трех молодых женщин в клетке, окруженных толпой полицейских с лагерными собаками, зрелище, непредставимое в правовых государствах, даже когда перед судом предстают террористы или серийные убийцы. Не смущало также тех, от лица которых выступали в суде обвинение и свидетели, смешение правовых и церковных понятий, а также вопиющее невежество участников этого постыдного спектакля в самых элементарных вопросах церковной жизни. Кафкианское по своему стилю и содержанию обвинительное заключение не оскорбило нежных и хрупких «чувств верующих». Для достижения карательной цели все средства были хороши.

За полгода развития процесса Церковь, от лица которой проводилось и уголовное преследование, и общее нагнетание истерии о «гонениях на Церковь», хранила практически полное молчание, не считая смутных заявлений в речах официальных лиц о «гонениях» и «кощунствах». Формальный же церковный призыв о снисхождении к осужденным, прозвучавший уже после вынесения приговора, включал в себя непременную оговорку об «искреннем раскаянии». О Спасителе на Кресте, конечно, в данном случае вспоминать оказалось снова нецелесообразно. «Суд у нас народный» и «вор должен сидеть в тюрьме», остальное – толстовство и интеллигентщина...

Что же произошло с момента вынесения приговора? Как и полагается общественному эксперименту, он продолжает развиваться по возрастающей. Можно «во имя православия» бить по лицу женщин и срывать с прохожих футболки? Не только можно, но и нужно – в худшем случае кто-нибудь из высокопоставленных церковников пожурит снисходительно и по-отечески, непременно с оговоркой о необходимости «активности при защите православия». Можно и нужно под эгидой квазиправославного общественного объединения с пафосным названием «Всемирный Русский Народный Собор» проводить апологетику Сталина в новом, псевдо-православном варианте – и не просто при молчании растерзанной когда-то товарищем Сталиным церкви, а с официального одобрения «общественной деятельности Собора», высказанного Патриархом в обращении к этому квази-Собору. Можно принимать новые подлые законы, бессмысленные и политизированные, одним законодательным ударом обрекающие на дополнительные страдания и горькую смерть тысячи слабейших из слабых – сирот-инвалидов – при оглушительном молчании Церкви. Что дальше?..

Православные иерархи выступают, дают обширные интервью о «защите традиционных моральных ценностей», в которых практически никогда не упоминается имя Христа. И это неизбежно напоминает о церкви Великого Инквизитора Достоевского – церкви, действующей под именем Христа, в которой Христос не только не нужен, но и представляет собой угрозу хорошо работающей структуре.

Прошло уже больше года. Конечно, молчание и поддержка, хвала Господу, не являются стопроцентными. Но за этот год отдельные голоса – слабые и сильные, единичные и малых групп – голоса, напоминающие о Христе – последовательно и успешно заглушаются. Один за другим замолкли практически все клирики, «церковная дисциплина» заставила их замолчать. Православные СМИ один за другим выравниваются по «руководящему курсу». А курс продолжает проводиться так же последовательно...

Вспоминаются слова о. Вячеслава Винникова: «Церковь изменила Христу, распятому при Понтийском Пилате, и выдумала какого-то другого Христа, который не умер на Кресте за этих распинаемых девочек. Он их будто обошел стороной, они вне Христовой любви, поэтому их можно сажать, травить, издеваться над ними». Кому поклоняемся, православные? Тому, кто умер за нас, или тем, кто Его распял во имя торжества существующего порядка вещей? – этот вопрос так и висит над всей уже более чем годовой историей православной реакции на всей историей с панк-молебном и судом.

P.S. Пока эта статья готовилась к публикации, произошел ряд событий, вполне вписывающихся в логику развития ситуации. И если закон «об оскорблении чувств верующих» был вполне закономерным витком репрессивного курса, то прошедшая на прошлой неделе акция с провокационным названием «Православный F.A.Q.», инициированная деятелями недоброй памяти движения «Наши», продемонстрировала, что ситуация вышла из-под воображаемого контроля.

Об этой акции уже хорошо написали и еще напишут другие. Мне хотелось бы только обратить внимание на реакцию официальных представителей Патриархии. Почти целую неделю из «официальных уст» не было ни звука, что само по себе весьма показательно, если учесть, что акция прошла под вполне антихристианским лозунгом «Почему православным быть выгодно?» (о таких «милых» деталях, как компьютерная игра, в которой уничтожаются Пусси Райот, или плакате, перечисляющем «врагов Православия», я уже не говорю). В конце концов, следуя за нагло-триумфалистским интервью руководителя акции Бориса Якеменко, в котором он разъяснил всей возмущенной публике, что у него бессрочное благословение (читай – индульгенция) священноначалия на действия движения, и что те, кто чем-то там оскорбился, идут не в ногу со временем, с комментариями выступил о. Всеволод Чаплин.

И эти комментарии оказались весьма показательны. Как и в прошлом году в ситуации с рукоприкладством «православных активистов» из компании Энтео, отец протоиерей всего лишь отечески пожурил не в меру активных, но, очевидно, «духовно близких» деятелей. Назвав акцию «слишком постмодернистской» (термин, не имеющий никакого собственного смысла), он дал понять, что в целом идея была нужной и здоровой, но исполнение в некоторых деталях подкачало. Ни слова о «выгоде» Православия, выставленные кощунственные «иконы» были поименованы «неканоническими» (?!), но главное – уличное миссионерство сегодня «очень нужно». То есть «верной дорогой идете, товарищи», хотя «имеются отдельные недоработки».

Читатели сами могут сделать выводы из этого выступления. Мне представляется, что развитие событий в первую очередь демонстрирует, что цена сделки с нечистым не только всегда высока, она еще и имеет тенденцию повышаться по мере оплаты. И вопрос о том, кому поклоняемся мы, называющие себя православными, становится все острее...

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67