О простодушие. О незамутненная голова плохо информированного гражданина, меня. Шибко грамотным смотреть голливудскую "Трою" будет неуютно. Я же наверняка знал всего три вещи. Первая: "Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына". Вторая: ахейцы осадили малоазийскую Трою с целью освобождения женщины Елены, которая будто бы стоила того, чтобы из-за нее воевать. Наконец третья: предводитель троянцев Гектор таки поразил несравненного бойца Ахилла в самую пятку, что и стало причиной безвременной кончины последнего.
Теперь представьте мое состояние в ту секунду, когда ловкий Брэд Питт, он же Пелеев сын Ахиллес, воткнул в плечо Гектора и там три раза повернул свое оружие, копье! Наверняка зная, что Гектор выживет, убьет и победит, я внутренне глумился над самоуверенным обидчиком: "Зря радуешься, Брэд Питт! Напрасно торжествуешь, пелеев сын!" Даже когда Ахиллес изрешетил грудь несчастного Гектора острой саблей, даже понимая, что решето не пригодно для дыхания, я оставался в плену своего неизвестно кем сформированного предрассудка. Но едва Гектор испустил дух, а соседние девчонки впечатлились агрессивным Брэд Питтом настолько, что впервые за весь фильм сняли ноги со спинок впереди стоящих кресел и неровно задышали, - в это самое мгновение режиссер Вольфганг Петерсен доказал полное превосходство мировой Истории над моим частным предрассудком. Иной глубокий знаток первоисточника, равно как и беспринципные девчонки, по женскому обыкновению болевшие за самца, который победит, никогда не испытают восторга, подобного моему. Вот она, квинтэссенция кинематографического метода: отвлеченное и, как ни парадоксально звучит в данном случае, книжное знание было дезавуировано убедительным мимезисом. На моих собственных глазах то, что называется жизнью, вмешалось и скорректировало схему!
Неподалеку от моего места жительства расположился музей "Тульские древности", где, полагаю, собрана не одна сотня поржавевших кинжалов и замусоленных черепков. Рассказывают, на Куликовом поле, где наши рубились с монголами, ни кинжалов, ни черепков не обнаружено. Откуда же тогда коллекционная утварь? А хотя бы и с Малой Арнаутской, не все ли равно. Дротики, наконечники, черепки - вот это как раз и есть пресловутая "схема". Черепки не склеить, черепки заведомая туфта, тема для диссертации, доказательство легитимности ученой степени. Сразившая меня наповал "Троя" предъявила в качестве живого и острого некий старинный сюжет, который большинству заинтересованных лиц представляется мифом, а остальным - поэтической версией и преувеличением реальной военной прозы.
Неделей раньше, в Москве, приобрел забавную книгу Яна Ассмана "Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности" (М.: 2004), где "греческому случаю" закономерно посвящена отдельная глава. Ассман вводит в обиход и обосновывает термин "гиполепсис": "отсылка к текстам прошлого в форме подконтрольной вариативности". Ассман поясняет: к тому, что он называет гиполепсисом, ближе всего подходит созданное Аристотелем понятие, звучащее по-русски как "прибавление к самому себе". Аристотель использует его для определения отличия человека от растительного и животного мира, для обозначения свойственной лишь человеку формы "участия в вечном и божественном". По Дройзену, развивавшему Аристотеля, преемственность в природе состоит в тупом повторении, тогда как преемственность культуры - в "прогрессивном варьировании".
Теперь глядите: расейская элита акцентирует приоритет свободы слова и печати, непременно кивая на США как образец и канон. Несколько лет назад ненароком заучил остроумную сентенцию одного ныне популярного у нас немца: "Поскольку либерализм дискутирует и договаривается по поводу каждой политической частности, то и метафизическую истину он хотел бы растворить в дискуссии. Его сущность - это половинчатость с упованием на то, что, может быть, окончательное столкновение, кровавую решающую битву можно будет превратить в парламентские дебаты и вечно откладывать посредством вечной дискуссии". Итак, долдоня священные формулы вчерашней Америки, наши прогрессисты деградировали до уровня животного и растительного мира, меж тем как Америка предъявила "Троей" новое "воображаемое". Заявив свое полное право на "чужие священные камни", присвоив и греческий эпос, и греческий дискурс, фильм воплотил немецкую сентенцию, направленную как раз против Америки, но позавчерашней, с точностью до наоборот. Едва возникает разбаланс, едва выявляется разница интересов, мужчины решительно принимаются выявлять сильнейшего, победителя.
Хочу акцентировать эту, поразившую меня стратегию повествования: Мир показан как совокупность граничащих силовых полей, чье неизбежное взаимодействие чревато конфликтом, чревато необходимостью принимать немедленное решение, отвечать на вызов, поднимая щит и обнажая меч. Каждый мужчина здесь - воин, но воин во вторую очередь. В первую - субъект политики. Блистательно отыгран мотив начала Троянской войны. Похитивший Елену Парис, равно как и сама красавица, полагают, что именно они явились причиной величайшего в Истории военного конфликта. Что будто бы из-за женщины спущены на воду сотни ахейских кораблей, из-за женщины поднялись на крепостные стены тысячи троянских лучников. Из-за женщины проявляют чудеса храбрости, доблести, сообразительности - Ахиллес, Гектор, Аякс, Одиссей и необстрелянный Патрокл. Предоставив любовникам безраздельное право на иллюзию, подлинные герои фильма, мужчины, один за другим высказываются в том роде, что эффектная женщина ни при чем, что война была неизбежна и "похищение Елены" не причина, а всего лишь романтическая версия. Для подростков.
Поразительный контраст с нынешней Россией, в подкорке которой доминируют идеология "женского каприза" и сопутствующая необязательность; с телеэкранов которой разные набитые дуры тиражируют заведомые мерзости, приводящие в умиление заискивающих постсоветских мужичков. С Россией, не переварившей западную культуру потребления, подавившейся бутиками и наплодившей бессмысленных хабалок, которые, страшно подумать, выбирают нас, учат нас жизни и, конечно, солидаризировались бы с Парисом и Еленой, если бы только знали, кто это такие и о чем вообще идет речь!
Квинтэссенция подобной идеологии - отвратительная картина Александра Рогожкина "Кукушка", создатели которой то ли по наивности, а то ли по глупости были уверены, что им по праву должен принадлежать "Оскар"! Однако достаточно посмотреть "Трою" Петерсена, чтобы предположить степень американского презрения к расейской поделке, где живой и здоровый русский солдат второй мировой войны добровольно соглашается уступить разборчивую саамскую шлюху неправдоподобно грамотному финскому снайперу. Более того, кутаясь в эсэсовскую шинельку финна, убеждая себя не обращать внимания на сладострастные женские стоны, наш клоун, наш дурачок политкорректно засыпает где-то в хлеву, чтобы не мешать их любовным утехам. Да что говорить, в "Кукушке" именно хуторянка-саами, похотливо стреляя глазками, выбирает сначала одного самца, а потом, после его ранения, сердобольно удовлетворяется вторым, нашим.
Если эта развесистая сопля и есть "новый прекрасный мир", наш посткоммунистический идеал и пресловутая русская духовность, к которой мы возвращаемся, то я внутренне остаюсь с Америкой, в которой не был и, скорее всего, никогда не буду, которую, однако, всею душой понимаю. Как замечает Ассман, не имеет никакого смысла сохранять предмет в памяти, если одновременно память не сохраняет важность разговора об этом предмете: "Почему этот предмет важен? Почему важно узнать истину о нем?"
И вот я настаиваю: пресловутая "русская духовность" давно, еще в послевоенном совке, выродилась в набор пустопорожних риторических фигур, в магическую практику хуже сквернословия. В филологию и мертвый интеллигентский канон. И вот я говорю: Америка, священные камни Запада по праву принадлежат тебе! Да хотя бы потому, что одной тебе они понадобились. Бери что хочешь, владей золотом, нефтью и даже околоземной орбитой. А протестующим против американского волеизъявления постсоветским мужичкам говорю иное: вначале угомоните своих обезумевших от вседозволенности баб, осознайте и предъявите Миру пускай самый завалящий, но собственный, а не заемный интерес, не дайте усомниться, что в борьбе за свой интерес пойдете до конца, и только потом смейте разговаривать с Америкой на равных.
В 90-е правильную "Трою" предвосхитила по-настоящему великая картина братьев Коэн "Большой Лебовски", в которой Америка попрощалась со своим инфантильным прошлым, с сомнительного качества послевоенным поколением. Три американских мужичка были предъявлены саркастичными авторами в качестве бессмысленных дебилов-потребителей. В целом все как у нас, только "покультурнее" и побогаче.
Финал попросту гениален. Когда один из парней нелепо погиб, его кремировали. Двое оставшихся собрались развеять пепел где-то на крутом морском утесе, теперь, после "Трои", до боли напоминающем побережье Эллады. Но едва приятели открыли нелепую, из супермаркета, баночку с прахом, как внезапный порыв ветра швырнул пепел им в лицо, с ног до головы покрыл серым порошком. В исполнении клоунов священный ритуал закономерно превратился в жалкий фарс, в комические куплеты.
Ритуальные почести, сопутствующие погребению героев, - ключевые моменты голливудской "Трои". Исчезающие в пламени тела Патрокла, Гектора и Ахиллеса - превращаются не столько в пепел и дым, сколько в пресловутую культурную память, в решимость и волю, в новую, теперь уже американскую идентичность.
"Преступление смерти не в том, что она убивает, а в том, что она увековечивает нашу скорбь", - остроумно заметил один известный француз. Однако другой, менее известный, но не менее значительный француз уточнил: "Большинство обществ нашли способы преодолеть тоску небытия, либо скрывая смерть (в нашем обществе), либо уверовав в существование сверхъестественного мира и загробной жизни (в большинстве случаев). Традиционные общества непременно использовали при этом юридическое право, предоставляя усопшим множество возможностей вмешиваться в жизнь живых и превращая отношения родства в средство и инструмент преодоления смерти".
Иначе говоря, тот, кто настаивает на необязательности какого бы то ни было родства, попросту демонстрирует волю к смерти, волю к небытию. Когда Америка настаивает на своем праве решать судьбу мира, она всего лишь стремится юридически закрепить внезапно осознанное родство, и американская постановка вопроса безусловно не является метафорой, "литературой", короче, баловством. Выбросы коллективного американского воображаемого вроде нынешней "Трои" демонстрируют предельную серьезность намерений. Постмодернистски прикалываться в ответ - бессмысленно, митинговать в знак протеста - стыдно.
Главный вывод, который я сделал после сеанса: мертвым не все равно, с кем породниться. Не исключено, что иногда, в переломные исторические минуты, мертвые выбирают наследников сами.