Грезить наяву, чтобы бороться

В ставшем почти классическим фильме «О чём говорят мужчины» персонаж Леонида Бараца попадает в нью-йоркскую галерею современного искусства. Он идёт по зале и видит на картине два треугольника, красный и синий. Под ними подпись – «Два треугольника, красный и синий». «А я-то думал, что это?»

От современного искусства у меня похожие ощущения. Многие «арт-объекты» с претензией на гениальность – бывает, знаете, когда, используя однотипный набор приёмов, мотивов и образов, прикрываются своеобразием таланта – порой наводят на меня тоскливую дремоту, будто шашлыков с водкой объелся.

Поэтому на выставку «Сны наяву», прошедшую в Национальном музее Тараса Шевченко (скоро она состоится и в России), я шёл с настороженностью: «А вдруг не пойму?». Подсунут мне, как персонажу Бараца в галерее Нью-Йорка, кучу мусора, а я, правда, возьму и решу, что это всего лишь куча мусора.

Пошёл всё-таки. Распоряжается главный куратор и арт-критик Украины Константин Дорошенко. Собственно, он вместе с Оксаной Грищенко в третий раз – до этого были подобные выставки 2010 и 2011 гг. – и организовал «Сны наяву» в рамках проекта «АУТ», посвящённого массовой аутизации общества и аутизму как социокультурному феномену.

Впрочем, возможны и другие трактовки данного явления. Аутизм (от гр. autos – «сам»), в частности, считается неврологическим заболеванием, которое характеризуется нарушениями коммуникации с окружающим миром и социализации человека. Индивид, не проходя в течение онтогенеза определённые психологические этапы, не в силах адаптироваться ни к себе, ни к реалиям социума.

Ролевая, хоть и романтизированная, модель аутиста впервые была представлена зрителю в фильме «Человек дождя». Правда, история аутизма началась куда раньше – более ста лет назад, когда швейцарский психиатр Эйген Блейлер впервые применил данный термин к шизофреникам.

Лёгкую же форму аутизма, синдром Аспергера, в последнее время напрямую связывают с гениальностью. Так, британский профессор Майкл Фитцджеральд полагает, что данный синдром наблюдался у Иммануила Канта, Джорджа Оруэлла, Герберта Уэллса, Билла Гейтса и других небезызвестных людей.

Всё более актуальна точка зрения, что аутизм – проявление так называемого нейроразнообразия; то есть, никаких расстройств и патологий – вопрос исключительно в оптике восприятия.

На Западе данная позиция становится доминантной. В постсоветских же странах проблема (или феномен) аутизма практически не исследуется, оставаясь вне правового, медицинского и научного поля. Между тем, именно здесь наблюдается максимальный рост числа детей-аутистов.

Старая, в общем, как Мафусаил, история: гениальность и безумие в одной спайке. То, что традиционно считается талантом, на самом деле есть не что иное, как особая нейродеятельность мозга.

Неудивительно, что проект организаторов выставки называется «Клиника Дорошенко-Грищенко». То ли реабилитация искусства, то ли терапия искусством. Стоит прийти на выставку – определиться.

Ключевая тема третьего «АУТа» – визионерство. Например, представлены соответствующей направленности работы главного украинского писателя Тараса Шевченко, который доселе – особенно в России – в качестве художника был известен преимущественно как автор нескольких написанных в манере Карла Брюллова полотен.

Особенность «Снов наяву» – синтез художественного и литературного творчества. Во многом из-за выбора личности второго куратора – питерского писателя, критика, переводчика Виктора Топорова, который прочитал две любопытных, хотя и довольно обыденных лекции об искусстве перевода и собственно визионерстве.

Кроме него на выставке оказалось ещё несколько представителей творческого Санкт-Петербурга.

Павел Лосев, которого обычно принято ангажировать как культового автора «Лимонки» (хотя можно проще – знаковый график), представил эсхатологические гравюры, на которых персонажи вроде святого Франциска или Ангела похожи на безумных мутантов из хоррор-комиксов.

Ещё двое «питерских», поэтесса Наташа Романова и художник Григорий Ющенко, идеально – благо, что женаты – дополняют друг друга. Можно выпускать клипы: в качестве видео – картины Ющенко, в качестве аудио – стихи Романовой. Одно стоит другого.

Картины Ющенко, на которых гигантский серый котик съедает небо, а глаз человека-пираньи вываливается на землю, выполнены в аляповатой гротескной манере неопримитивизма и, собственно, несколько напоминают образ самой Наташи Романовой, творческий вечер которой состоялся в день открытия выставки. Герои её стихов – само собой, матерных и брутальных – на первый взгляд кажутся форменными психами, но фокус в том, что это скорее эффект вопреки: он создаётся из-за обилия в современной поэзии персонажей наоборот чересчур «нормальных».

Линию «писатель – художник» продолжил Максим Кантор, представивший произведения из цикла «Битва Арминия» в контексте перевода одноимённой драмы немецкого романтика Генриха фон Клейста. Несмотря на классическую основу, многие его работы скорее похожи на фантазии каннибалов-капиталистов, пожирающих простой трудовой люд; ну, или наоборот.

Классическую линию поддерживает в своих работах и украинский австралиец Майкл Мерфенко, чьи солидного размера полотна отсылают к главному визионеру всех времён и народов Уильяму Блейку и создают эффект стереоскопического аквариума, где рыбы-мессии будто бы накушались «кислоты».

Главным же открытием выставки, на мой взгляд, стали работы английского фотографа Ричарда Энсетта и украинского художника Давида Чичкана.

К сожалению, творчество Энсетта, как и другой иностранки (россияне не в счёт), американки Светланы ЛаВэй, было представлено всего несколькими работами. Два лайтбокса из серии “Boys in the city Park”, созданные в Донецке и победившие в венецианском “Arte Laguna”, и, правда, вроде как изображают мальчика в парке. Но если парк ещё можно идентифицировать по цветущим кустам роз, то мальчик, смахивающий на Элайджу Вуда в детстве, смотрится скорее пришельцем, явившимся, чтобы то ли спасти, то ли уничтожить мир, но независимо от исхода подарить откровение; сюжетец в духе кино «Факультет», если бы его снял не Роберт Родригес, а, например, Ларс фон Триер.

Как и Ричард Энсетт, Давид Чичкан также разрушает привычную матрицу обывателя, но делает это куда более радикальными методами. На холстах украинского художника – во время открытия выставки он в качестве арт-объекта лежал на кровати, спиной к зрителям – конфликта точно не избежать, более того, он желателен. Анархистские и леворадикальные взгляды проступают сквозь полотна, словно кровавые пятна на белой рубахе только что расстрелянного революционера, и заставляют явственно ощутить, проникнуться духом времени с его беспрерывными протестами, возмущениями и репрессиями. Чичкан, который справедливо называет себя не художником, а пропагандистом, безусловно, не ностальгирует, а, наоборот, разрушает догмы старого мира, на его руинах возводя новый, отнюдь не прекрасный, мир, который оказывается ничуть не лучше, да и не хуже прежнего. Хаосу, как известно, свойственно структурироваться.

Между тем, заявленное нейроразнообразие третьего «АУТа», несмотря на небольшое число представленных авторов и картин, лично у меня создало ощущение сродни тому, что описано в «Тибетской книге мёртвых», когда от какого-нибудь шестирукого монстра, подвешивающего тебя на крюки, попадаешь в плен к огнедышащей богине смерти – в общем, послаблений не жди, а главное – всё это вполне реально; такое себе абсолютное бардо, которое создаёшь самолично, а оно, в свою очередь, создаёт тебя. Впрочем, это к другому знатному визионеру и аутисту Виктору Пелевину…

Спросить кого-нибудь знающего и правда надо. Ведь, вспоминая киношных мужчин, которые так любят поговорить: «Как бы я смог понять, что это великое искусство, если бы ты меня об этом не предупредил? Современная искусство – очень тонкая вещь».

Вещь, и правда, тонкая. Тут всё действительно зависит от оптики восприятия. И в данном контексте все мы аутисты.

В замкнутом мире обособленных сот, где можно получить всё – образование, работу, еду, одежду, секс, – не выходя из дома, парадоксальным образом теряется та самая системообразующая сердцевина, концентрированная суть индивида. Закольцованное пространство сжимается и, казалось бы, невыносимо быстро видоизменяется, пронзённое многочисленными информационными потоками, но между тем оно остаётся базисно тоталитарным по своей структуре и модусу операнди. Потому, как и художники, представившие свои работы в рамках третьего «АУТа», все мы непрерывно продуцируем сны наяву, дабы подсознательно или сознательно разорвать устойчивую матрицу восприятия. В таком случае аутизм, бытовой или творческий, терапевтический или клинический – это, прежде всего, непрекращающийся акт борьбы против попытки описать, отформатировать личностный внутренний мир.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67