21 ноября 2004 года в Киеве началась акция массового гражданского неповиновения, получившая известность как «оранжевая революция». Хотя на тот момент против своих правителей и их «политтехно-логов» восстали не россияне, а украинцы, киевские события стали знаковыми и для российского руководства. Сегодня «оранжевая революция» часто представляется постсоветскими СМИ как неудавшийся проект. Однако ее прямые и косвенные последствия для отношений между властью и обществом, внутренней и внешней политики являются до сих пор глубокими - как в Украине, так и в России.
Ниже представлены несколько тезисов относительно влияния «оранжевой революции» на политическую систему, публичный дискурс и общественное мнение в России. Статья фокусируется на 2005—2008 годах, так как вышеупомянутые эффекты начали появляться по окончании украинского восстания в конце 2004 года; а с инаугурацией нового президента РФ Дмитрия Медведева в мае 2008 года началась новая фаза в развитии Российского государства. Правда, политические тенденции, вызванные «оранжевой революцией», как проиллюстрировано ниже, продолжали и продолжают проявляться и после избрания Медведева - это явно связано с тем, что Владимир Путин сохранил значительную часть своего политического влияния после его перехода на формально второстепенный пост председателя правительства России.
Тем не менее политическая атмосфера в России изменилась после 2008 года в достаточной мере, чтобы выделить 2005-2008 годы как особый период. В то время как начало новой фазы в постсоветской эволюции России в 2008 году было связано с приходом нового президента, предыдущий период, обозначенный ниже как «паратотали-тарный», берет свое начало в феврале 2005 года, т.е. во время второго президентского срока Путина - сразу же после инаугурации нового украинского президента Виктора Ющенко 23 января 2005 года. В связи с тем, что за несколько недель до этого в Украине началось во многом противоположное российской динамике внутри- и внешнеполитическое развитие, «оранжевая революция» как важный фактор дифференцирования политических систем двух восточнославянских стран представляет собой своего рода водораздел в новейшей истории постсоветского пространства [1].
До 2004 года украинский политический режим при президенте Леониде Кучме напоминал тогдашнюю российскую форму госуправления. «Поздний кучмизм» и извращение функционирования ряда демократических институтов во время последнего срока второго президента Украины был похож на «ранний путинизм», т.е. на «управляемую демократию» первого срока второго президента РФ, который в чем-то лишь продолжил развитие некоторых механизмов госуправления Бориса Ельцина. Иными словами, политические процессы в России уже с самого начала президентства Путина активно манипулировались властями.
Правда, множество таких манипуляций демократических процедур и соответствующую активность т.н. «политтехнологов» можно было наблюдать еще при Горбачеве и Ельцине [2]. Но систематический и в основном односторонний характер эти подрывы конституционно зафиксированных демократических основ Российского государства приобрели только после 1999 года [3].
Тем не менее режим Путина в начале первого десятилетия нового века сохранял, напоминая тактику окружения Кучмы в 1999-2004 годах, определенные элементы политического плюрализма. Хотя во время своего первого президентского срока Путин уже использовал разные методы искажения смысла нормальных демократических процедур [4], тогда он еще допускал существование (хотя далеко не свободу движения) значимых оппозиционных политических и гражданских сил [5].
Помимо других событий, по-видимому, именно впечатляющий успех «оранжевой революции» продемонстрировал политической верхушке РФ неустойчивость полудемократии с ее гибридным модусом легитимизации власти. Украинские события осени-зимы 2004 года показали, какие риски несет в себе «мягкое», ограничительное манипулирование политическим процессом с его частичным соблюдением отдельных демократических процедур, таких как беспрепятственный допуск официальных наблюдателей к выборам или неполный контроль правительства над основными СМИ и судами. Постепенному изменению путинской командой оценки относительной эффективности различных политических стратегий, направленных на сохранение политической власти, способствовал, конечно, и ряд других событий внутри и вне России, включая:
- неожиданное свержение популярного среди российских «патриотов» Слободана Милошевича в 2000 году;
- критическую реакцию российской общественности на поведение Путина во время кампании по спасению экипажа утонувшего подводного крейсера «Курск» в августе 2000 года;
- дискуссии о методах и результатах освобождения заложников во время «спецопераций» российских силовых ведомств в Театральном центре на Дубровке в Москве 23-26 октября 2002 года и в школе № 1 города Беслан 1-3 сентября 2004 года.
Очевидно, что и другие «цветные революции» или их попытки на территории бывшего СССР существенно повлияли на восприятие постсоветского мира Кремлем.
И все же «оранжевая революция» была, по-видимому, самым шоковым из этих событий для бывших офицеров в окружении Путина, мировоззрение которых сформировалось во время их службы в различных подразделениях КГБ, Советской Армии и МВД СССР. «Как это малороссы провели акцию гражданского неповиновения и свергли без единого выстрела своего узурпатора, который, казалось бы, имел в своих руках все рычаги госуправления? Если такое могло случиться на Украине, то, наверное, стоит опасаться развития подобной ситуации и в России?» Примерно такие вопросы, я полагаю, начали тревожить Путина и его соратников в результате успешных протестов сотен тысяч возмущенных «малороссов» против фальсификации президентских выборов во многих городах Украины в октябре-декабре 2004 года. Поиск ответов на эти и похожие вопросы в связи с другими демократическими тенденциями на постсоветском пространстве был, по всей видимости, напряженным.
Авторитаризм Путина до «оранжевой революции»
Правда, стоить упомянуть, что, по данным авторитетной мониторинговой службы Freedom House о развитии России в первом десятилетии нового века, второй «скачок» в путинской реставрации авторитаризма (после изначальной атаки на демократические институты 1999-2000 годов) произошел еще в 2003-2004 годах, т.е. до начала и во время успешного электорального восстания в Украине [6]. Результаты совокупного рейтинга для измерения относительной демократичности определенной страны, составленного этой организацией, т.н. Democracy Score, говорят о том, что 2004 год, т.е. момент «оранжевой революции», был важной фазой не только демократизации Украины, но и реставрации авторитаризма в России (см. табл. 1) [7]. Именно в этот период в Украине произошел самый значительный сдвиг в сторону демократии, начиная с 2000 года, а Россия больше всего продвинулась по пути подрыва демократических устоев РФ с 1999 года.
Относительно этой таблицы важно учесть, что баллы разных стран, указанные для определенного года, на самом деле относятся к предыдущему году, т.е., например, указанные рейтинги для Украины и России 2005 года выражают оценки специалистов Freedom House развития с 1 января по 31 декабря 2004 года [8]. Таким образом, изменения, выделенные в рейтинге под заголовком «2005», отображают изменения к концу 2004 года по сравнению с концом 2003 года.
Относительно резкое снижение балла для Украины, т.е. повышение ее демократического рейтинга - очевидный результат «оранжевой революции» 2004 года, указывающий на существенное влияние этого события на украинскую политическую систему. Сравнительно резкий рост этого балла в случае России, т.е. упадок демократичности РФ, отображает определенную смену стратегии московской верхушки примерно того же времени.
До 2003 года т.н. «политическая технология» Кремля была, видимо, направлена, как уже было сказано, «всего лишь» на частичное регулирование еще относительно плюралистического политического процесса страны. В ходе же электорального цикла 2003-2004 годов начинается неприкрытое нарушение соответствующих статей Конституции РФ, т.е. набирает обороты принципиальный отход от заложенных в Основном Законе демократических фундаментов современного Российского государства [9].
Развитие путинского режима после «оранжевой революции»
2003—2004 годы были, несомненно, периодом существенного подрыва демократических основ РФ со стороны нового, все более контролируемого т.н. силовиками российского руководства. Тем не менее неким поворотным пунктом в эволюции путинской России представляется скорее следующий, «посторанжевый» период, который начался в начале 2005 года и продолжался до 2008 года, когда пост президента занял Дмитрий Медведев [10]. В статье, опубликованной в октябре 2005 года, немецкая исследовательница российской политики Маргарета Моммзен пишет о переходе путинской России к этому моменту от «управляемой» к «имитированной демократии» [11]. Чем оправдано такого рода переопределение?
Если до 2004 года путинская стратегия разложения демократических структур РФ могла характеризоваться как «негативная» в том смысле, что она была нацелена на отстранение определенных политиков и активистов от рычагов политической власти и общественного влияния, то вследствие «оранжевой революции» поведение российского руководства приобретает, условно говоря, «позитивный» характер. Тогда как подрыв демократических институтов и процедур в 1999-2004 годах являлся классически авторитарным и «лишь» означал все более жесткое ограничение деятельности альтернативных и оппозиционных структур, то с конца 2004 года политика путинского окружения приобретает «паратоталитарные» черты [12]. Имеется в виду, что влияние президентской администрации на политический процесс начиная с 2005 года несет уже не только реак-тивно-обструктивный, но и все более активный и мобилизационный характер. При этом Кремль креативно применял и применяет как новейшие информационные и пиар-технологии, так и различные (иногда импортированные с Запада) методы театрализации и/или сакрализации политических событий и акций. Хотя такого рода действия напоминают политику тоталитарных режимов, они остаются «паратоталитарными» [13], так как отсутствуют более существенные черты тоталитаризма, такие как массовый террор или революционная идеология. Путинские «политтехнологи» скорее развивали отдельные инструменты тоталитаризма, нежели создавали или хотели создать тоталитарное государство [14]. Связанное с этим более рафинированное управление политическим процессом труднее уловить традиционным арсеналом индикаторов демократичности, сфокусированных на разных способах подавления политических прав и свобод (цензура, преследования, аресты и т.д.) руководством данной страны. Видимо, поэтому 2005-2008 годы, по рейтингу Freedom House, оказались, несмотря на указанные новые тенденции этих лет, менее драматичными, чем 2003-2004 годы [15].
Самым явным - хотя, возможно, и не самым существенным - выражением модификации путинского курса во второй половине первого десятилетия XXI века в области внутренней политики было, в сущности, восстановление однозначного монизма в партийной системе страны (и без того, правда, не очень политически значимой). Проведенное с удивительной политической бесцеремонностью возвращение однопартийности произошло путем превращения «Единой России» из гегемониальной политической структуры во всесторонне господствующую партию и во фракцию, почти полностью контролирующую подавляющее большинство парламентов РФ [16]. В начале десятилетия иногда создавалось впечатление, что Путин, возможно, хочет «сверху» создать двухпартийную систему. Однако его решение возглавить список «Единой России» на парламентских выборах 2007 года (хотя до сих пор он не является членом этой партии) и набиравший на тот момент обороты культ личности вокруг него (например, введение понятия «национальный лидер») развеяли надежды на то, что Путин рассматривает свой режим как всего лишь переходно-авторитарный [17].
Ура-патриотические экстазы избирательных кампаний 2007— 2008 годов и фактический отказ российского руководства миссии Бюро демократических институтов и прав человека ОБСЕ в возможности проведения содержательного мониторинга думских и президентских выборов этих лет были неким апогеем мутации путинского режима из классического в неоавторитарный строй с «паратоталитарными» тенденциями [18]. Началось это перевоплощение уже в начале 2005 года. Оно было явной реакцией в первую очередь на «оранжевую революцию», но частично также и на другие «цветные революции». Среди наиболее знаковых результатов «творческих» выводов, сделанных Кремлем из событий в Украине 2004 года, было спешное создание или решительная активизация ряда проправительственных молодежных движений, как и различные акции этих группировок в 2005-2008 годах. Среди таких образований особенно знаменитым стало т.н. Молодежное демократическое антифашистское движение «Наши», основанное уже в конце февраля 2005 года19, т.е. примерно через месяц после инаугурации Виктора Ющенко как президента Украины. В 2005 году также были созданы: Евразийский союз молодежи Александра Дугина, Движение «Россия молодая» («Ру-мол»), Движение молодых политических экологов Подмосковья «Местные» и Всероссийская общественная организация «Молодая Гвардия Единой России» под руководством популярного телепродюсера Ивана Демидова, являющегося поклонником А. Дугина [20].
Другими значимыми нововведениями похожего характера в том же 2005 году явились Общественная палата РФ [21], День народного единства 4 ноября и создание трех новых проправительственных телеканалов — православного «Спаса» [22], военной «Звезды» и англоязычного Russia Today [23]. Впоследствии Кремль предпринял ряд схожих шагов, направленных на создание искусственного гражданского общества и националистической массовой культуры. Среди этих проектов стоит выделить серию новых «патриотических» художественных кинофильмов [24], телевизионных документаций и школьных учебников истории, созданных и/или распространяемых по инициативе или при поддержке президентской администрации и правительства РФ [25]. Особого упоминания достоин основанный в январе 2008 году Институт демократии и сотрудничества с филиалами в Париже и Нью-Йорке под руководством двух профессоров МГИМО, Наталии Нарочницкой и Андраника Миграняна, известных своей ярой критикой либеральной демократии и тесного сотрудничества с Западом. В мае 2009 года указом нового президента РФ Дмитрия Медведева была создана Комиссия по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России. Ответственным секретарем Комиссии назначен вышеупомянутый поклонник дуги-нского «неоевразийства» Иван Демидов [26].
Подъем российского антизападничества после «оранжевой революции»
Наряду с этими тенденциями во время успешного совершения «оранжевой революции» наблюдается заметное ускорение процесса отчуждения между Россией и Западом. Например, 6 декабря 2004 года, т.е. еще до третьего тура украинских президентских выборов, Путин на пресс-конференции в Анкаре делает одно из своих первых колоритных высказываний, сигнализирующих грядущее кардинальное изменение в отношениях России с Западом: «Знаете, что меня особенно беспокоит применительно к ситуации, которая складывается на Украине? ... Не хочу, чтобы, как в Германии, мы разделили Европу на восток и запад, на людей первой и второй категории, первого и второго сорта. Когда люди первого сорта имеют возможность жить по демократическим стабильным законам, а второму — людям с, образно говоря, темным политическим цветом кожи — добрый, но строгий дядя в пробковом шлеме будет указывать ту самую политическую целесообразность, по которой он должен жить. А если неблагодарный туземец будет возражать, то его накажут с помощью бомбовой, ракетной дубинки, как это было в Белграде. ... Хотел бы подчеркнуть еще раз, что только сам народ в любой стране, это касается в полном объеме и Украины, может решить свою судьбу» [27].
В своей книге «Авторитарный бумеранг: российское сопротивление демократизации в бывшем Советском Союзе» Томас Амброзио пишет, что «результаты украинских президентских выборов фундаментально изменили то, как Кремль воспринимает внешнюю поддержку демократии на [постсоветском] пространстве... Вследствие "оранжевой революции" формируется рутинная схема, по которой Россия на постоянные западные жалобы насчет недостатка свободы и справедливости выборов отвечает обвинениями в лицемерии... Оппоненты режима [Путина внутри РФ] представляются членами "пятой колонны", которые готовы торговать независимостью России для внедрения западных идей. Поддержка российской демократии извне рассматривается как ширма для неоколониализма» [28].
17 мая 2005 года, менее чем через четыре месяца после инаугурации Виктора Ющенко в результате «оранжевой революции», заместитель главы президентской администрации РФ Владислав Сурков в полуофициальной речи на заседании генсовета предпринимательского объединения «Деловая Россия» в Москве впервые представляет свою концепцию «суверенной демократии» [29], впоследствии ставшей негласной руководящей идеей российской авторитарной реставрации (по крайней мере, до избрания Дмитрия Медведева президентом РФ в 2008 году) [30]. По мнению Амброзио, «речь Суркова должна рассматриваться как идеологический ответ на события в Грузии и Украине. Его упоминание "оранжевой революции" указывало на страх Кремля перед тем, что свержение авторитарных режимов через народные восстания может дальше распространяться по [постсоветскому] региону - с предполагаемой помощью и/или под руководством Запада... Озабоченность тем, что внешняя критика может привести к ослаблению российского правительства и, таким образом, предоставить возможность внешнего контроля [России], базировалась частично на восприятии западного вмешательства в "оранжевую революцию". Идея о том, что Запад может попробовать повторить свои прежние успехи путем подрыва легитимности Кремля и пособничества народному восстанию, была широко распространена в российских политических кругах [после украинской акции массового неповиновения]» [31].
Начавшийся в начале 2005 года процесс модификации общих внутри- и внешнеполитических приоритетов сопровождался серией все более резких высказываний президента Путина в отношении как Запада, и в первую очередь США, так и российских западников, особенно либерально настроенных партийных и гражданских активистов. В них президент с высоких российских и иностранных трибун публично одобрял антиамериканизм, который объединял различных российских радикалов, включая «левых» коммунистов-зюгановцев, «правых» неонацистов и таких самозваных «центристов», как Владимир Жириновский или Александр Дугин.
Для западной общественности знаковым событием в этом отношении была известная речь Путина на конференции по безопасности в Мюнхене в феврале 2007 года. В России же Путин как до, так и после своей мюнхенской речи допускал еще более резкие высказывания в отношении Запада (в первую очередь США), в том числе и употребление биологических метафор для описания предполагаемых врагов Российского государства. Так, например, в своем президентском послании от 2006 года он назвал США «товарищем волком», который пользуется наивностью других стран касательно сущности американской внешней политики для достижения собственных целей в ущерб интересам других народов. Во время предвыборной речи в ноябре 2007 года Путин подверг российских либералов едва завуалированному обвинению в измене Родине, заявив, что, «к сожалению, находятся и внутри страны те, кто шакалит у иностранных посольств» [32].
Главными политическими оппонентами «Единой России» в мировоззрении, усиленно пропагандируемом путинским Кремлем и его СМИ после украинских событий 2004 года, являются уже не внутриполитические конкуренты, такие как «Справедливая Россия» или КПРФ, и даже не «Другая Россия», а скорее ЦРУ, МИ5, Фонд Джорджа Сороса «Открытое общество» и ряд других западных структур. Эти организации, по мнению Кремля, ответственны за «цветные революции» или их попытки — если не за все судьбоносные политические события последней четверти века на постсоветском пространстве (а возможно, и за его пределами).
Надо отметить, что такого рода оценки начали входить в дискурс правящей элиты России уже с начала президентства Путина в 2000 году, если не раньше [33]. Однако в первые годы усиливающегося влияния идеологов антизападничества в российском истеблишменте этот процесс оказывал относительно небольшое воздействие на население в целом. Правда, отрицательное отношение к западной политике и культуре среди многих россиян [34] и радикальное антизападничество в российских элитных кругах начали распространяться уже с середины 90-х [35]. Видимо, это явление было связано как с общим ростом ксенофобских тенденций, начавшимся примерно в 1994 году [36], так и с негативной реакцией практически всей российской политической и интеллектуальной элиты на западное стремление расширить НАТО на Центрально-Восточную Европу в те же годы [37]. Но все же уровень выраженного антиамериканизма до первой половины текущего десятилетия, несмотря на достигнутый ранее существенный медийный успех пропагандистов русского «особого пути» и неоимпериализма, был относительно низким или, по крайней мере, нестабильным.
Это наводит на мысль, что заметное ухудшение отношения граждан РФ к внешнему миру в целом и к США в частности к концу этого десятилетия связано не только с новыми процессами в международной жизни как таковыми. Оно, видимо, в значительной мере было вызвано переменами в риторике высшего руководства РФ в результате «оранжевой революции» и других вышеперечисленных событий 1999—2004 годов. Радикальное антизападничество является составной частью этого перелома в российской публичной политике. До начала XXI века конфликты между разными партиями, программами, блоками, лагерями, регионами, группами интересов и т.д. определяли, как и в других странах, сущность публичных политических дебатов в РФ. Примерно с 2005 года в общественной жизни стали доминировать дебаты как о конфликте России и Запада в целом, так и о противостоянии между путинской командой и предполагаемыми «агентами влияния» демонизированных в России США [38].
Конечно, рост русского антиамериканизма связан и с рядом, мягко говоря, непродуманных шагов администрации Джорджа Буша-младшего — в первую очередь с вторжением военных сил США в Ирак в 2003 году [39]. Однако динамика реакции россиян на предыдущую воздушную интервенцию НАТО в Югославии в 1999 году говорит о взаимодействии разных факторов, влияющих на российское общественное мнение. Видимо, не только и не столько сами эти непопулярные как в России, так и во всем мире акции Запада, сколько их оценка значимыми российскими политиками, журналистами и экспертами сыграли важную роль в развитии видения американской внешней и внутренней политики большинством населения России во время правления Путина. Как отметил Лев Гудков, «у населения (иные политологи по инерции или по лени рассматривают его как "народ", как коллективного субъекта действия) нет какого-то своего самостоятельного отношения к Америке, которое могло бы возникнуть под воздействием интересов или спонтанных обстоятельств, независимо от доминирующего института, группы или от всей системы институтов (если говорить о тоталитарном и посттоталитарном обществе), задающих и воспроизводящих образцы отношения к символическим объектам» [40].
Если, к примеру, уровень антиамериканизма в российском обществе сразу после бомбардировок самолетами НАТО Сербии в марте-июне 1999 года резко вырос [41], он удивительно быстро вернулся на относительно низкий уровень 1997—1998 годов уже к середине 2000 года (см. рис. 1) [42]. В своем докладе 2001 года московский Фонд общественного мнения указал на следующий парадокс: «За два года, прошедшие с момента международного кризиса [1999 год], вызванного событиями вокруг Югославии, ни в политике США и НАТО, ни в отношениях между Россией и Западом не произошло каких-либо сдвигов, способных подтвердить надежды на серьезное улучшение ситуации. В течение этого времени продолжало осуществляться расширение НАТО на Восток, обострился конфликт между Россией и западными странами в связи с возобновлением военных действий в Чечне, были озвучены неприемлемые для России планы новой американской администрации, направленные на создание национальной системы ПРО и отказ от договора 1972 года, провозглашена линия на ужесточение политики Вашингтона по отношению к России, действия НАТО в Косово и Македонии вновь подтвердили, что альянс игнорирует российские позиции по проблемам бывшей Югославии. Весьма примечательно, что в этих условиях в российском общественном мнении устойчиво продолжали преобладать ориентация на укрепление партнерских отношений с западными странами, а негативное отношение к Западу, в том числе к США, столь же устойчиво оставалось ... маргинальной позицией по сравнению с преобладающим нейтральным и позитивным отношением» [43]. Всплеск же антиамериканизма весной 2002 года был явно связан со ссорами вокруг реального уровня успехов российских спортсменов на Олимпийских играх в Солт-Лейк-Сити. По окончании игр отношение россиян, как и в случае с югославским инцидентом, быстро вернулось на прежний уровень.
Можно предположить, что это было связано с тем, что к концу прошлого - началу нового тысячелетия в официальном политическом дискурсе России еще не было той настойчивой неприязни к США [44], которая к концу 2000-х годов проникла в некоторые внешнеполитические правительственные документы и стала доминировать в большинстве информационных, политических и интеллектуальных телерадиопрограмм, газетных и журнальных статей — не говоря уже о политической книжной публицистике, большая часть которой на сегодняшний день одержима различными теориями американского, западного, масонского, еврейского и других заговоров против России [45].
Несмотря на то, что исламско-арабский Ирак является для русских менее значимой страной, чем православно-славянская Сербия, реакция российской общественности на интервенцию США на Ближнем Востоке весной 2003 года была более «последовательной» в том смысле, что она служила как выражением, так и усилителем общего роста антиамериканизма с момента прихода к власти В. Путина [46]. Это говорит о том, что все более негативная оценка США российскими СМИ и политической элитой в 2000-2008 годах являлась, помимо негативного восприятия россиянами политики Буша-младшего, важным фактором роста «народного» антиамериканизма в России [47]. После 2005 года уровень антиамериканизма продолжает колебаться, но при этом сохраняет свой, по сравнению с 90-ми годами, относительно высокий уровень. Российское общество, таким образом, более или менее преодолело описанный Владимиром Шляпентохом в 2001 году раскол между правящим классом и массами, которые еще в начале десятилетия были значительно менее антизападническими, чем большинство ведущих политических комментаторов и значительная часть интеллектуальной элиты РФ [48].
На то, что население России коренным образом переосмысливает свое отношение к Западу в целом, указывает и то, что за последние годы происходит медленное, но постоянное ухудшение оценки Европейского союза, до середины этого десятилетия относительно «популярного» среди большинства россиян (см. рис. 2). Как указывал, среди прочих, Леонид Седов, «характеристики отношения [россиян] к ЕС и США сопряжены друг с другом» [49].
Эти наблюдения позволяют констатировать, что к маю 2008 года антизападничество стало важной, если не преобладающей призмой, через которую большая часть как элиты, так и «простых» граждан РФ рассматривает актуальные события в мировой политике. Это касается не в последнюю очередь развития ситуации на территории других постсоветских государств. Недавние конфликты между прежним центром и периферией распавшейся империи являются, конечно, не таким уж особенным явлением, если сравнивать их с похожими болезненными конвульсиями после распада других мировых империй в XX веке [50].
Однако растущий российский антизападный обскурантизм и все более популярные теории заговоров для объяснения этих конфронтаций придают русскому постимперскому синдрому особую остроту [51]. Он все больше напоминает агрессивную реакцию немецких политических и интеллектуальных лидеров на «позорный» конец второй Германской империи в 1918 году с их «легендой об ударе ножом в спину» («Dolchstofllegende») — об иллюзорной вине «внутренних» врагов Германии за ее поражение в Первой мировой войне [52]. В худшем случае дальнейшая конспирологическая интерпретация россиянами грузино-российских, украино-российских или похожих постимперских противостояний может ускорить эскалацию как межгосударственных конфликтов на территории бывшего СССР, так и российско-западных разногласий. Радикальное российское антизападничество на этом фоне превращается из объекта исследований новейшей истории политических идей в предмет политического анализа современной евроазиатской безопасности.
Примечания:
1.Umland A. Orange Revolution als Scheideweg: Demokratisierungsschub in der Ukraine, Restaurationsimpuls in Russland // Osteuropa. 2009. Vol. 59. No. 11. P. 109-120;
Умланд А. «Оранжевая революция» как постсоветский водораздел: демократический прорыв в Украине, реставрационный импульс в России // Континент. 2009. № 142
[http:// magazines.russ.ru/continent/2009/142/um16.html].
2. См.: Wilson A. Virtual Politics: Faking Democracy in the Post-Soviet World. New Haven, 2005.
3. См. дискуссию об историческом значении этого явления («Russlanddebatte») в немецких интернетовских изданиях «Евразийский журнал» и «Спорные вопросы новейшей истории» конца 2008 - начала/середины 2009 года: Umland A. Das postsow-jetische Russland zwischen Demokratie und Autoritarismus // Eurasisches Magazin. 2008. No. 11 [http://www.eurasischesmagazin.de/artikel/?artikelID=20081105]; Rahr A. Waswir in den 90er Jahren erlebt hatten, war ein kunstliches Russland // Eurasisches Magazin.2008. No. 11 [http://www.eurasischesmagazin.de/artikel/?artikelID=20081106]; Ehlers K. Putin - ein Fehler? // Eurasisches Magazin. 2008. No. 11 [http://www.eurasischesmagazin.de/artikel/?artikelID=20081107]; Umland A. Ist Demokratie fur Russlandetwas "Kunstliches"? // Eurasisches Magazin. 2009. No. 1 [http://www.eurasisches-magazin.de/artikel/?artikelID=20090105] ; Below W. Russland hat noch einen langen Wegvor sich // Eurasisches Magazin. 2009. No. 1 [http://www.eurasischesmagazin.de/artikel/?artikelID=20090106]; Rahr A. Die russischen Eliten sind vom Westen tief enttauscht //Eurasisches Magazin. 2009. No. 1 [http://www.eurasischesmagazin.de/artikel/?artikelID=20090107]; Ehlers K. Woriiber lohnt es sich zu diskutieren // EurasischesMagazin.2009. No. 1 [http://www.eurasischesmagazin.de/artikel/?artikelID=20090108];
Maresch R. Zwischen Ressentiment und Appeasement // Eurasisches Magazin. 2009. No.1 [http://www.eurasischesmagazin.de/artikel/?artikelID=20090109]; Luks L. Freiheitoder imperiale Grofie? Anmerkungen zur politischen Kultur Russlands // Eurasisches Magazin. 2009. No. 1 [http://www.eurasischesmagazin.de/artikel/?artikelID=20090110]; Luks L. Die Demokratie ist kein Auslaufmodell // Eurasisches Magazin. 2009. No. 2 [http://www.eurasischesmagazin.de/artikel/ ?artikelID=20090206]; Maresch R. Die Entwestlichung der Welt ist langst im vollen Gang // Eurasisches Magazin. 2009. No. 3 [http://www.eurasischesmagazin.de/artikel/?thema=Russland&artikelID =20090311];
Luks L. Die Effizienz der Demokratien ist oft tragerisch // Zeithistorische Streitfragen. 2009. 24 апреля [http://www1.kueichstaett.de/ZIMOS/streitfragen.html#5]; Sutor B.
Politischer Realismus und Werturteile // Zeithistorische Streitfragen. 2009. 19 июня [http://www1.ku-eichstaett.de/ZIMOS/streitfragen.html#7].
4.Умланд А. Электоральный авторитаризм на постсоветском пространстве // Сравнительное конституционное обозрение. 2008. № 1(62). С. 191-195.
5.Hale H. Eurasian Polities as Hybrid Regimes: The Case of Putin's Russia // Journal ofEurasian Studies. 2010. Vol. 1. No. 1. P. 33-41.
6. Nations in Transit 2009 / Ed. Freedom House. Washington, 2009.
7. Более адекватным названием этого индикатора был бы «рейтинг авторитарности», так как повышение балла указывает не на подъем, а на упадок демократии в данной стране. Интересными в рейтингах Freedom House являются скорее временные тренды, т.е. относительные изменения из года в год внутри одной и той же страны, нежели баллы как таковые или сравнение баллов разных стран одного и того же года. В сопоставлении двух или более стран баллы Freedom House имеют только ориентировочное значение, так как рейтинги составляются страноведами, оценивающими только «свою» страну, а не все страны мира. Так, например, сегодняшний балл демократичности для России близок к соответствующему баллу Туркменистана, что, несмотря на представленную здесь критику путинского антидемократизма, может ввести неосведомленного читателя таблиц Freedom House в заблуждение. Мне кажется, что Freedom House мог бы довольно просто решить эту проблему путем увеличения гаммы баллов до 10,00. Тогда бы баллы 7,00-9,99 могли бы применяться для характеристики трендов в странах, общественный строй которых более или менее близок к идеальному типу «тоталитарного государства», т.е., например, для отображения изменений в сегодняшних политических режимах Северной Кореи, Бирмы или Туркменистана. Конечно, и такое расширение шкалы не решило бы проблему неполной сравнимости баллов для разных стран.
8. Личная переписка с ведущим экспертом Freedom House по РФ Робертом Орттунгом.
9.Nufiberger A. Verfassungsmassigkeit der jiingsten Rechtsreformen in Russland //Russland-Analysen. 2005. No. 57. P. 2-5.
10. О непосредственной реакции Кремля, его представителей и российских СМИ на украинские события 2004 года см.: Kuzio T. Russian Policy Toward Ukraine During the Elections // Demokratizatsiya. 2005. Vol. 13. No. 4. P. 491-517; Petrov N., Ryabov A. Russia's Role in the Orange Revolution // Revolution in Orange: The Origins of Ukraine's Democratic Breakthrough / Ed. A. Aslund, M. McFaul. Washington, 2006. P. 145-164; Khineyko I. The View from Russia: Russian Press Coverage of the 2004 Presidential Elections in Ukraine // Aspects of the Orange Revolution II: Information and Manipulation Strategies in the 2004 Ukrainian Presidential Elections / Ed. B. Harasymiw, O.S. Ilnytzkyj. Stuttgart, 2007. P. 107-139; Wilson A. Foreign Intervention in the 2004 Elections: «Political Technology» versus NGOs // Aspects of the Orange Revolution III:
The Context and Dynamics of the 2004 Ukrainian Presidential Elections / Ed. I. Bredies, A. Umland, V. Yakushik. Stuttgart, 2007. P. 200-235; Kempe I., Solonenko I. Foreign Involvement and International Orientation in the Orange Revolution // Aspects of the Orange Revolution IV: Foreign Assistance and Civic Actions in the 2004 Presidential Elections / Ed. I. Bredies, A. Umland, V. Yakushik. Stuttgart, 2007. P. 19-80; The Commonwealth of Independent States // Aspects of the Orange Revolution V: Institutional Observation Reports on the 2004 Presidential Elections / Ed. I. Bredies, A. Umland, V. Yakushik. Stuttgart, 2007. P. 211-221; Wilson J.L. Coloured Revolutions: The View from Moscow and Bejing // The Journal of Communist Studies and Transition Politics. 2009. Vol. 25. Issue 2-3. P. 369-395.
11.Mommsen M. Ruffland unter Putin: Von der gelenkten zur imitierten Demokratie // Osteuropa. 2005. Vol. 55. No. 10. P. 160-164. См. также: idem. Putins «gelenkte Demokratie»: «Vertikale der Macht» statt Gewaltenteilung // Russland heute: Rezentralisierung des Staates unter Putin / Ed. M. Buhbe, G. Gorzka. Wiesbaden, 2007. P. 235-252.
12. Введение неологизма «паратоталитарный» для описания путинской посторанжевой политики инспирировано употреблением Роджером Гриффином термина «парафашизм» для обозначения таких режимов, как Испания Франко, Португалия Салазара или Аргентина Перрона. См.: Griffin R. The Nature of Fascism. L., 1993. Как станет ясно ниже, я пока что (т.е. на май 2010 года) не считаю РФ ни фашистским, ни протофашистским государством.
13. Приставка пара- стала в последние годы популярной в интерпретациях сегодняшней российской политики, ее употребляли совершенно различные по своим взглядам авторы, такие как Сергей Кургинян и Ричард Саква. См: Кургинян С. Качели: конфликт элит - или развал России? М., 2008; Саква Р. Дуалистичное государство в России: параконституционализм и параполитика // Политические исследования. 2010. № 1. С. 8-26.
14. В этой связи утверждение американского политолога Александра Мотыля о том, что путинская политическая система является «фашизоидной» или даже «фашистской», представляется явным преувеличением. См.: Motyl A. Russland - Volk, Staatund Fuhrer: Elemente eines faschistischen Systems // Osteuropa. 2009. Vol. 59. No. 1. P. 109-124; idem. Russia's Systemic Transformations since Perestroika: From Totalitarianism to Authoritarianism to Democracy - to Fascism? // The Harriman Review. 2010. Vol. 17. No. 2. P. 1-14. Информативная критика этого тезиса у: Luks L. Irrefuhrende Parallelen: Das autoritare Russland ist nicht faschistisch // Osteuropa. 2009. Vol. 59. No. 4. P. 119-128. До этого я коротко отреагировал на газетную статью Мотыля, где он впервые употребил термин «фашизм» в отношении сегодняшней российской политической системы. См.: Умланд А. Действительно ли Россия Путина - «фашистская»? Ответ Александру Мотылю // Агентство политических новостей. 2008. 2 апреля [http://www.apn.ru/opinions/article19627.htm].
15 . Как указано выше, более скромные оценки изменений в РФ 2005-2008 годах Free dom House, возможно, связаны с тем, что гамма баллов ограничена до 7,0 и, таким образом, отображение «паратоталитаризма» в РФ могло слишком быстро поставить Россию на один уровень с реальным тоталитаризмом, например Туркменистана.
16. Стоит добавить, что сегодняшняя де-факто однопартийная система РФ, в отличие от системы бывшего СССР, декорирована несколькими добавочными маргинальными думскими фракциями. Эти более или менее подконтрольные Кремлю или существующие по воле кремлевских «политтехнологов» структуры напоминают «блоковые партии» (или «блок-флейты», как их называли восточные немцы) бывшей Германской Демократической Республики - хорошо знакомые Путину со времен его службы в качестве резидента КГБ в Дрездене в 1985-1990 годы. См.: Умланд А. Критика сравнения ельцинского и путинского периодов с исторической перспективы // inoСМИ.Ru. 2008. 30 ноября [http://www.inosmi.ru/translation/245728.html]. Подробнее о развитии российской партийной системы за последние годы: Buhbe M., Makarenko B.I. Das Mehrparteiensystem im neuen Russland // Russland heute. P. 273-291; Gelman V. Party Politics in Russia: From Competition to Hierarchy // Europe-Asia Studies. 2008. Vol. 60. No. 6. P. 913-930.
17. Умланд А. Кремлевский перегиб // inoСМИ.Ru. 2007. 15 октября [http://www.inosmi.ru/ translation/237223.html].
18. Rjabow A. W. Gelenkte Wahlen 2007-2008: Gesetzgebungsreform und Veranderungen innerhalb der Regierung // Russland heute. P. 255-272.
19. Schmid U. Nashi - Die Putin-Jugend: Sowjettradition und politische Konzeptkunst //Osteuropa. 2006. Vol. 56. No. 5. P. 5-18.
20. Коровин В., Попов Д. Иван Демидов: Русскому народу необходимо поставить себецель // Евразия: Информационно-аналитический портал. 2007. 4 ноября [http://www.evrazia.org/article .php?id=164]; Umland A. Fascist Tendencies in Russia's Political Establishment: The Rise of the International Eurasian Movement // Russian Analytical Digest. 2009. No. 60. P. 13-17 [http://se2.isn.ch/serviceengine/Files/RESSpecNet/100499/ipublicationdocument_singledocument/D556D860-B6FF-406A-9E66-75265D938656/en/Russian_Analytical_Digest_60.pdf].
21. [http://www.oprf.ru/ru/about/].
22. На этом канале работали некоторое время упомянутые неоевразийцы Иван Демидов и Александр Дугин.
23. Cм.: Schmidt D. Eine Wertelucke zwischen Russland und dem Westen? Vorlaufige Anmerkungen zu einem schwierigen Diskurs // Russland-Analysen. 2005. No. 70. P. 2-5 [http://www.laender-analysen.de/russland/pdf/Russlandanalysen070.pdf].
24. Об этом явлении в целом: Hashamova Ya. Pride and Panic: Russian Imagination of the West in Post-Soviet Film. Bristol, 2007.
25.Siegl E. Von Stalins Sieg zum Sieg Putins: Der Kreml und sein Geschichtsbild //Russland-Analysen. 2007. No. 148. P. 2-4 [http://www.laender-analysen.de/dlcounter/dlcounter.php? url=../russland/pdf/Russlandanalysen148.pdf]; Ejdelman T. War Stalins Politik "effektiv"? Skandale um neue Geschichtsbueher in Russland // Kultura. 2008. No. 1. P. 3-8 [http://www.kultura-rus.de/kultura_dokumente/ausgaben/deutsch/kultura-2008-01.pdf].
26. См.: Немецкий историк о «Комиссии по противодействию попыткам фальсификации истории» // Deutsche Welle. 2009. 28 мая [http://www.dw-world.de/dw/article/0,,4287922,00.html].
27. [http://www.kremlin.ru/appears/2004/12/06/1409_type63380_80827.shtml]
28. Ambrosio Т. Authoritarian Backlash: Russian Resistance to Democratization in the Former Soviet Union. Farnham, 2009. Р. 57-58, 60, 66. Некоторые добавочные размышления на эту тему см. в статье: Umland A. Introduction to Aspects of the Orange Revolution I-VI: Ukraine's Second Transition in the Russian Mirror // Aspects of the Orange Revolution I: Democratization and Elections in Post-Communist Ukraine / Ed. P. D'Anieri, T. Kuzio. Stuttgart, 2007. P. 7-16.
29. Меликова Н. Суверенитет важнее демократии: обнародованы основные положения речи кремлевского идеолога Суркова // Независимая газета. 2005. 13 июля [http://www.ng.ru/politics/2005-07-1 3/1_suverenitet.html].
30. Казанцев А. «Суверенная демократия»: структура и социально-политические функции концепции // Форум новейшей восточноевропейской истории и культуры. 2007. № 1 [http://www1.ku-eichstaett.de/ZIMOS/forum/docs/5Kazancev.pdf]; Schulze P.W. Souverane Demokratie: Kampfbegriff oder Hilfskonstruktion fur einen eigenstandigen Entwicklungsweg? Die Ideologische Offensive des Vladislav Surkov //Russland heute. P. 293-312; Identities and Politics During the Putin Presidency: The Discursive Foundations of Russia's Stability / Ed. P. Casula, J. Perovic. Stuttgart, 2009.
31. Ambrosio Т. Authoritarian Backlash. Р. 72, 76.
32. Умланд А. Путинские «шакалы»// inoСМИ.Ru. 2007. 30 ноября [http://www.inosmi.ru/ translation/238117.html].
33. Shlapentokh V. The Rise of Russian Anti-Americanism after September 2001: Envy as a Leading Factor // Johnson's Russia List. 2002. No. 6227 [http://www.cdi.org/russia/ johnson/6227-3.cfm].
34. Дилигенский Г. «Запад» в российском общественном сознании // Общественные науки и современность. 2000. № 5. С. 5-19; Дубин Б. Запад, граница, особый путь: символика «другого» в политической мифологии России // Неприкосновенный запас. 2001. № 3 (17) [http://magazines.russ.ru/nz/2001/3/dub.html].
35. Truscott P. Russia First: Breaking with the West. L., 1997; Shiraev E., Zubkov V. Anti-Americanism in Russia: From Stalin to Putin. Basingstoke, 2000; Tsygankov A. Whose World Order: Russia's Perception of American Ideas after the Cold War. Notre Dame, 2004.
36. Гудков Л. Динамика ксенофобии в постсоветской России // Вестник Института Кеннана в России. 2002. № 1. С. 49-61; Леонова А. Настроения ксенофобии и электоральные предпочтения в России в 1994-2003 гг. // Вестник общественного мнения. 2004. № 4 (72). С. 83-91; Гудков Л., Дубин Б. Своеобразие русского национализма // Pro et Contra. 2005. Т. 9. № 2. С. 6-24.
37. Gardner H. Dangerous Crossroads: Europe, Russia and the Future of NATO. Westport, 1997; Black J.L. Russia Faces NATO Expansion: Bearing Gifts or Bearing Arms? Lanham, NY, Oxford, 2000; Umland A. Die Rezeption der NATO-Entscheidung zur Osterweiterung in Russland // Neue Politische Literatur. 2002. Vol. 47. No. 3. P. 467-472; Zimmermann W. The Russian People and Foreign Policy: Russian Elite and Mass Perspectives, 1993-2000. Princeton, 2002.
38. Умланд А. Национализм и Россия // inoСМИ.Ru. 2008. 23 января [http://www.inosmi. ru/translation/239095.html].
39. Zvonovsky V. The New Russian Identity and the United States // Demokratizatsiya. 2005. Vol. 13. No. 1. P. 101-114.
40. Гудков Л. Отношение к США в России и проблема антиамериканизма // Мониторинг общественного мнения. 2002. № 2. Здесь цит. по: он же. Негативная идентичность: статьи 1997-2001 годов. М., 2004. С. 499.
41. Shlapentokh V. The Balkan War, the Rise of Anti-Americanism and the Future of Democracy in Russia // International Journal of Public Opinion Research. 1999. Vol. 11.No. 3. P. 275-284 [http://ijpor.oxfordjournals.org/cgi/reprint/11/3/275.pdf].
42. См. также: Levinson A. "Fairly Good": What Do Russians Really Think of the United States? // Johnson's Russia List. 2002. No. 6268 [http://www.cdi.org/russia/johnson/6268.htm].
43. Cм.: «Запад» и российское общество // База данных ФОМ. 2001. 12 июля [http://bd.fom.ru/report/cat/pro_snv/dd012541]. Cм. также: Gerber T.P., Mendelson S.E. Young, Educated, Urban - and Anti-American: Recent Survey Data from Russia // PONARS Policy Memos. 2002. No. 267 [http://www.csis.org/media/csis/pubs/pm_0267.pdf].
44. Becker J.A. Soviet and Russian Press Coverage of the United States: Press, Politics and Identity in Transition. Basingstoke, 2003; Black J.L. Vladimir Putin and the New World Order: Looking East, Looking West? Lanham, 2003.
45. Наводнение российского книжного рынка множеством конспирологических сочинений документируется с ноября 2007 года в последней секции двухнедельного электронного дайджеста The Russian Nationalism Bulletin. Издания бюллетеня свободно доступны на сайте: [http://groups.yahoo.com/group/russian_nationalism/messages].
46. Седов Л. Актуальные проблемы в общественном мнении россиян и американцев (результаты совместного российско-американского исследования) // Вестник общественного мнения. 2006. № 3 (83). С. 14-17; Левинсон А. Америка как значимый Другой // Pro et Contra. 2007. T. 11. № 2. C. 65-69; Richards S. Russians Don't Much Like the West // Open Democracy. 2009. February 25 [http://www.opendemocracy.net/arti-
cle/email/russians-don-t-much-like-the-west]; Levinson A. Russian Public Opinion and the Georgian War // Open Democracy. 2009. August 14 [http://www.opendemocracy. net/article/email/russian-public-opinion-and-the-georgia-war].
47. Несколько странная дискуссия на тему того, происходит ли в действительности рост антиамериканизма в российском обществе, документирована в: Has Russian Anti-Americanism Been Rising? A Debate on the Article "The Unpopular Prospect of
World War III: The 20th Century Is Not Over Yet" // The Russian Nationalism Bulletin. 2009. Vol. 3. No. 5 (47). Appendix [http://groups.yahoo.com/group/russian_nationalism/messages/412?threaded=1&m=e&var=1&tidx=1].
48. Shlapentokh V. Russian Attitudes toward America: A Split between the Ruling Class and the Masses // World Affairs. 2001. Vol. 164. No. 1. P. 17-23.
49. Седов Л. Запад внутри нас: что думают россияне о своей стране и мире // Независимая газета. 2006. 22 декабря.
50. Этот важный аспект указывается, например, в книге: Wipperfiirth C. Russland und seine GUS-Nachbarn: Hintergriinde, aktuelle Entwicklungen und Konflikte in einer ressourcenreichen Region. Stuttgart, 2007.
51. Выраженно мистические аспекты сегодняшнего русского антизападничества, видимо, связаны с более общими особенностями постсоветской «русской души». Борис Дубин в 2001 году указывал на то, что «[п]арапсихология, НЛО, равно как магия,
сглаз, астрология и хиромантия вызывали [как показывают соответствующие опросы] у россиян интерес гораздо больший, чем в развитых странах мира». См.: Дубин Б. Запад, граница, особый путь.
52. Насколько мне известно, Леонид Люкс был одним из первых исследователей, который еще до распада СССР указывал на частичное сходство между Веймарской Германией и поздней Советской Россией. См.: Luks L. Abschied vom Leninismus: Zur
ideologischen Dynamik der Perestrojka // Zeitschrift fur Politik. 1990. Vol. 37. No. 4. P 359. Среди недавних кратких статьей по этой теме: Умланд А. Между Веймарским и Боннским сценариями // inoСМИ.Ru. 2008. 11 апреля [http://www.inosmi.ru/translation/ 240759.html]; Люкс Л. «Веймарская Россия?» - заметки об одном спорном понятии // Зеркало недели. 2008. № 31 (710) [http://www.zn.ua/1000/1600/63793/].
____________________________