Искоренение дара, или О писателях тонких и толстых

Жаркий африканский полдень. По мутной желтой речке Хи-Саа, лавируя между спящими крокодилами, отмахиваясь веслом от малярийных комаров и уклоняясь от лиан с ядовитыми змеями и пауками, плывет себе на пироге Том Сплинтер, бродяга и транссексуал, а по совместительству еще и автор романа «Жора Жирняго». Чу! За буйной тропической растительностью показалась набережная Ламброджа, второго по величине и культурно-экономическому значению населенного пункта Южной Самброзии. Внезапно отважный путешественник видит объявление о конференции по южно-самброзийской литературе под председательством… Георгия Елисеевича Жирняго.

Who is mister Zhirniago? Самый очевидный ответ на этот вопрос будет таким: герой романа-памфлета Марины Палей, который в феврале 2007-го был опубликован в журнальной версии в «Урале», а в этом году вышел отдельным изданием, расширенным и дополненным.

Жирняго - страдающий булимией беспринципный бумагомаратель, от природы весьма талантливый, но готовый ради сохранения статуса и достатка на какие угодно поступки, включая отказ от собственно литературного творчества, как его понимает Том Сплинтер, которому Марина Палей и приписывает авторство романа-памфлета.

При желании совершенно нетрудно среди громких литературных имен и легко узнаваемых, благодаря магии голубого экрана, лиц отыскать пару-тройку прототипов.

Однако стилистическая изощренность и мощнейшая энергетика этого текста побуждают нас все же копать глубже. Трудно поверить, что содержание романа полностью сводится к желанию автора насолить какой-то конкретной персоне или социальной группе.

Пусть даже это - держава и город Смоква, в которой происходит действие этого произведения, Смоква, в которой путем нехитрой перестановки букв мы без труда опознаем Москву и Московию.

Заглавие книги Палей созвучно названию другого романа – «Доктор Живаго». Более того, имена главных героев этих произведений Юрия Живаго и Георгия Жирняго не просто похожи, но образованы от одних и тех же корней. Юрий – славянский вариант греческого имени Георгий, обе фамилии Живаго и Жирняго происходят от той же основы, что и слово «жить». Особенно интересной в этой связи оказывается этимология слова «жир», которое первоначально обозначало просто «нажитое», а потом - «нажитое сверх меры».

Оба произведения по большому счету относятся к жанру «кюнстлероман», то есть представляют собой рассказ о том, как формируется некая творческая личность. Только вот пишут они разное и по-разному. Юрий Живаго, например, - стихотворение «Свеча горела на столе». Георгий Жирняго по молодости - прекрасные рассказы, а вот потом - даже рекламу фаллоимитаторов: «Робертс (длина 15 см, диаметр 3,8 см) — самый маленький фаллос в коллекции Лорри. Подойдет тем, кто только начал свой путь в познании эротической чувственности и не торопит события. Робертс прямолинеен и прост, с такими всегда легко начинать…»

Даже поверхностное сравнение этих романов чревато далеко идущими выводами.

Доктор Живаго – настоящий поэт. И пусть он в итоге сломлен выпавшими на его долю испытаниями, в частности, революцией и Гражданской войной. Требуемый мускус/жемчуг он произвел, пройдя через горнило страданий, создал замечательные стихи, которые опубликовал его загадочный, непотопляемый братец Евграф. А значит, свое эстетическое предназначение Юрий Живаго выполнил.

С Жорой Жирняго все иначе. В конце романа он жив-здоров. К судьбам Отчизны совершенно равнодушен. И уж тем более никакая роковая любовь его не берет.

Главное же его отличие от Живаго - отношение к собственному дару, от которого он всем силами стремится избавиться, поскольку получил его от своих предков вместе с родовым проклятием - наследственным заболеванием, которое доктор Аркадий Самуилович Райхерзон, последний в романе мозгоправ, осмотревший Жору, обозначил как «булимия магна циклопика», то есть обжорство, чреватое самым что ни на есть летальным исходом.

Не может Георгий Елисеевич ни странички написать, не опустошив холодильник или, на крайний случай, полхолодильника. И банки с солеными огурчиками не всегда при этом разгрызть успевает, а бывает, что так в творческом порыве целиком и проглатывает.

Корни этой хвори, как мы узнаем от Тома Сплинтера, уходят в глубь веков, то есть принадлежат, так сказать, славной смоквенской истории.

Предок рода Петр, сын Аристархов, сочинявший за копейки первым строителям города Петрославля письма к родне, получил свою фамилию и графский титул от смоквенского монарха-реформатора, в котором мы без труда узнаем Петра I. Прослышав про необычайный дар убеждения борзописца, царь посылает его в Европу вернуть на родину беглого царевича Алексея.

Фамилия «Жирняго» появилась как шутка монаршия, ибо первоначально Петр Аристархович был «тощ, как безответно влюбленная вобла».

Однако, когда его красноречие стало причиной пыток, а затем и смерти царевича, от сильного нервного потрясения стал он предаваться обжорству, устрицы, в частности, пожирал целыми бочками, отчего впоследствии и умер.

Мы наблюдаем важный прецедент: впервые в смоквенской истории тонкий, что твой Том Сплинтер, писатель, не привязанный ни к какому конкретному столу с харчами, превращается в толстого. И привязанного.

Так в Смокве-державе возникает особая порода людей, которых метафорически можно обозначить как «сливки общества». Они всегда всплывают наверх. В любой ситуации и при любом режиме.

Справедливости ради нужно сказать, что вечно голодный прихлебала, с необыкновенной хитростью обделывающий дела своего покровителя, известен в литературе задолго до возникновения Смоквы и ее прототипа.

Это не кто иной, как «парасит» (нынче слово это, правда, у нас произносится как «паразит», и значение его несколько поменялось), известный персонаж античной комедии.

По закону жанра, миссия «парасита» - содействовать победе света над тьмой, нового над старым, жизни над смертью. Если же прожорливый плут сам оказывается персонификацией темного начала, гибристом-фармаком, как, например, демагог-кожевник Клеон, опутавший ложью старика Демоса, из комедии Аристофана «Всадники», то он должен быть посрамлен, развенчан и отстранен от власти.

Однако у Палей все совсем не так. Пусть из Жориной фамилии видно, что и он, и вся его наследственная психофизиология символизируют нарушенное равновесие. Пусть весь род Жирняго безжалостно автором осмеивается. Победа света над тьмой случается в романе не «взаправду», а во вставном повествовании, точнее, в рассказе «Голубиная почта или Человеческий голос», написанном Жорой для глянцевого журнала «Полиуретан» в самом начале его карьеры в СМИ.

Причем света этот рассказ так и не увидел, потому что был забракован редакцией как «неформат».

В смоквенской же «реальности» все остается, как было, не считая того, что Жора перешел на раздельное питание, а с литературой завязал - сначала ушел на телевидение, а потом при помощи изобретенной смоквенским беллетристом Максимилианом Ахно особой машины для письма наловчился «без божества, без вдохновенья» штамповать бульварное чтиво. Марина Палей пишет не комедию, а горький памфлет. Кюнстлероман выворачивается наизнанку. Речь идет не о том, как Жирняго становится художником, а о том, как он им быть перестает, потому что такова родная почва, более пригодная для произрастания осин, чем для культивации цветущих лимонов.

Если исходить из того, что именно такой всегда была и будет в Смокве-державе (насколько отождествлять ее с нашей страной, это уж каждый решает для себя) официальная культурная элита, то крайне сложно поверить, что когда-то здесь был возможен успешный «тандем» братьев Живаго.

Тетрадки со стихами Юрия должны были обратиться в лагерную пыль вместе с самим Евграфом.

Более-менее благополучно в здешней жизни писатель может устроиться лишь на манер Жоры Жирняго. И Демос смоквенский совершенно равнодушен к его проделкам. Не народ изгоняет Жору, а сам Жора вынужден ради покоя и благополучия изгнать из своей жизни настоящее литературное творчество, в чем и заключается, по мысли автора, личная трагедия этого героя.

Что со всем этим делать, ни Тому Сплинтеру, ни Марине Палей неизвестно. Хотя не обходится в этой бочке дегтя все же без ложки меда: это, собственно говоря, уже упомянутая выше «Голубиная почта», неизвестно откуда взявшийся дифирамб всепобеждающей силе любви.

Верить в нее или нет, решать только читателю.

Палей М. Жора Жирняго: роман-памфлет. - М.: Эксмо, 2012 – 320 с.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67