"Мы сегодня наблюдаем конец короткого XXI века"

"Русский Журнал": Господин Крастев, существуют ли причины говорить о распаде пространства глобального правового универсализма, характерного для эпохи, наступившей после Второй Мировой войны и деколонизации? К чему может привести мир и Европу усиливающаяся практика "двойных стандартов"? Кто несет за нее ответственность в наибольшей степени: Европа, Россия, США, Китай?

Иван Крастев: Историк Эрик Хобсбаум ввел понятие "короткого ХХ века", длившегося только семьдесят семь лет: он начался в августе 1914 года и закончился в декабре 1991 года в Москве, когда распался Советский Союз. Мы сегодня наблюдаем конец даже еще более короткого XXI столетия - концептуализированного в европейском представлении как эра пост-национальной политики, превосходства прав человека над государственными интересами, отказа от "сфер влияния" в политике.

Грузинская война августа 2008 года оказалась машиной времени: она превратила в пар благодушные настроения по поводу "конца истории", которые сформировали европейскую политику 1990-х, и осталась старая геополитическая накипь - но в осовремененном виде. Старая, но не похожая на образцы времен Холодной войны. Конфликт по поводу Южной Осетии хоть и вызвал возврат к риторике Холодной войны, реальная совокупность силы и идеологии, которую он обнажил, отличается от конфликта супердержав, длившегося после 1945 года в течение четырех десятилетий.

Сегодня мы являемся свидетелями коллапса европейского порядка, установившегося после Холодной войны. Ощущение исторического кризиса лучше всего выражается в том, что все игроки на международной арене остро чувствуют, что остальные в корне неправильно интерпретируют и понимают их действия и мотивации.

В последние несколько недель в Европе рухнули институциональные, моральные и интеллектуальные основания европейского порядка, установившегося после Холодной войны. Наша общая, российская и европейская, одержимость "двойными стандартами" - это боль, оставшаяся после потери иллюзий по поводу общего юридического и морального порядка, который есть нечто большее, чем просто баланс сил.

В 1990-е годы была предпринята попытка сделать практику двойных стандартов неприемлемой. Была проявлена интеллектуальная и политическая смелость: вступить в конфронтацию не только с двойными стандартами врага, но и с собственными двойными стандартами. Советская перестройка - это, возможно, самое мощное проявление духа 1990-х. Сейчас ситуация совершенно иная. То, что мы наблюдаем сегодня - это возврат к геополитическому реализму XIX века, когда международная политика представлялась чем-то средним между игрой в шахматы и грязным занятием, а единственным видом конвертируемой валюты была "грубая сила".

"Пушки августа" 2008 года заговорили не о начале нового грандиозного идеологического конфликта - между демократией и автократией, а о возрождении России как новообращенной силы XIX века, целью которой является вызов европейскому порядку начала XXI века, установившемуся после Холодной войны. Россия использовала военную интервенцию Грузии в Южную Осетию как повод для попытки восстановить брежневскую доктрину "ограниченного суверенитета", но в новом, неидеологизированном контексте.

Однако "новый XIX век", к которому благоволит Россия, не может быть цифровой копией "старого XIX" столетия. Российская мечта о "балансе сил" в Европе должна считаться с реальностью открытых рынков и с глобализацией информационных потоков, с подъемом негосударственных участников политического процесса, с существованием постнациональных политических формаций, подобных Евросоюзу. Из процесса принятия внешнеполитических решений уже нельзя так просто исключить выгоды. Международная политика уже не является игрой для элит. Такой фактор, как чувства людей, сейчас куда сильнее влияет на международную политику, чем абстрактные геополитические расчеты.

РЖ: Россия, Восточная Европа и Европа Западная в настоящий момент демонстрируют весьма разнящуюся точку зрения на характер, причины и, главное, итоги Второй Мировой войны. Как далеко может зайти распад "ялтинского консенсуса", может ли он привести к частичной реабилитации побежденных в этой войне? Не является ли "политика памяти" (или "историческая политика") естественной компенсацией Восточной Европе за последствия ялтинского соглашения трех держав-победительниц и в том числе за "двойной стандарт" в отношении к событиям прошлого?

И.К.: В основе кризиса "политики памяти" в Европе лежит странная для нашего мира гибель эмпатии.

Иоганн Гердер называл эмпатию способностью проникнуться верованиями, чувствами и взглядами чужого, хоть порою они остро антипатичны нашим собственным. И хотя в период после окончания Холодной войны предпринимались различные попытки институционализировать либеральный порядок (через законодательство о защите меньшинств, например), они все же не научили людей эмпатии.

Исайя Берлин говорил, что взлет либерализма в XIX веке не может быть объяснен без учета подъема интереса публики к психологическому роману, который случился в то же самое время. Читатель, который готовился к жизни в обществе, чувствуя симпатию к разным точкам зрения и понимая, что одной простой истины не существует, становился гражданином, принимающим сложность. В нашем мире умудренного читателя заменил компьютерный воин, который часто становится добровольным пропагандистом войны в своей стране, а не тем человеком, который задает вопросы.

РЖ: В чем Вы усматриваете ценностное различие современной России и Европы, и усматриваете ли Вы его вообще? Преодолима ли данная "война ценностей" и можно ли обойти ее при выработке долгосрочных соглашений в сфере безопасности и экономики? Можно ли прийти к общим правилам в международных отношениях, исключающих "двойной стандарт"? Видите ли Вы возможность сотрудничества для русских и европейских интеллектуалов в деле преодоления практики "двойных стандартов" в сфере международной политики?

И.К.: На мой взгляд, сегодняшняя конфронтация между Россией и Европейским Союзом далеко не в первую очередь основана на соперничестве интересов или различии ценностей. Она основана на политической несовместимости.

В основе нынешнего кризиса лежит не конфликт между демократией и авторитаризмом (история доказала, что государства демократические и государства авторитарные вполне могут сотрудничать), но столкновение между совершенно различными переживаниями современности.

Сегодня Евросоюз и Россию разделяет радикально неодинаковый исторический опыт 1990-х. В то время как возникший в 1990-х Европейский Союз стал ответом на угрозы национализма и катастрофической конкуренции между европейскими странами в первой половине ХХ столетия, российская внешняя политика определяется сегодня угрозами пост-национальной политики и памятью о дезинтеграции Советского Союза. Европейские кошмары коренятся в опыте 1930-х, российские кошмары сформированы российскими реалиями 1980-х и 1990-х.

Чтобы преодолеть сегодняшний кризис, от нас требуются любознательность, интеллектуальная смелость не соглашаться с мнениями, царящими в нашем собственном лагере, и восприимчивость. Смесь из реальной политики XIX века и риторики Холодной войны - это совсем не то, в чем мы сегодня нуждаемся. Россия, в отличие от радикального ислама, не составляет идеологический вызов либеральной демократии. В отличие от Советского Союза, сегодняшняя Россия отнюдь не намерена уничтожить капитализм, но, напротив, она стремится использовать его и наслаждаться им.

Наступающий многополярный мир - это не просто иное распределение силы, он нуждается в своем собственном интеллектуальном обеспечении. Мы живем во времена "после утопии", и, думая о будущем, мы мыслим совсем не так, как было принято в классически современный период, когда намечались планы реализации того или иного проекта (коммунизма или капиталистической модернизации). Мы думаем о будущем так, как думают о нем страховые компании. Они думают не о внедрении проекта, а о том, как избежать рисков. В этом отношении именно политические интеллектуалы, а не просто интеллигенты или эксперты, только и могут помочь политикам вернуться к обсуждению интеллектуальных и моральных оснований наступающей эры многополярности. Нам необходимы специалисты по контекстуализации: идей, интересов, страхов, разногласий. Контекстуализатор - вот кто настоящий герой нашего времени.

Беседовал Борис Межуев

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67