В тексте Евгения Гонтмахера большое место занимают справедливые упреки по отношению к власти. Он обращает внимание на нереализованные возможности, которые давал период «тучных годов», на засилье на многих направлениях социального развития номенклатуры и чиновничьего аппарата, который, в лучшем случае, не справляется и некомпетентен, а в худшем – заведомо коррупционен.
Почти непреодолимый водораздел между позицией г-на Гонтмахера и позицией других, в частности, моей, проходит в мотивах этой критики. Гонтмахер видит Россию как лабораторию для экспериментов. Он точно знает, что должно быть в России, чтобы ему лично хорошо жилось: после работы возвращаться домой, проводить время с семьей, а в свободное время выезжать в отпуск. Такое мироощущение свойственно обывателю, в хорошем смысле этого слова. Дай Бог, чтобы те люди, которым это близко, так и жили. Но делать такую жизнь идеалом страны – чистой воды безумие, потому что это уничтожит ее национальные и культурные особенности. Проблема Гонтмахера и его союзников в том, что они законченные материалисты. Они свято верят в то, что человек эволюционировал от обезьяны в более содержательное существо, задачей которого является достижение максимального комфорта.
Гонтмахер дает как образец своих политических надежд Гражданский форум-2001. Я прекрасно помню этот форум. На нем были представлены филателисты и любители бабочек, но не было ни национальных, ни религиозных, ни политических сил, которые являлись бы радикально оппозиционными по отношению к тренду 1990-х годов. Что такое гражданское общество для Гонтмахера? Очевидно, что в нем нет места Проханову, людям патриотических взглядов, РПЦ, мусульманам, протестантам. Бóльшая часть страны не созрела для того, чтобы войти в гражданское общество Гонтмахера.
Это действительно «жалующиеся» либералы. Гонтмахер пишет: «Вместо телевизора можно пользоваться Интернетом, открыты границы, кое-где даже можно опубликоваться без цензуры». «Кое-где» – это говорит Гонтмахер, который не вылезает со страниц «Новой газеты», «New Times», десятка других изданий. Это я не могу опубликоваться без цензуры, это противники Гонтмахера без цензуры не могут попасть в СМИ.
Да, Путин начинал как абсолютный либерал. Тогда, конечно, Гонтмахер был полон надежд. Сам я, например, политику Путина стал воспринимать только с 2004 года. До бесланской речи Путина его политика казалась мне ошибочной, уничтожающей Россию как субъект истории. Потом, со всеми сложностями, нюансами и невероятными кавычками, Путин начал делать что-то, что имело отношение к установлению суверенитета страны. В этот момент он сразу перестал нравиться Гонтмахеру и ему подобным.
Гонтмахер предлагает создавать элиту, ориентированную на глобальную экономику. У него есть такое размышление: «все, кто чего-то интеллектуально стоит, вплоть до коллекционных рабочих, уедут, не вспомнив о патриотизме». Соответственно, те, кто вспомнят о патриотизме и не уедут, интеллектуально ничего не стоят. Для Гонтмахера жизнь хороша там, где ему лично хорошо. Комфортно жить в России, платят гонорар – живем в России. Будут платить гонорар в другой части света – значит, переедем туда.
Полемику с гонтмахерами надо переводить из социально-методологического плана на жесткий, политическо-философский уровень. На самом деле, у Гонтмахера нет особых претензий к Путину. Ведь, как ни странно, современная бюрократия и ее либеральные критики – одной монетаристской природы. Речь идет о перехвате инициативы, которую сейчас пытается осуществить группа его сторонников и он сам.
Нужно перехватить инициативу у тех, для кого деньги являются мерилом всех вещей. Тех, кто полагает, что, имея деньги, можно нанять военных и полицейских, – мечтая о некоем, более мягком варианте «железной пяты» Джека Лондона. У тех, кто хочет быть правящим классом, отделенным от остального человечества, от мировой фавелы заслоном оплачиваемых сатрапов.