А вот чем менее удовлетворительны рассыпные акции оппозиции: всегда есть риск, что прессы на них соберется едва ли не столько же, сколько участников, а успех предприятия меряется активностью не только протестующих, но и охранительных органов.
Зато у таких собраний более конкретная цель, чем торжество справедливости в стране мундиров голубых, и есть возможность проверить, насколько лично и далеко ты готов шагать маршем с оппозицией.
С тех пор как на «марше миллионов» 12 июня ораторы один за другим объявили публике, что слова сказаны, пришло время поступков, я волновалась, ожидая сигнала. Печально завершившуюся – особенно для Вадима Дергачева, которого, говорят, повязали за то, что разъяснял полиции закон, – субботу у Следственного комитета я пропустила по семейным обстоятельствам. В будни тоже были интригующие акции. Так, пикетирование против председателя следственного комитета Бастрыкина – который, вступив, очевидно, в сговор с Бабой-Ягой, заманил журналиста в лес – предполагало, что оппозиционеры будут собираться в течение дня по двадцать человек, не более; в фейсбуке расписывали пикетчиков по часам. А на собрании в поддержку Pussi Riot, которым продлили срок предварительного заключения, Дмитрий Быков, рассказывают, совал нательный крест под нос полицейским и вопрошал, готовы ли они его убить за веру.
И вот наконец в твиттере замигали напоминалки о том, что в субботу новый «оккупайСК» в поддержку подозреваемых в беспорядках на «марше миллионов» 6 мая. Утром я, считая переулки и путая старо- с новокирпичным, добегаю по Бауманской до Следственного комитета. На фоне правительственных размеров серого дома интеллигентно припаркован транспорт для задержанных, милиция по двое, по трое стоит в углах воображаемого ромба. У металлической перегородки яркая девушка в рыжих босоножках и такой же прическе.
И мужики со стремянками.
Стремянки, как стало ясно, мужикам нужны, чтобы не загораживать друг другу объективы. Подогнавшие к автозакам свой транспорт с фирменными знаками, съемочные группы томятся в ожидании событий. Женщина, которую атаковали камерами и айпадами, впоследствии оказывается женой Удальцова, но сейчас ее не видно за толпой. Наконец она отбивается от общего внимания: «Да чего все я? вот пусть другой кто-нибудь скажет».
В круг людей, вооруженных информационными технологиями, вступает обстоятельный оратор. Его некоторое время жадно записывают, протягивая мохнатые микрофоны: «В оппозиционных организациях я давно… Власть хочет запугать… Мы не оставим людей… Приносить передачи…» – потом отходят, довольно громко замечая в адрес выступающего: «Надо иногда и точки ставить. И запятые!»
Чувствовалось, что собравшиеся готовили себя к чему-то, что никак не начинало происходить. Виделось, что людей с белыми лентами как будто меньше, чем с камерами и другими съемочными средствами.
Разнородные интересы собравшихся сказывались на разговорах. «Достаточно хоть раз его не выбрать, и люди поверят». – «Да как они поверят, если он все сидит и сидит?» – обменивались соображениями в одной группе. «Объясни мне, зачем нужна зеркалка, если любой цифровой фотоаппарат…» – шел диспут в другой.
Когда появились эти, в белых маечках, я сначала подумала, они наглядную агитацию раздают. Взяла, вяло соображая, смотрится ли такая маленькая листовка плакатом. «ОккупайАбай ОккупайАрбат ОккупайСК – шутка, повторенная трижды….». Кажется, листовка носила характер сатирический. Все задвигались, понеслись к видным юношам в белом, один крупный мужчина приговаривал на ходу: «Нет, так это оставлять нельзя!».
Лидер агитБригады в маечках представился и сказал, что он из «России молодой». Несколько раз сказал, для тех, кто не успел заснять. И объяснил, что они пришли выразить свое отношение к акции «оккупайск», что шутка, повторенная трижды, не смешна. «Это не шутка, это акция!» – оскорбилась женщина, на что юноша и рассчитывал. Он поддал жару: «Людей, которые кидались камнями в полицию, мы не считаем политзаключенными», – и добавил смачно: «Оккупайск – обычный боян». На него напустились с дискуссией, но, кажется, с ОМОНом в мае найти общий язык было и то полегче. Юноша стоял на своем, изредка только заговариваясь: «А почему деньги Собчак были разворованы??.. Тьфу, рассованы по конвертам с надписями…»
«Вот так троллить надо, Саша!» – высказал иронический респект один журналист. «Ребят, что вы спорите, вызовите полицию!» – продолжала оскорбляться женщина. Фотографы ссорились: кто-то кому-то все-таки перекрыл обзор.
Я не могла больше сдерживаться и кинулась прочь. Девушка с роскошными волосами и артистичным зонтиком за плечом внушила мне надежду, потому что держала в руке томик Дмитрия Быкова. «У вас есть запасная ручка?» – попросила я.
Ручку мне дали, после чего и юноши в маечках, и девушка с книгой и зонтом исчезли. На траве остались обрывки листовок.
А пресса бросилась в противоположную сторону. Уворачиваясь от угрожающих задов телекамер, я протиснулась в центр событий: оказалось, что-то наконец началось.
Оккупаевцы встали в цепь.
Тут-то и прояснилось, кто тут по велению сердца, а кто по работе. Вдоль решительно взявшихся за руки и выстроившихся по линии ограждения людей забегали профессионалы с объективами. Народу с обеих сторон было, увы, поровну.
Я тоже побегала вдоль, а потом, решив, что, хоть мне и дали ручку, не фиг притворяться, будто я здесь за репортажем, и встала в ряды.
С краю, взяв за руку совсем маленькую и пожилую женщину. Дальше была только полиция.
Старушка оказалась звездой. Ее снимали в разных ракурсах, просили рассказать на камеру, почему она здесь. Она доходчиво, как опытный активист, объяснила, что пришла, чтобы очистить собственную совесть, что не хочет, чтобы ее считали равнодушной, что она против того чтобы людей, просто вышедших на площадь, таскали в следственный комитет.
Я поняла, что мне рядом с ней бояться нечего. Вставшие поодаль от «цепи» молодые люди надеялись на обратное: «Ну что, будет что-нибудь или нет??» Кто-то из пробегавших мимо подзадоривал: «А вы знаете, что это тяжело? Что-что – руки поднятыми держать!».
В самом деле, когда цепочка поднявшихся сцепленных рук была вдосталь нафотографирована, люди постепенно начали переходить в положение «вольно». Вернулся профессиональный разговор: «Ты будешь снимать белый гимн?» – спрашивали юношу с внешностью преуспевающего рокера. – «Не знаю, посмотрю, подходит ли он мне по сценарию…»
Заинтригованная, я тоже расслабилась и пошла на голоса.
Разговаривали группками, по интересам. Где-то нагнетали тревогу. Дама в бусах, с внешностью бабушки Гарика Сукачева, цедила сквозь сигаретный дым: «Щас будут вязать». Однако полтора часа спустя, когда солнце раскалилось, напряжение спало: «Где же наши аниматоры? Какая акция оппозиции без винтилова? Вот бы сейчас в автозак и к речке отвезли, искупаться…» – «Если все пройдет спокойно, пресса будет недовольна», – иронизировали в рифму.
Пресса и впрямь свинтилась сама собой. Остались люди идейные, в том числе и один с айпадом. Ему наговаривал интервью высокий активист с редким именем. Про то, как его дело – арест на 15 суток – похитили сотрудники отдела «Э» и что он поэтому готовится к допросам. «А я не признаю себя виновным в том, что вышел на проезжую часть! Да, мне это написали». «А как там атмосфера? – спрашивал интервьюер. – Вот вас посадили в автозак, и?..» Человек с редким именем подробно рассказал, как на митинге получил в живот ногой от сил правопорядка. «Сегодня посмотрим, – смиренно заключил он. – Хоть так и говорят, что мы здесь власть, но мы здесь – граждане. Власть непредсказуема. Я вот оделся потеплее, чтобы на деревянных нарах ночевать».
Далее вдоль ограждения предсказывали, что Путин захочет раскрыть большой заговор, как в тридцать седьмом. Но что и людей, которые «выйдут», будет «больше». Женщина в платье с оригинальным принтом в виде ласточек диспутировала с рыжим мужчиной. «Да ясно, что им крышка…» – легко замечал он. Она возражала, что ничего не ясно. Что лояльное население цепляется за стабильность. «Я сама на инвалидности, и двое детей. И мне страшно, да. Но это надо принять. Когда все вместе: кризис, школа, медицина – наступит предел», – высказывала она распространенную надежду оппозиционеров на слияние социального и политического протеста осенью, когда в стране подголодает.
«Мне пишут письма, – продолжала женщина, уперев руки в бока, – не верьте, мол, что мы в Твери голосовали за Путина…» – «Да никто не голосовал!» – горячилась загорелая слушательница. – «…что в провинции любят власть». – «Никто ее не любит!»
«Им с молоком матери воспитали – делай что хочешь, только не иди против власти», – заколебался рыжий. «Мы должны с ними разговаривать, – предложила выход женщина в ласточках. – У меня доходит до того, что в автобус сажусь – начинаю разговаривать».
Я вспомнила, как после «марша миллионов» ехала в метро, и вежливая молодая незнакомка заметила: «Девушка, у вас упала ленточка какая-то…» – и поняла, что поступила политически неграмотно, сказав девушке только «спасибо».
К политическому центру подтягивались любимые темы интеллигенции: литература, образование и футбол.
«Вот этого понятия у них нет: береги честь смолоду! – сетовала одна женщина на недостаточную начитанность полиции. – А нам этот эпиграф к “Капитанской дочке” еще в пятом классе разъяснила учительница…» – «Что вы хотите? Сейчас вообще будет одно мироведение какое-нибудь, один предмет на всё!» – отвечала другая критикой в адрес реформы школьного образования.
«Почему я не болел за нашу сборную? Аршавина даже болельщики называют маленьким халтурщиком. Доверенное лицо Путина!» – «Ну да, я сегодня пришел сюда, хотя по телевизору повтор. Хотел посмотреть». – «Это Грецию – Германию, что ли? Что там смотреть, избиение младенцев…» – «Ну, интересно». – «Интересно сейчас не то слово… Людям, которые сидят, не интересно!»
Вопрос о включении в ряды оппозиции Ксении Собчак решался на комсомольском уровне. «Нет, это давайте к нам и Беркова придет! Пусть придет, но ходит вместе с нами, в толпе, а не как лидер», – настаивал мужчина. Женщина с лентой-плакатом через плечо уговаривала: «Ну нельзя же так. Я вот тоже в молодости в комсомоле была. И что теперь?» – «А я не была! – отвечала ей женщина помоложе. – Мне дома так говорили: в коммунисты идут шизофреники или идиоты. Я и галстук так и не научилась носить!» – «Так у нас с вами разница… Вы когда в университет поступали? в 92-м?? Вот, а я в 77-м. У нас без комсомольской справки тогда нельзя было поступить».
Солнце раскалялось, оккупай затихал. Мальчик с почему-то алою лентой на рюкзаке подошел ко мне, в надежде указывая на мои исписанные листки: «А это вы не раздаете?» Двое беспокойно спрашивали: «А тут было больше народу вначале? Мы опоздали…» Привалившийся к ограждению молодой человек в очках подбодрил приунывших было приятелей и приятельниц, возвестив: «Ребят, вы не поверите - в Астрахани оккупайск! Малышев твиттит».
Я порадовалась и поползла вдоль группок, гадая, как же мне ручку вернуть той девушке с книгой. А она мне навстречу идет. Сказала, хотела догнать тех молодчиков из «России молодой», да они скрылись, досадно. Я спросила ее про книгу Дмитрия Быкова в руках, которая для меня стала опознавательным знаком. Книга оказалась романом «ЖД», заложенным примерно на трети. «А, вы читали? – с достоинством проговорила девушка. – Мне подруга посоветовала. Не могу же я не прочитать, что мне советует подруга. У нее очень хороший вкус, и она гуманитарий». Сама девушка оказалась биохимиком. О Быкове сказала: «Умный писатель, хорошая книга. Только взгляды у него либеральные. Что не очень соответствует уже протесту…» На мой вопрос пояснила: «Ну, наш протест стремительно левеет. А все же не только же Маркса нам читать». «Маркеса?..» – с глупой надеждой переспросила я.
У метро одиноко догуливал мужчина в майке с логотипом «За Россию без Путина». Я ехала к давно не виденной подруге. Когда поздним вечером мы вышли «вконтакт», она увидела мою единственную фотографию с митингов – еще на Болотной, с мамой и чужим мужем, – и спросила строго: «Зачем вы туда ходите?» И сказала, что демократии у нас, конечно, нет, но баламутить страну нечего: открытого противостояния власти все равно не будет, а будут опять взрывать дома и создавать предпосылки для закручивания гаек. А Навальный, сказала, если победит, ему же еще воровать на себя, семью и коллег.
Она не за власть, подруга, она против риска. И мало видит достойного в том, чтобы рисковать страной. В конце концов поэты в начале прошлого века допризывались буревестника. Дослушались музыки революции.
Шаткое, шаткое ожидание, что история в России наконец перестанет повторяться. Что не революция и не реставрация – какая-то другая акция вытолкнет общество в будущее.
Пока в твиттере разводят уныние: «Пришли на #ОккупайСК Здесь человек 20. Революция отменяется ;-)» – в «Русском Журнале» объясняют, что так и было задумано. Активистка Татьяна Алдын-Херель и главный редактор Александр Морозов говорят о том, что никакие спады численности не считаются, потому что процесс не остановить: «Общество прошло некую точку невозврата – и другим уже не будет, ему уже не нужны эти количественные показатели, сейчас происходят качественные изменения. Мы слезли с иглы уличной массовости: находится сейчас на Бульварном 300 или 3000 человек – не есть признак победы или поражения, это не самоцель», «Многие недовольны. Чем? Регионы не пробудились. Миллион не вышел. На Путина не подействовало. И т.д. Но всего этого и нельзя было ожидать. Строго говоря, ведь вообще ничего нельзя было ожидать. И поэтому – результат очень хорош».
Оба обозревателя конструктивно и доходчиво говорят о том, что и почему делать дальше. Морозов даже набросал бизнес-план для всех типов политических сил.
Алдын-Херель, которая не политик, а политолог, сказала, что собирается участвовать в оздоровительных для общества акциях.
Частная жизнь на фоне следственного комитета предполагает, что жителям одному за другим захочется скорректировать свое расписание. В этот уикенд не посмотрел футбол ты, в следующий я не еду на дачу, а там, правда, отпуска, но недалеко до сентября, когда снова будет попытка пригласить на прогулку миллион.