О возможности поэтического вне поэзии, или Философия простых вещей

У Борхеса есть коротенький, на страничку, рассказ «Желтая роза». Комната с балконом, раскрытым в сад, залита вечерним светом. Женщина ставит в воду желтую розу. На это смотрит, возлежа на широкой кровати под балдахином, стареющий Джамбаттиста Марино, мастер итальянского барокко, прославляемый как новый Гомер и новый Данте. Он слегка шевелит губами, привычно слагая стихи. «И вдруг наступило прозрение. Марине увидел розу такою, какой ее видел, наверно, Адам в райских кущах, и понял: она существует в собственной вечности, а не в строках поэта. <…> Стройные чванные книги, льющие золото в сумрачном зале, – не зеркало мира (как тешил себя он тщеславно), а нечто такое, что придано миру, и только. Мысль эта озарила Марине в канун его смерти, быть может, она озарила и Данте и Гомера тоже».

Борхес начинает историю словами о том, что это неприметное событие хоть и не произошло в день смерти Марине, тем не менее знаменовало конец его жизни. Означает ли это, что поэзия умирает, когда мы видим вещь «в ее собственной вечности»? И да, и нет. Да, потому что вещь, принадлежащая миру, осиянная вечностью, излучает такой свет, который любые слова превращает в прах и пепел. Нет, потому что такое, sub specie aeternitatis видение вещей возможно только поставленному, настроенному поэзией взору. Гомер, Данте и сам Марине способны к таким прозрениям именно потому, что они смиренно служили слову – и напротив, они смогли произнести слова, которые и сегодня звучат, именно потому, что были способны к прямому созерцанию простых вещей. Верно, что поэзия – лишь перевод невыразимого, лишь отсвет божественного огня. Но столь же верно и то, что красота и таинственность мира открываются душе уже возделанной, окультуренной поэзией и прочими художествами.

Похоже, что сегодня мы достаточно насыщены словами, но недостаточно искусны в адамическом прямом взгляде. Нам прекрасно удается видеть мир как текст, структуру, гипертекст, сквозную систему цитат, аллюзий и транспонировок (в лучшем случае; в худшем мы вполне доверяемся «созвездию Горгоны», позволяем медиа форматировать наш взгляд). Много труднее дается нам ощущение и осознание своего присутствия в мире, без которого даже самое проницательное чтение мирового текста остается сухим и холодным. Еще Игнатий Лойола учил, что «не обильное познание питает душу и ее удовлетворяет, но внутреннее прочувствование вещи и наслаждение ее содержанием». Мысль святого не вызывает возражений, но рождает вопрос: как этого достичь? Лойола дал ответ, выстроив свою систему духовных упражнений, и этот метод прекрасно работает. Однако, чтоб пройти игнацианские упражнения, необходимо удалиться в специальное место, к особым людям и прожить там достаточно долго, минимум неделю. Позволить себе такую роскошь можно нечасто. А что же делать во время остальной жизни, которая проходит в шуме мегаполиса?

Расскажу маленькую историю. Было темное зимнее утро, я заварила себе чай, налила его в чашку – и тут что-то меня отвлекло. Вернувшись через короткое время в кухню к этой чашке чая, я вдруг увидела ее невероятную красоту. Так благороден был красновато-коричневый напиток в белом фарфоре, такой он источал дивный аромат. Я предчувствовала дивный вкус свежезаваренного чая – а за окном в синих сумерках шел снег, в конусах света под фонарями кружились снежные хлопья, ветки деревьев были очерчены белым, и я ощутила глубокое блаженство, причиной которого была обычная утренняя чашка чая перед выходом из дома. Драгоценность этого переживания усиливалась тем, что его могло не быть: если бы не случайный отвлекающий момент, утро протекло бы, как всегда, «в сумасшествии тихом», как говорил Блок, и блаженство, полнота, радость остались бы сокрытыми от меня.

Благодаря этой истории, во-первых, я убедилась, что простые вещи – неисчерпаемый ресурс счастья. В них сокрыто такое очарование, которое может сделать непотерянным каждый день нашей жизни. Во-вторых, для того, чтобы эта красота открылась, необходим некий сдвиг в сознании. Задача поэзии, равно как и философии, заключается именно в том, чтобы выучить нас проникновению в царственную полноту жизни, которая существует здесь и сейчас.

Философия призывает нас к осмысленному проживанию. Кто я, каков мир вокруг меня, как установить отношения с другим – вот простейшие вопросы, которые жизнь ставит перед нами каждый день, но это и есть главные вопросы философии. Вещь, с которой возможен телесный контакт, которую мы можем не только помыслить, но и почувствовать, вступить с ней в значимые отношения, которую мы можем пережить, свидетельствует о мире, который есть. Та самая чашка чая, которая для меня стала поводом испытать сатори, в своей определенности, простоте и предназначенности мне была манифестацией мира – ни больше, ни меньше. Открываясь нам, простая вещь приводит нас к переживанию мира как того невероятно сложного целого, что содержит все вещи и делает возможной сообщаемость между ними. Вместо «призрачного шоу» в «пустыне реального» (С. Жижек) нам открывается некий алмазный мост, удерживающий в бытии и созерцаемую вещь, и самого созерцателя.

Поэзия литературная, очищая и укрепляя наше зрение, возводит к своему первоисточнику – к поэтическому вне литературы. Напомню, что в Символе веры там, где по-славянски мы говорим «Творец», по-гречески стоит слово «Поэтес» (ποιητής): «Верую во единого Бога, Отца, Вседержителя, Поэта неба и земли…» Строй, ритм и лад мироздания – источник поэзии. Трудно поверить в стройность и складность мира, взирая на суетные бурные дела человеческие. Простая вещь, изъятая из мрака и холода быстротекущего времени, способна возвратить нас порядку мира, который «сияет и горит любовью Божией, словно вечный полдень», по слову Блаженного Августина. Поэтичность, онтологически присущая миру, и поэзия, лучший дар языка, словно два зеркала, стоящие друг против друга, удерживают и умножают сияние, без которого невозможна человеческая жизнь.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67