«Хорошее дело браком не назовут!» - иллюстрацией этого ироничного высказывания является, а может, и исчерпывается спектакль Александра Марина «Брак 2.0». Для пущей солидности и убедительности своего художественного высказывания ученик Олега Табакова заручился поддержкой самого А.П. Чехова. Премьера «Табакерки» состоит из четырех ранних чеховских «безделок»: юмористических рассказов «Брак через 10-15 лет» и «По-американски», водевилей «Предложение» и «Свадьба». Суть их сводится к тому, что при заключении брака речь идет обо всем, кроме любви; что романтичные признания заменены базарным торгом, а некогда священный союз – коммерческой сделкой. Если поводы жаловаться на такие моральные усовершенствования были уже в конце XIX века, тем больше их появилось в начале века XXI-го.
О том, что спектакль А. Марина ориентирован на современность, свидетельствует и его название «Брак 2.0» (последние числа отсылают зрителя к две тысячи невестьсотым годам, то есть к нашему времени), и первый эпизод. Чеховский «Брак через 10-15 лет» режиссер переименовал в менее определенный, но лучше согласующийся с концепцией прогрессирующего упадка нравов «Брак близкого будущего». На смену шутовским кринолинам и фракам пришли вульгарные мини юбки и мешковатые брюки; к деловитой скаредности прибавили несколько капель ультрасовременной развязности – и портрет современной влюбленной четы готов!
Надо отметить, что Яна Сексте и Андрей Фомин в этом не слишком симпатичном образе выглядят гармонично. Постановке вообще присущи непринужденность и профессионализм. Запоминаются изящные переходы между эпизодами. Острые, динамичные диалоги в сочетании с «разборками» в духе Тарантино. Яркие пластические композиции. Выразительная игра с быстрыми перевоплощениями (каждому исполнителю в спектакле доверено несколько ролей).
На этом выигрышном фоне особенно заметна бессодержательность, внутренняя пустота постановки. Не спасает даже Чехов. А впрочем, и не должен спасать. Ведь режиссер сознательно отдал предпочтение его ранним произведениям, которые по определению и жанру не должны погружать в пучины сомнений и вести к катарсису. Конечно, в маринском брачном цикле слышны отголоски поздних шедевров Чехова. Например, в хозяйственной Наталье Степановне (Алена Лаптева) из «Предложения» угадываются черты Вари из «Вишневого сада», а гражданка Франции Шарлотта из «Свадьбы» напоминает грустную клоунессу, гувернантку Ани Раневской. Однако определившего чеховскую творческую манеру подтекста, второго (третьего/пятого и т.д.) плана ни в одном из эпизодов «Брака» еще нет. Это не трагедия под маской комедии, не бездна за будничными разговорами, не сочувственно безнадежное вглядывание в увечные, но живые души – а всего лишь насмешливая зарисовка нравов.
Возможно, имело бы больше смысла включить в постановку произведения Чехова разных периодов. Или сделать акцент не на сходстве (более-менее очевидном) в отношении к семейной жизни сегодня и сто лет назад, а на различиях. На том, что в наше время брак отмирает даже в формате купли-продажи, а страстное желание избежать гарантированного правом на безответственность одиночества приобретает самые неожиданные формы.
Впрочем, давать советы – дело неблагодарное. Особенно советы режиссерам. Возвращаясь от абстрактных рассуждений о том, что могло бы быть, к анализу того, что есть, нельзя не признать: Александр Марин вполне мог удовольствоваться достигнутым результатом и почивать на лаврах. Хорошая постановка – даже чисто юмористическая, а уж тем более юмористическая с «воспитательным налетом» – явление не слишком распространенное. Но режиссеру, судя по всему, не хватало идеи, философии, катарсиса. Попытки привнести все это в водевильный по духу и содержанию спектакль особенно ощутимы в финальном эпизоде – «Свадьба». В нем есть уже упомянутые гротескные ссоры и драки, бесконечный торг, горы столовых приборов, ставших у Марина символом покупного счастья. Но есть и многое другое, идейно-символичное. Например, капитан второго ранга в отставке Ревунов-Караулов (Владимир Краснов), обращающийся к залу с трагическим вопросом: «Люди! Где здесь выход?» Или воздушная невеста Дашенька (Яна Сексте), подвешенная к потолку и тщетно взывающая к занятым более важными делами жениху и гостям.
Смысл этих выразительных и немного пафосных эпизодов понятен. В деляческом мире забыли о нежности и романтике, а для людей порядочных он давно превратился в темницу. Проблема в том, что эти выводы и наблюдения не вытекают из спектакля и даже не согласуются с ним. Чеховские невесты и сами далеки от бесплотных мечтаний. Они деловиты и фанатично последовательны в стремлении получить в личное пользование какого-нибудь мужа. Например, в «Предложении» опасения вызывает участь незадачливого Ивана Васильевича Ломова (Игорь Петров), а не его бескомпромиссной избранницы Натальи Степановны. Что касается праведного гнева Ревунова-Караулова, то он вызван не свадьбой и всем с нею связанным, а тщеславием и чинопочитанием.
Как ни странно, именно в «Свадьбе» Марин больше всего отклоняется от основной темы. В итоге эпизод кажется затянутым, а содержательные и эмоциональные нестыковки не позволяют забыть, что режиссер так и не определился, чего он ждет от актеров и зрителей, к чему стремится: смешить, обличать, страдать? Впрочем, при богатом воображении и романтическом настрое свою логику можно найти даже в этой нелогичности. Чехов и Марин сконструировали брачный (или бракованный) мир без любви – а какой смысл может быть в таком мире?