Искать людей с хорошими лицами

От редакции. Между тем, через пару месяцев будет уже годовщина "Анатомии протеста" (15 марта 2012). Проект оказался перспективным. Реакция на первую "Анатомию протеста" сводилась к тому, что НТВ показало трэш про "звериный оскал оппозиции", просто в целях борьбы за рейтинг. С тех пор дело пошло бойко. Следующая "Анатомия" привела к арестам, похищению персонажа фильма из г.Киева. "Дело Адагамова" - и тоже часть "Анатомии". А в эти дни федеральное телевидение охотно отыгрывает тему "убийца Кабанов - представитель креативного класса". Трудятся на этой ниве и энергичные блогеры. Приближается время, когда каждому придется ответить на вопрос: с кем мы, "мастера культуры"? С "креативным классом" - состоящим из убийц, насильников и предателей Родины? Или - с "народной интеллигенцией"? Это - трудный выбор, друзья!
Ниже мы републикуем текст Михаила Соломатина, написанный им сразу после выхода на экраны "Анатомии протеста-1".

* * *

Глядя из нашего века, понимаешь, что картина "Анатомия доктора Тульпа" ценна, прежде всего, тем, что в ней Рембрандт, в отличие от предшественников, живописавших сюжеты такого рода, сумел изобразить почтительное удивление Позднего Средневековья перед будущей мощью науки. Совсем не случайно Петр I, который по выражению Пушкина "один есть целая история", посетив полвека спустя Амстердам, придет в совершенное восхищение от анатомического театра Фредерика Рюйша и будет потом сам "с великою охотою" анатомировать. Рембрандт в 1632 году ничего такого показать, разумеется, не хотел, и уж совсем не мог предположить, изображая первые надрезы, как это все будет выглядеть через 380 лет для наблюдателей, досидевших до конца вскрытия. Впрочем, он вполне мог чувствовать "что-то такое", наполняя макабрический по происхождению сюжет новым смыслом – на то и гений.

Люди стоящие за созданием "Анатомии протеста" тоже не хотели сказать ничего особенного, однако первые послевыборные движения подобного рода позволяют нам угадать, в каком направлении все будет развиваться дальше. Сейчас вообще подходящее время, чтобы прозревать будущее – что-то вроде краткой утренней зари для рыбака. Главным в "Анатомии протеста" стало даже не ее содержание, а то, что, увидев реакцию шокированной публики, фильм решили повторить. Именно это и стало, если так можно выразиться, предметом художественного высказывания. Как сказал основоположник отечественного концептуализма Илья Кабаков, "художник мажет не по холсту, а по зрителю".

В чем же заключается концепция состоящей из двух одинаковых частей "Анатомии протеста", для чего понадобилась эта странная реприза? Авторы хотели показать, что они, во-первых, готовы использовать любые средства для борьбы с протестами, во-вторых, совершенно не готовы к компромиссу. "Анатомия" ясно иллюстрирует разницу между "не извиниться" и "жестко не извиниться", о которой не так давно говорила Божена Рынска. Части "Анатомии" абсолютно идентичны, но не равнозначны для зрителя. Первая часть означает что-то вроде "полюбуйтесь", а вторая - "смотрите, гады". "Если вам не понравился фильм, мы его покажем еще раз, а если вы опять возразите – будем показывать хоть каждую неделю", - примерно такое послание заказчики "Анатомии" хотели передать зрителю. Эта тактика напоминает об определении хамства по Довлатову, когда опротестованное действие не просто не пересматривается, а нарочно повторяется. Вот для чего нужна реприза.

Надежды на то, что Путин от давления становится мягче (такое часто приходилось слышать во время декабрьской "оттепели"), не оправдались. Это сработало бы в Европе и вообще в стране с развитой оппозицией, это сработало бы, пожалуй, и с Медведевым, но в нашем случае эффект получился прямо противоположным. Это уже данность, и теперь нас должен интересовать только контур той реальности, которая выстроится в соответствии с новой парадигмой. И вот тут я хотел бы сказать об израсходованных в ходе предвыборной кампании ресурсах, точнее, об одном из них.

Общественное сознание – это в каком-то смысле такой же невосполнимый или трудновосполнимый ресурс, как природное сырье или денежные средства. Каждая из появляющихся в информационном поле идей формирует какие-то новые возможности для дискурса, но неизбежно уничтожает часть предыдущих. Говоря приятелю, что он украл у вас серебряные ложки, вы тем самым задаете новые параметры дальнейших действий – причем не только для себя, но и для него. Столь жесткая постановка вопроса о пятой колонне и агентах Госдепа, которую мы наблюдаем в феврале-марте (проще говоря – после Поклонной), делает невозможным возвращение к прежнему состоянию, когда недоверие, конечно, было, и Леонтьев с Кургиняном тоже были, но для обеих сторон была возможность ничего этого не замечать. Допустим, что ложки действительно пропали, и хозяин где-то глубоко в душе подозревает всех, в том числе, вас, а его теща бухтит что-то совсем человеконенавистническое, но вы при этом чувствуете и самое главное: если слово так и не было произнесено, значит, хорошие отношения с вами в этом доме ценят выше серебра. В таком случае остальное – это мелочи, которые со временем утрясутся. Если же слово все-таки было сказано, то все варианты урегулирования и сценарии дальнейшей утряски отправляются в мусорное ведро. Не факт, что отношения будут разорваны, но они будут другими.

Разумеется, друзья могут отыграть назад, взаимно извинившись за все сказанное или сделанное. В политике тоже есть способ восстанавливать прежний формат отношений – перезагрузка. Однако общество в целом слишком велико и разнородно, поэтому не может ни повиниться, ни перезагрузиться. И уж тем более, о каком диалоге можно говорить сейчас, когда чуть не каждый второй уверен, что вокруг враги, когда представители едва ли не каждой страты ("хомячки", путинцы, патриоты СССР, православные, жители "Замкадья", русские, "кавказцы", бюджетники и т.д.) считают себя угнетаемым меньшинством?

Примером того, как в обществе растет бескомпромиссность, можно считать историю с Pussy Riot, которая оказалось на удивление "долгоиграющей". При этом ни в коем случае нельзя говорить об отсутствии почвы для компромисса, о дефиците предложений по урегулированию и недостатке посредников, уважаемых той и другой стороной. Все это есть, но стороны решительно отказываются идти на уступки. Компромиссные предложения поступали от протодиакона Кураева, Лидии Мониава (под обращением которой к патриарху подписались среди прочих 23 священника), Павла Бардина и многих других, которые, посчитав акцию Pussy Riot кощунственной, тем не менее выразили свою точку зрения формулой: "Я не поддерживаю Pussy Riot, я им сочувствую". Были и очень деликатные разъяснения, почему священники не могут просто сделать вид, будто ничего не произошло (например, от протоиерея Георгия Крылова). Я не припомню случаев, когда бы наша общественность так настойчиво выдвигала из своей среды посредников и так изобретательно выдумывала новые возможности для компромисса. Но стороны раз за разом с каким-то остервенением отвергали все предложения.

Получается интересный эффект: в стране появилось какое-то количество людей с повышенной способностью к диалогу (условно говоря, те самые "хорошие лица" с Болотной), но одновременно произошло обрушение той же самой способности у остальной части общества. Общество не просто неспособно к диалогу, оно готово к поиску внутреннего врага. Мне это кажется очень важным изменением. Настолько важным, что даже и непонятно, что с этим делать дальше.

Единственное что приходит в голову, это как-то собирать "хорошие лица", причем ни в коем случае не только из "хомячков", но из всех слоев, по всем городам и весям. Ходить и искать людей с хорошими лицами.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67