Взять интервью у Алексея Навального непросто. Одна прекрасная девушка даже специальное видеообращение записала, чтобы рассказать миру о своих страданиях, порожденных попыткой поговорить под диктофон с пламенным трибуном.
Как, кстати, времена изменились: раньше уволенные милиционеры к президенту видеообращения записывали, а теперь – прекрасные девушки к Навальному. Определенно, мы не зря ходили на митинги, мир стал лучше. Неправы пессимисты.
Так вот, митинги. На митинге 5 марта Алексей Навальный объявил о необходимости создания «Доброй пропагандисткой машины» в противовес, понятное дело, злой, принадлежащей государству. Потом опубликовал манифест на ту же тему.
Манифест как-то даже и не обсуждали, хотя размножали по соцсетям активно, и работа закипела. Вьются флаги над «Фейсбуком», собираются в группы верные. А жаль. Не то жаль, что собираются, жаль, что дискуссии манифест не вызвал. На самом деле, есть некоторое количество вопросов, которые хотелось бы задать автору чертежей доброй машины. «Мега-гипер-агитмашины добра», как он сам свое детище называет.
На интервью даже не надеюсь – если уж от прекрасных дам самый перспективный политик прошлого (какое неприятное слово) года бегает, то человеку немолодому, тучному и злобному стоит ли пытаться? Но вопросы, как ни странно, и сами по себе представляют интерес, даже без ответов. По крайней мере, мне так кажется.
Вопрос первый. Преамбула.
Этот, действительно, вводный. К обсуждаемой теме он относится косвенно, но многих, как показывает опыт нетрезвых бесед в революционных ресторанах столицы, занимает всерьез и давно. И, к тому же, отчаянно напоминает задачку, которую ставили во времена оны коварные преподаватели марксизма-ленинизма перед зарвавшимися студентами:
Куда ушел Плеханов в 1905 году?
Правильный ответ, извлеченный, если верить все тем же коварным старикашкам, из темных недр примечаний к сочинениям Ленина, звучал так:
В 1905 году Плеханов ушел в кусты.
С Навальным сложнее. 10 декабря, в день первого, потрясшего многих, показавшего, что, по крайней мере, в Москве массовый протест возможен, митинга на Болотной, Навального на трибуне не было. Он, как известно, томился в застенках режима, отбывая административные 15 суток. Но тогда – после сверхэффективной кампании «против жуликов и воров» (словосочетание стало пропагандистским штампом, навязло в зубах, его даже и произносить-то неловко, - но ведь это и есть показатель успеха в делах агитации) – Алексей был точкой консенсуса для всех, кто вышел на улицы выразить свое возмущение «выборами». И для многих из тех, кто поленился выйти на улицы. Наиболее приемлемой, наиболее компромиссной, наиболее опасной сразу и для Кремля, и для бессмысленных представителей «старой несистемной оппозиции» фигурой.
Ну, не без исключений, Валерия Ильинична Новодворская, конечно, сразу его осудила, но это переносимый удар.
Так вот, 10 декабря – это не только день митинга на Болотной, но еще и последний день, когда в соответствии с законом можно было подавать заявку на участие в президентских выборах. Ох, сколько людей тогда, между митингами – 5-го, Чистые, 10-го, Болотная – говорили друг другу: «Нет, он, конечно, не совсем наш президент (дальше разнообразные содержательные претензии), но если только он выставит свою кандидатуру, мы будем за него голосовать». Много, много самых разных людей.
Будь тогда заявка – даже если бы Навального отсекли от участия в выборах на стадии сбора подписей – это изменило бы саму структуру последующих протестов. Наполнило бы их смыслом. Позволило бы избежать ловушки «честных выборов», о которой я уже писал подробно в РЖ.
Но заявки не было, а «бы» для истории – вещь легковесная.
И вот вопрос – почему не было? – задать хочется. То есть мы, безусловно, свободные люди в относительно еще свободной стране, и принуждать кого-либо к участию в выборах – дело нехорошее. Но ответ о мотивах неучастия из первых уст многие выслушали бы с интересом.
Вопрос второй. Садимся в машину добра
В каком-то смысле, появление манифеста о «Машине добра» и можно считать ответом на вопрос, который задан выше. Теоретических рассуждений там немного, но ход мысли легко реконструировать.
Итак. Народ не готов. Народ темен, поскольку одурманен злой машиной пропаганды (государственным ТВ в первую очередь, ну и прочими медиа-ресурсами). Народ надо просветить, прежде, чем завоевывать. Для этого создается сеть активистов (приводятся довольно реалистичные расчеты, в планах – рекрутировать до ста тысяч человек), которые должны всеми доступными средствами – через интернет, посредством расклеивания листовок, душеспасительных бесед с родными и знакомыми и т.п. – распространять истину о преступной сути преступного же режима. И тогда, через некоторое, не определенное в манифесте время власть, видимо, рухнет сама собой от стыда или будет сметена прозревшими гражданами.
В качестве ремарки – сам по себе тезис о том, что народ к чему-нибудь, неважно к чему, не готов, и его надо сперва как следует обработать, может даже, унавозить, изобретен, разумеется, не Навальным. В нем – суть патернализма. Именно вокруг него, например, плясала вся «сурковская пропаганда», то есть, даже без кавычек, пропаганда времен Суркова, когда пыталась производить смыслы, а не постмодернистские пародии вроде пресловутой «Анатомии протеста», с ее инвертированным миром, внутри которого эксперт по имени Вова Табак, погоревший на раскрутке за счет виртуалов «сети сторонников Путина», объясняет, что ботов покупать нехорошо.
Причины, впрочем, недоверия к народу после президентских выборов обосновывать легко: люди явно не заинтересованы в переменах, раз Путин выборы выиграл. Но ведь перемен – даже на уровне новых лиц, за исключением Прохорова, - никто никому не предлагал, вообще-то. О состоянии дел на идейном фронте у системных так называемых политиков и вовсе промолчим. Не суть.
Но вот какой вопрос возникает, когда мы только еще открываем дверцу доброй пропагандистской машины: - верно ли мы понимаем, что финалом ее работы должно стать явление лидера просвещенному народу? Манифест кончается вольтеровским призывом раздавить гадину, но что-то ведь должно следовать за сладостным актом давления? И верно ли, что только игра наверняка включает политика в активный процесс? Все прочие варианты просто не рассматриваются? Все возможные компромиссы отметая, ждем, когда народ, вдохновленный листовками и наклейками на автомобилях, дозреет, как редкий фрукт?
Вопрос второй. Общее дело
Критики протестного движения (причем не только провластные, но даже и разочаровавшиеся из числа участников митингов), хором заявляют: оппозиционный проект – ну, допустим для простоты, что это можно назвать проектом, - потерпел поражение, поскольку оппозиция не смогла предложить потенциальным сторонникам единой программы. Внятных требований. Общего дела.
Агитационная машина Навального, в каком-то смысле, - ответ на эти критики. Вот оно, общее дело. За простым описанием – довольно хитрые механизмы по втягиванию активистов в процесс, с организацией соревнований, ведением чеклистов, отметками на карте «сагитированных» домов и кварталов, с привлечением игровых элементов – «Если человек готов клеить плакаты, постить у себя в жж, отправить 100 смс и сделать одно граффити, то и чеклист у него будет соответствующий. После его выполнения он станет борцом с ПЖиВ 80-го уровня». Не орком, конечно, но тоже неплохо.
И возникает ощущение, переходящее в очередной вопрос – а нет ли тут некоторого передергивания? Общее дело, об отсутствии которого твердили скептики, - вот оно, налицо, увлекательное, настолько замысловато выстроенное, что и сомнения не остается: чего ради вся эта беготня с последующим заполнением отчетных документов.
Иными словами, вопрос такой: верно ли, что «машина добра» ориентирована исключительно на то, чтобы давить непрезентабельное настоящее, и никаких запросов относительно будущего ее работа не предполагает?
Вопрос третий. Содержательная часть
В манифесте – понятно, что это только первый документ, черновик, набросок будущей великой стройки, - есть и примеры того, о чем именно надо оповестить серые массы. Удары будут наноситься по двум направлениям: невообразимых масштабов коррупция и административный произвол (в качестве конкретной иллюстрации приводится казанская история с убийством задержанного полицейскими-садистами).
Это понятно. Это, действительно, самые слабые звенья режима. Эти темы обладают мощным мобилизующим потенциалом: в конце концов, нормальный человек не может не возмущаться размахом государственного воровства, и, тем более, случаями вроде казанского. Именно препарирование механизмов коррупционных сделок принесло Навальному заслуженную всероссийскую славу. То есть, проверено. Это работает.
И тем не менее, тут есть вопросы.
Во-первых, аудитория. Откуда берется уверенность, что народ в крупных городах (именно на «50 крупных городов» нацелена машина добра) не осведомлен о коррупции во власти и об административном произволе? Особенно на их собственном, местном, городском уровне, там, где эта информация наиболее действенна. Верно ли в таком случае, что в названии «пропагандистской машины добра» не хватает еще одного слова, и она должна называться «московской пропагандистской машиной добра»? Со всеми отрицательными смыслами, с которыми эпитет «московская» давно уже в России ассоциируется.
Если нет, то двигаемся дальше: понятно, что задача тут не столько в том, чтобы оповестить граждан о вещах более или менее известных (воруют власти-то, нет, ну вы представляете себе?! кто бы мог подумать), сколько в том, чтобы наличные знания о непорядках в отечестве увязать с представлениями о существующем режиме и образом его лидера.
То есть, извините за грубость, вам бутылку в анус засунули не потому, что полицейские – зверье, а потому что Путин у власти. Этот тезис можно обосновать. Навальный даже показывает в обсуждаемом документе, как именно:
«В Казани милиционеры изнасиловали бутылкой от шампанского и убили человека. И никто не понёс ни политической, ни уголовной ответственности. А произошло это потому, что Путину от милиции нужно только крышевание вбросов на выборах. Вот чего нам стоит 61% Единой России в городе Казани».
И вот тут вопрос покаверзней: на самом деле, именно эту увязку закрепить в умах путем повторения простейших лозунгов пытались перед последними выборами все оппозиционеры, включая даже системных. Что-то не сработало, судя по результатам.
И надо ли понимать, что с точки зрения автора проекта «пропагандистской машины добра» дело только в недостатке времени, в течение которого подобные тезисы вбивались в головы? Или в недостаточной тотальности охвата? Точно ли перед нами рабочий инструмент?
И, конечно, есть вопрос с производством контента. Навальный говорит о принципиальной децентрализации проекта, но в какой-то момент в тексте появляются «креативные группы», которые спускают рядовым активистам проверенные агитационные материалы. То есть, в этой сети все-таки есть узлы. Откуда они берутся? Кто, как, кем зачисляется в «креативные группы»? Не спрятана ли за разговорами о горизонтальной структуре привычная России вертикаль?
Хотелось бы ясности.
И, ремаркой, - это все, опять же, ничего не говорит нам о политическом будущем чудесной страны без произвола и коррупции.
Вопрос четвертый. Метод и стиль
От «что» плавно переходим к «как». Средство, учит нас классик, есть сообщение. Средства в манифесте перечисляются подробно, но по сути перед нами – попытка перенести интернет в офф-лайн. Сделать наше сетевое веселье последних месяцев доступным для широких народных масс, у которых почему-то нет времени на изучение политического сегмента социальных сетей.
И вот тут есть еще одна серьезная проблема. Интернет-то ведь и так наш (говорю «наш», поскольку я, как и Алексей Навальный, как и многие, наверное, читатели этого затянутого опуса, хочу, чтобы в моей стране появилась другая власть). Иными словами, все, кого можно было сагитировать при помощи сообщений, годных для интернета как средства, уже сагитированы. А вот аудитория, находящаяся, согласно исходной гипотезе, под властью «пропагандистской машины зла», приучена совершенно явно к другому.
Что может предложить интернет? Информационные сообщения более или менее высокого качества о коррупции и произволе, плюс различные игровые материалы, - более или менее остроумные плакаты, видеоклипы, и т.п. Песни протеста еще, как раз Навальный устраивал конкурсы.
Но если речь всерьез идет о работе с новой аудиторией, то надо отдавать себе отчет: у этих людей совершенно иные привычки, иная культура информационного потребления, иные требования к продукту. Даже об остроумии какие-то отличные от наших представления, чему порукой театр «Кривое зеркало» и лично Е.Петросян. Простая прививка интернета офф-лайновой аудитории посредством расклейки креативных листовок сплотит расклеивающих, а не читающих.
И вот вопрос: сознательно ли игнорируется этот факт? Если да, то почему? Если нет, то не ставит ли это под сомнение действенность «доброй машины пропаганды»?
(Кстати, телевизионная аудитория привыкла еще и к довольно грубым передергиваниям, как мы знаем, к очень топорной манипуляции. И я сперва хотел еще спросить, готов ли идеолог «доброй машины» к работе такого рода? Но вспомнил историю с роликом, времен думских еще выборов, про «Манифест партии жуликов и воров», в котором использовались материалы, никогда, как известно всем заинтересованным людям, официальными документами ЕР не являвшиеся. И вопрос отпал сам собой. Меня не покидает даже воспоминание, будто я видел у кого-то скриншот: комментатор говорит Навальному, что никакой это, вообще-то, не манифест, а тот ему отвечает: «Вы не рефлексируйте, вы распространяйте». Но ссылки не нашел, так что будем считать, что я просто клевещу на великого человека.)
И кое-что в заключение
Я не собирался давать ответы, только ставить вопросы. Но вот что все-таки скажу: по прочтении манифеста (может, я не до конца величие изложенных в нем идей понял, но, по крайней мере, читал внимательно), у меня возникло ощущение, что основным результатом работы «Доброй машины» станет не прозрение народа. Нет. Просто в результате появится тысяч пятьдесят (предположим, что другие пятьдесят отпадут в процессе, заскучают, нарожают детей и станут сами собой) активистов, сплоченных общим делом, насквозь пропитанных собственной пропагандой и разучившихся задавать вопросы о сути собственной деятельности.
В лучшем случае они станут таким же общественно-полезным объединением, как, например, толкиенисты. Борцами с ПЖиВ восьмидесятого уровня. Изобретут костюмы, язык, фольклор, напишут сценарии ролевых игр. В худшем… А худшего пусть не будет.
Впрочем, ответы все равно очень интересно было бы услышать.