Кашин поправляется

Реанимация журналистики – лучшее, что мы можем теперь придумать

Трагический случай с Кашиным и в еще большей степени то, как стали развиваться события дальше, какое эхо они вызвало в социальных сетях, какие инициативы возбудили в политических верхах и общественных сферах, заставило нас несколько по-новому взглянуть и на проблему журнализма в нашей стране. Честно скажу: я начал писать этот текст под одним углом, потом – под другим, а дальше – под третьим, пройдя все стадии – от естественного в этих обстоятельствах негодования до размышления и опустошения.

Вроде бы все действующие лица расставлены по правильным позициям. И пикетчики с требованиями найти избивших Кашина уличных громил. И митингующие за свободу против несвободы. И даже центральное телевидение. Культовые журналисты первого ряда со свечками в руках на газпромовском НТВ – лихая сцена, однако не покидает ощущение, что что-то тут не так. И, видимо, это почувствовал не я один, потому что известный телекритик Слава Тарощина поспешила объяснить (объясниться):

«В бесчисленных комментариях к трагической истории с Олегом Кашиным чаще других звучит такой вопрос: почему наше телевидение, заботливо окутывающее зрителей ватой лжи, так рьяно с первых минут взялось освещать покушение на убийство журналиста? Вопрос закономерный, но только для тех, кто не смотрит регулярно «ящик». Я бы тоже не смотрела, да профессия обязывает. Посему рискну утверждать: сегодняшнее ТВ устроено не столь примитивно, как многим кажется».

Особенно острое и актуальное звучание эта тема приобретает в свете последней речи Леонида Парфенова…

Примитивно – не примитивно, но зло, тем не менее, широковещательно никак не названо, в искренность критики газпромовских медиа газпромовской же власти верится с трудом, а множественность адресатов публицистической атаки покрывает того единственного конкретного адресата преступления. Синтетическая версия оппозиции, что Кашина заказали мэр Химок Стрельченко, губернатор псковской области Турчак и примкнувший к ним глава Росмолодежи Якеменко вряд ли заслуживает слишком большого доверия. И не потому, что вышеназванные персонажи симпатичны по отдельности, а хотя бы просто потому, что им физически достаточно трудно собраться вместе и посовещаться по этому вопросу. Где Химки, а где Псковская область?

Когда в родном для Кашина городе Калининграде пикетчики вышли с большим черным транспарантом «За что бьют журналистов?», редкий народ останавливался, понимая риторический вопрос буквально: за что?

Ибо контекст «бьют журналиста», в отличие от более широкого гуманистического контекста «бьют человека», всегда предполагает наличие какой-то разглашенной правды, репрессивной мотивации. Однако с «правдой» невнятица, а репрессия не доказана. Ведь Кашин – не расследователь, не разоблачитель. Как Лимонов, «я далек от мысли, что Кашина жесточайше наказали за фразу в его ЖЖ, столь наглую дерзкую пощечину общественному вкусу, сколь и загадочную: "В русской политике великих людей сейчас - ровно один человек, и зовут его Эдуард Лимонов". И принадлежащий миллиардеру Алишеру Усманову «Коммерсантъ» - не свободная трибуна.

Во всяком случае, к последнему тоже приложима золотая формула «устроен не столь примитивно, как кажется».

* * *

Нет, я не хочу казаться более реакционным, чем есть на самом деле.

Есть преступление против журналиста Кашина и есть пока еще скрывающиеся преступники. Есть политический режим России и есть заслуживающие критики свойства этого режима, есть Химки и очевидная их бандитская составляющая, есть СМИ и очевидная проблема свобода слова. В то же время это разные комплексы, которые не обязаны каждый раз выстраиваться так, как нам нравится. Если вдруг выяснится, что Кашина били не платные агенты Кремля, а инициативники, Кашин не станет от этого менее для истории ценен, нежели если выяснится, что он жертва отмороженного чиновника.

Легко видеть, что ключевое слово тут «выяснится». Именно через систематическое «выяснение» для себя правды общество тренирует мускулы общественного мнения. А через систематическое запутывание положения вещей и насаждение паранойи сквозь демократию прорастает новая тирания.

Вспомним лето 2008 года. Под рубрикой «Наказываемые и Наказывающие» "Русский журнал" публикует статью Кашина. В ней Олег рассказывает о судьбе Юры Червочкина, избитого до смерти подмосковного нацбола, в чем уже прослеживается какая-то не очень понятная пока, но зловещая параллель.

И, в частности, заканчивает ее так:

«Газета «Ведомости», подводя итоги 2007 года, назвала Юрия Червочкина «жертвой года» – «жизнь, отданная за убеждения, заставляет уважать эти убеждения не только фрондерствующую интеллигенцию, но и равнодушных обывателей и власти, против которых убеждения жертвы были направлены». О каких убеждениях идет речь, газета не поясняет, потому что, с одной стороны, «жить, как в Швейцарии» и «по всем аспектам говно» звучит гораздо менее торжественно, чем просто «убеждения», а с другой – и так понятно, что это за убеждения. На автобусных остановках и фонарных столбах в центре Серпухова до сих пор болтаются прошлогодние стикеры «Другой России» – «Голосуй за Геращенко, Каспарова и Лимонова!»; наверное, какие-то из них клеил сам Юра. Если не считать случая на избирательном участке в Одинцове, стикеры на столбах и остановках – это, строго говоря, вся политика, которая была в жизни у Юрия Червочкина. А то, что этой «политики» оказалось достаточно для того, чтобы парень отдал за нее жизнь, – это уже совсем другая политика, которая выходит далеко за пределы «Другой России».

В общем, это репортаж – самый обычный. Необычно, пожалуй, то, что про нацбола с сочувствием и в издании с репутацией. Но опасные углы скруглены; против чего боролся молодой нацбол - никак не названо. Финальная мысль Кашина проста и понятна. Маргинальная местечковая политика, которая делается во имя недодуманных, недоартикулированных, а иногда и фальсифицированных идеалов, не стоит того, чтобы за нее убивали. Однако когда в России хоронят таких искренних ребят, как Червочкин, тогда и вся как бы «хорошая», «правильная», «додуманная» политика проваливает экзамен на «респектабельность».

Теперь-то мы видим, что про стоимость жизни – это, скорее, идеалистическое пожелание. Но Кашин – не аналитик, а репортер, и как репортер он простодушен. Он не делает далеко идущих выводов из того, что рядовой милицейский пост не пропускал автобус с телом Червочкина на кладбище, называя похороны «мероприятием». Хотя сцена получилась прямо как из «Великолепной семерки»: наши мертвецы не будут лежать с вашими!

В общем, эта статья – добросовестная зарисовка без моралите. Тем более, о каком моралите может идти речь? Вряд ли обычные менты на обычном посту завербованы партией власти. Все гораздо прозаичнее и, наверное, гораздо… страшнее. Рядовые постсоветской империи на уровне подсознания ловят сигналы «свой-чужой», примазываясь к интуитивно ощущаемой государственной силе.

В каком-то смысле Кашин тогда написал автопророческий репортаж, не предполагая, что через два года сам попадает в ситуацию, когда для кого-то станет «чужим», а российская Вселенная, улавливая сигналы злых политических божеств, обрушится непосредственно на него, принимая форму двух уголовных субъектов с ломом и цветами. Теперь наши попытки персонализации этой Вселенной – вполне естественны, как и естественно начать сводить с ней личные счеты. Но для политического театра, в котором центр тяжести смещен на сценическое действие, избиение журналиста становится символом, в котором теряется сам журналист.

Есть версия, что это темные силы отомстили Кашину за правду. Многие так и говорили: «Он писал правду и за это его убивали, калечили, посылая всем нам предупреждение». Как Виктору Харе: оторвали палец, чтобы не мог стучать по клавиатуре. Хотя, признаться, до прискорбного инцидента Кашин никак не ассоциировался с «родником правды». Это не подначка, просто факт.

* * *

Ведь «писать правду» - это отдельная профессия. Которой владеют харизматические профессионалы. Радзиховский, Пионтковский, Белковский… Белковский – тот обычно «предвидит правду». Латынина разоблачает заговоры против «правды». Немцов с Миловым «правду» превращают в доклад и публикуют массовыми тиражами. Но главное, что в природе нет такого обвинения, которое бы кто-нибудь уже не предъявил режиму. После 4-9 сентября 1999 года мы уж и не знаем, чем еще «взбодрить» обывателя. Положа руку на сердце, их, а не Кашина, профессиональные обозреватели прочитывают в первую очередь и поминают в обзорах, но харизматических обличителей почему-то никто не убивает.

Конечно, мне могут возразить: «Пока…», - и я приму аргумент. При равных стартовых условиях сползание обществ во тьму происходит быстрее, чем его просвещение. Лента.ру вот недавно сообщила, что в Петербурге похватали людей по обвинению в… провидении собраний. Худшей рекламы режиму невозможно придумать: здесь калечат одних, а там хватают других.

Но и другое сказать: более крутые живы, а Кашин – побывал в реанимации. Почему? Иными словами, все тот же сакраментальный вопрос: «За что бьют журналистов?», - если от их работы сегодня ни жарко, ни холодно.

* * *

Жить в домыслах, версиях, - органичная часть нашей культуры, сформировавшейся в противовес пропаганде. Торщина пишет: «Наверное, Олег Кашин ближе других, судя по его текстам, подошел к пониманию механизма по формированию «единомыслящих». Латынина (по крайней мере, у нее у первой я это прочитал) предлагает на выбор мотив, весомый, как кирпич: в своем блоге Кашин резко выразился о губернаторе Псковской области, а еще обвинил того в некомпетентности. Лимонов отрицает, но ведь уверен про себя! Кашина били за то, что думал про Лимонова. Снова на первое место вышла версия Химкинского леса. Кашин дал на полосу интервью, написано по результатам имейловой переписки с анонимом. Аноним сказал: «К черту лес! Это война с бандитами!». Ну, надо было прямо бомбу бросать за это в окно «Коммерсанту!».

Тут вот что странно: отморозки газет не читают, и, ставя себя на месте молодых кремлевских выдвиженцев, у которых вся жизнь впереди, надейся и жди, я бы вообще не заморачивался грубой местью, оправдываясь именно тем, в чем их больше всего обвиняют – ангажированностью и блатной успешностью.

Мстить, зачем?! Ведь все же более чем нормально! Можно, как Стрельченко, улыбаясь, требовать сатисфакции по суду. И самый гуманный суд в мире непременно встанет на сторону слуг народа, несмотря даже на то, что народ будут привозить в здание суда на инвалидной коляске. За откровение, что наши единомыслящие – это идущие вместе молодые зомби, никто не даст больше полушки.

Так это же - я, а как думают они и насколько их алиби - алиби, кто ж его знает. Логика нашей жизни в том, что любая логика хромает. Москва идет в будущее, бодро опускаясь в прошлое. Средневековые подонки,- реальность ХХI века. Они бьют и журналистов, и… не журналистов. Их ищут, не могут найти. Сотрудники органов правопорядка не понимают причин, потому что сами средневековые, не знают, что такое «блог», кто такой Турчак, чем занимается с молодежью Якеменко, какие планы у башен Кремля, существуют ли в реальности организации скинхедов, нанимают ли футбольных фанатов для расправы с неугодными…

* * *

Однако, возвращаясь к тому, с чего начал, все же скажу еще пару фраз. Разрушение СМИ как влиятельного социального института в нашей стране, того самого, который «газета выступила, смотрим, что сделано», похоже, дошло до опасной черты. После чего разрушается и страна. Самоиндуцированный страх не случайно принимает форму уголовной философии - требования привилегированной защиты себе и привилегированного правосудия. Это гнилая крыша, - считает Подрабинек. Прежде всего, журналистика должна перестать быть прислугой, - с той же скептической интонацией замечает Портников. Добавить нечего.

Но вот и хорошая новость. Кашин поправляется. И уже написал текст. И всех ему благ. Волна, поднятая сообществом, не напрасна, и возможно, громил все же найдут. Как в убийстве Кеннеди, ими окажутся два одиночки.

Что касается оставшихся нас, то лучшее и единственное, что мы могли бы еще сделать в наступающее на нас лихолетье, это все-таки попытаться вывести журнализм из комы.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67