Последний русский поэт

Mozhegov Vladimir

Солнце русской поэзии закатилось. Призывный набат позвал его к той землистой невесомости, где сиянье его обрело наконец равнозначность себе самому.

Да, конечно, весело гуляет коса цивилизаций, но если високосный начинает так, то чем же он кончит? Да почти ведь никого и не осталось. БГ? Но, достигнув нирваны в своих ориентальных пространствах, он как будто совсем уже и не русский. Кинчев, тот, наоборот, какой-то чересчур уже русский и православный, да и какая уже там, прости господи, поэзия? Бутусов без Кормильцева - что душа без смысла. Шевчук - да, Шевчук - совесть, но ему не объять того, что мог объять собой Летов, не потрясти основ всего сущего, не сделать тех семи беззаветных шагов за горизонт...

О толпах профессиональных, населяющих топы и толстые журналы, не хочу и говорить. После смерти Бродского разве что старик Соснора способен еще потревожить мирозданье, заставить его взглянуть на себя всеми миллионами глаз, но кто его слышит?

Нет, нет, теперь вокруг пустота да согласное гуденье стоящей у трона жадной, либеральной, патриотной, православной, кривославной и насекомой... А впереди... А что впереди? Великий Плюшевый Мишутка со своим духовником, отцом Тихоном, грозящие прутиком небу, да толпы мертвых мужичков, бредущие им навстречу?..

Какая попсня! Вырубите на х.. и послушаем лучше тишину. Ведь умер последний из последних. И значит, больше не с кем говорить, не с кем воевать, некому грешить и некого пугать, ведь больше никому никогда ни за что ни перед кем не будет так Страшно...

Ведь умер самый смышленый, невежливо умный, самый дерзкий, правдивый, живой, самый хитрый игрок со смертью - последний певец очередного русского апокалипсиса, последний его экзистенциальный герой. Тот, который со своей криворотой ухмылочкой - окаянной усмешечкой не боялся идти в самое пекло за забытым ошметком чьей-то заблудшей души, бороться с самым ослепительным и невероятным ангелом, весело, кувырком бежать по всем ступенькам этой несусветной лестницы, выныривая из всех ее апофатических бездн - снаружи всех измерений... Без ног, без рук, без головы, но с неубитой душой и непобедимой победой...

Наверное, это был слишком долгий апогей и слишком беспредельный ураган. Наверное, просто пришла пора. И последнее, что он оставил, - самую совершенную трилогию своих песен ("Долгая счастливая жизнь" - "Реанимация" - "Зачем снятся сны"), эту величественную фреску Бытия, гибнущего мира, погружающегося в эсхатологические бездны Бога...

Он умер, оставив нам самый светлый из своих снов, ослепительный (чтоб не кончался горизонт повсюду) свет из своего окна. Он совершил все, что мог, обмолвившись перед смертью, что сказал все, что хотел, и больше не будет писать песен. Он умер во сне, потому, наверное, что наяву только и делал, что смотрел смерти в глаза.

Последний русский поэт ушел, чтобы остаться с нами уже навсегда. Ведь он говорил нам:

Я не настолько мертвый

Чтоб оставаться всегда живым,

И меня неизменно повсюду

Великое множество...

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67