На дистанции взгляда

Пять дней назад участвовал в торжествах, посвященных 80-летию "Нового мира". На последовавшем за официальной частью фуршете один знаменитый поэт поделился: "Жена сказала: пойдем посмотрим Манцова", - и я ответил, что да, посмотрим. В смысле, они читали, но не видели живьем, а тут личное присутствие было почти гарантировано присужденной Манцову премией журнала за 2004 год.

С одной стороны, я не зверек из вольера, не так называемый метросексуал и показываться кому бы то ни было решительно не хочу. В то же время реплика собеседника была воспринята мной с чувством удовлетворения и благодарности. Три года я культивировал письмо агрессивно-прикладного характера. В подобном случае читатель взыскует личности автора не потому, что текст автора так уж "хорош". Напротив, текст не обязателен, тексту "все равно". Именно поэтому прочитать такой текст в статусном литературно-художественном журнале - значит недополучить смысл. Восполнить недостачу предстоит биологическому телу автора, чье присутствие, возможно, предоставит необходимые шифры, коды и ключи. Но, скорее всего, не предоставит, потому что там, где читатель, как закладку, оставил человеческий образ, который надеется теперь соотнести с оригиналом, автор больше не живет, не бывает. Ведь он рвет со своим письменным прошлым быстрее и решительнее, чем "писатель", который скорее всего не отрекается от своих текстов никогда. Движение - все, скорость много важнее дискурса.

Догадываюсь: иные читатели "РЖ" так и не поверили, что я не читал "Илиаду". Напрасно. Не читал и не вижу в этом ни подвига, ни доблести, ни причины комплексовать, ни темы для продолжительного разговора. Скажу больше: мне только предстоит прочитать "Анну Каренину". В ближайшую пару недель. Надеюсь, в 38 лет эта книга усваивается лучше, а переживается интенсивнее, нежели в 18. Впрочем, и это не важно. Как перевоспитывают друг друга книга и потребитель, доподлинно неизвестно, о чем тут говорить? Человек не подчиняется законам семиотики. В России, впрочем, он не подчиняется даже законам федерации.

Дописывая очередное кинообозрение для "Нового мира" в ночь перед поездкой в Москву, наткнулся на сходное умонастроение у человека, далекого от меня во всех отношениях, у Бориса Гройса: "Дело в том, что я собственно с текстом не работаю. Я этого не делаю, так как считаю, что другие люди сделали это очень хорошо. Я не хочу соревноваться с огромной текстологической традицией. Меня интересует как раз внетекстуальная реальность. Для меня текст - предмет среди многих других, он не отличается от бутерброда. Я в известном смысле занимаю поп-позицию... У меня нет серьезного отношения ни к тому, что другие пишут, ни к тому, что пишу я сам. И, может быть, такое освобождение от ответственности за текст, если это передается в само м тексте, на самом деле хорошо. Я в принципе хотел бы вообще уйти от текста"1. И я. Но куда? Наше кино - корпоративная туса, ни экономики, ни эстетики которой я не понимаю. Наше телевидение - элитарное тошнилово, куда вдобавок не пускают чужих людей с улицы. Менять профессию пробовал, в моем теперешнем возрасте это нерентабельно.

В рамках фуршета несколько живых людей рассказали о том, что с любопытством читают мои тексты на бумаге и в интернете. Это стало для меня откровением, это действительно интересно. Чтобы было совсем понятно: никто из моих многочисленных тульских друзей и знакомых в интернете не пропадает, а толстых журналов не берет в руки с 91-го года. Предпочитают интересоваться новинками кинопроцесса устно, при встрече. В отличие от метрополии, провинция не живет в пространстве бурных информационных потоков. Дело даже не в материальном факторе, дело в том, что для медленной провинции столичные скорости разрушительны. Я всего лишь добросовестно реализую некоторые новые социальные возможности, однако при этом незнакомые люди счастливо находят в моих безадресных посланиях пищу для ума и души! Кое-кто посчитает обозначенное выше искреннее удивление кокетством. Но это все равно: с моего нынешнего места такая негативная реакция попросту неразличима.

Кстати о метросексуалах. "Типичный метросексуал - обеспеченный молодой человек, живущий в метрополии или поблизости, - поскольку именно там сосредоточены все лучшие магазины, клубы, спортзалы и парикмахерские... Он четко избрал самого себя в качестве объекта любви и наслаждения - как свое сексуальное предпочтение... Мужчина нового типа, менее уверенный в своей идентичности и куда больше интересующийся своим имиджем, - куда больше заинтересованный в том, чтобы на него смотрели (потому что это единственный способ удостовериться, что ты действительно существуешь). Иными словами, мужчина - голубая мечта рекламщика"2.

Сразу после этого развернутого сарказма наблюдательного американца Марка Симпсона в журнале предъявлен взгляд изнутри: из тренировочного зала, из фитнес-клуба. Но теперь разговаривают наши: интеллектуал и его тренер. Такое монтажное решение не вполне случайно и весьма показательно. "У них", на исторической родине феномена, уместны взгляд извне и сопутствующая рефлексия: едва клиент дозрел, критик на славу потрудился. Но в нашей постсоветской стране фитнес и метросексуальность - нечто большее, нежели частная практика, это атрибуты символической власти, если угодно, инструменты социального передела. Поэтому в нашем случае вместо внешнего описания предагается самоописание: отдавать оценку атрибутов и инструментов в сторонние руки опасно. Таким образом, если классическую западную метросексуальность (после патетического Симпсона хочется сказать именно так) конституируют сторонний взгляд и дистанция, то в вольном русском переводе получилось с точностью до наоборот: неистребимая отечественная духовность предписала участникам физкультурного движения напряженное самокопание!

Вчерашний телевизор многократно, с плохо скрываемой гордостью поведал о том, как наш ледокол "Красин" пришел на выручку несостоятельным американским полярникам. Их ледоколы не справились, застряли, повернули, а чего же, дескать, вы ждали от напыщенных янки?! Меня поразило это плохо скрываемое торжество, целый вечер транслировавшееся нашей медиаэлитой! Элитой, которая пятнадцать лет уныло тащится в чужом фарватере, в меру своих убогих сил копируя и воруя, воруя и копируя. Закономерный итог: комплекс неполноценности порождает страшную ненависть к законодателям моды, к учителям. Подловато радуясь каждому западному поражению, теряют чувство реальности: ведь если опять, как в семнадцатом, победит Степь, их потребительский рай закончится в самой неожиданной форме.

Цивилизационная общность Запада сильнее любого рода социальной разности, поэтому Запад не боится самокритики, не боится смотреть на себя со стороны: Запад гиперустойчив. На всякого метросексуала там найдется свой успешный аналитик, на всякий бестолковый блокбастер - свой малобюджетный шедевр. Вознамерился уехать из Москвы на следующий день после премии и фуршета, но задержался в метрополии еще на три дня. Чтобы скоротать время до поезда, легкомысленно отправился с Курского вокзала в близлежащий кинотеатр "35 ММ" на фильм "Взломщики сердец". В глянцевых анонсах преобладало скорее недоумение, нежели снисхождение, и я поверил, я не ждал ничего хорошего, убивал время. Оказалось, фильм Дональда О'Рассела, обозначенный на постере как "фривольная комедия" и на деле именующийся I Heart Huckabee's, - абсолютный шедевр, песнь песней, кусочек счастья. Вот именно, вышел после утреннего сеанса донельзя счастливый и - никуда не поехал, застрял. Мне нравится, когда искусство вот так непосредственно влияет на жизнь. Потому что это против всяких правил, против здравого смысла, против рынка, против выгоды.

"Я Люблю "Хакабис"!" - такова рекламная формула, которую вечно долдонит перед камерой одна из героинь, лицо фирмы, точнее одноименной сети супермаркетов. "Рубашки и косметика от "Хакабис" - то, что вам нужно!" - неуклюже улыбается Наоми Уоттс, которую я полюбил еще у Линча, в "Малхолланд-драйв". Но и все другие актеры - гениально точны, выше всяких похвал! Дастин Хоффман и Лили Томлин, Джейсон Шварцман и Изабель Юппер, Марк Уолберг и Джуд Лоу! Я не понимаю по-английски и поэтому вынужден был постоянно отвлекаться на субтитры. Ну и ладно, слава богу, фильм не дублирован: диалоги хороши, но еще лучше их голоса, артикуляция, органика и самоирония. Стоит отдельно последить за тем, как умеют общаться крупные актеры в некоммерческой ситуации свободы.

На деле это никакая не "фривольная комедия", а изысканный социальный гротеск. Утонченная западная самокритика. Авторы не стесняются признать: с легкой руки Запада все в нынешнем мире - рынок и реклама. Пресловутый супермаркет Huckabee's - рай для метросексуала. Его менеджер, Джуд Лоу, любит только себя, спит с Наоми Уоттс по инерции и не хочет никаких таких детей. Но противостоящий ему активист "Гринписа", Джейсон Шварцман, на деле такой же раб маркетинга: лесами, морями, свежим воздухом и бенгальскими тиграми он манипулирует в той же манере, в какой Лоу манипулирует рубашками и косметикой. Двойники вначале воюют, потом братаются.

А как же с душой? Духовную помощь оказывает семейная парочка "экзистенциальных детективов", Хоффман и Томлин, утверждающая, что в мире все имеет смысл и связь. С парочкой конкурирует француженка Изабель Юппер, которая, отрицая смысл, работает под девизом "Ужас - отвращение - тошнота!". На поверку оказывается, что принципы обеих фирм - всего лишь рекламная пропаганда, на деле сумасшедшие врачеватели душ дружат и учатся друг у друга. В конечном счете терапия свелась к сексу: запутавшийся во внутренних проблемах клиент вынужден был грубо овладеть наставницей по ее же собственной наводке. "Можно сказать, что вся современная культура - фетишизм профанного, фетишизм рынка. Как справедливо написал Маркс, все, что мы делаем, - это такие фетиши, которые заклинают товарное пространство, опасность индивидуальной судьбы, краха, потери денег или жизни"3.

Запад скомпрометировал свои базовые ценности, но он знает об этом. Он будет искать их заново, он найдет. Смотрите на него, ему это нравится. Не забывайте при этом, что скорость света конечна и за то время, что вы будете получать и обрабатывать визуальную информацию, объект наблюдения обязательно успеет измениться.

Я снова о скорости. Все время хочется говорить о скорости. "Какой же русский не любит быстрой езды?!" - в отличие от Гомера и Толстого, Гоголя я читал. Однако никакого особого смысла в этом выборе не было. Скорее всего нелепая случайность, каприз или грубое давление школьной училки.

1 Рыклин М. Деконструкция и деструкция: Беседы с философами. М.: 2002, с.220.

2 См. "Критическая масса", # 3, 2004, с. 96.

3 Рыклин М. Там же, с. 218.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67