Дневник

Когда выдается смотреть довоенную кинохронику, не устаешь дивиться лучезарно-идиотическому выражению лиц, будь то хроника европейская или американская - надо полагать, советским режиссерам приходилось особенно тщательно отбирать кадры.

Почему, собственно, 1937 год приобрел символическое звучание на фоне череды репрессий, не прекращавшихся первые двадцать лет советской власти? Может быть, потому, что до того не было рассылки разнорядок на аресты по градам и весям и все дело в числах. А может, все же и потому, что реабилитации начали с "верных ленинцев", за которых всерьез взялись якобы только тогда, хотя "чистки" были уже делом вполне привычным. Я же помню, как в ходе подготовительной конференции "Мемориала", через полвека после 37-го, никто еще не дерзал покуситься на Софью Власьевну как таковую, смягчая отношения с могущественным еще Комитетом тем, что все валили на одного Сталина, старательно акцентируя истребление им тех, кто сам был грешен истреблением, вроде жовиального мужикоборца Тухачевского.

Так или иначе, но помянуть 37-й в 07-м не грех.

Борис Семенович Илизаров, которого неизбывные финансовые затруднения вынудили-таки передать материалы "Народного архива" на хранение в архив государственный, передал мне дневник С.Ф.Подлубного. Надеюсь, что после трудоемкой перепечатки текста с хрупких уже страниц мы сумеем издать этот в своем роде замечательный документ, из которого я извлек для РЖ лишь пару страниц. Автор дневника редкостным образом сочетал несомненный литературный дар с удручающей безграмотностью, но сама его грамматическая неловкость почему-то придает тексту особенную выразительность. Соответственно, я решился оставить оригинал без правки.

" 6 декабря 1937 г.

Никто не узнает как я прожил этот 1937 г. Не узнает никто потому, что ни один день моей жизни этого года не освещен в этом так называемом дневнике, не вспомню и я подробностей жизни этого года и если он пройдет благополучно, а осталось дожить этого года всего 3 недели, вычеркну и я его как не нужную страницу, вычеркну и брошу из головы хотя черное пятно черное массивное безобразное как густое кровяное пятно на одежи, останется наверно на всю жизнь.

Останется потому, что жизнь прожитая мною в эти 341 день 1937 г. была так же противна и безобразна, как и противна запекшаяся кровь красной кашицей вытекающая из под трупа заразного человека. То ощущение которое будет переживать непривыкший к крови человек глядя на такую картину или вспоминая ее, переживаю и я вспоминая прошедший год...

Мне кажется, что петля на шее с каждым годом стягивается все туже и туже. Похоже что она стягивается весьма равномерно ускоренно и с пропорционально увеличивающейся силой и я например не могу вспомнить чтобы в этом году нашелся отрезок времени чтобы петлю на горле разтянули и дали хоть день свободно полной грудью вдохнуть воздуха.

...Потерял всех друзей и товарищей и остался одиноким. Одиночество переживать приятного мало. Износил всю одежду не говоря о праздничных днях а в будний день одеть и обуть нечего, и бывали частые дни что хлеба во рту не имел или пешком в институт шел ибо не было 10 коп. на трамвай...

18 XII 1937 г.

...воздух воняет смрадом с каждым днем все режче и режче. Украинская народная пословица всю философию жизненных неудач определяет весьма резкими эпитетами. "До срачки не хватае кашлю". К моему моральному состоянию, "успешных" дел вообще и в институте в частности, к моему и так финансовому банкротству не хватало еще последнего дела свершившегося 9 декабря с.г.

Из разговоров проживающих вместе с нами (в одном доме) людей к нам заблаговременно доносились тревожные вести о том что определенные люди с Мура упорно интересуются нашей компанией настойчиво собирают разные сведения о маме. Говорили о обыске а так-же о аресте мамы. К сожалению развязности языков домашней агентуры мы полностью не сумели использовать т.е. не сделали соответствующих выводов. Вернее вывод я сделал некоторые предосторожности предпринял, а мама со своей стороны этого не сделала. Я рекомендовал на время пока не кончится предвыборная компания выбраться из квартиры и ночевать где нибудь в чужой квартире.

По опыту 1935-36 г. мы знали что такие вещи как выселение из Москвы делаются за 10-15 дней до октябрьских праздников, мая а в данном случае речь шла о 12 декабря выборов а т.к. срок оставался меньший то мама немного себя успокаивала.

Ошибка наша в том, что мы ожидали выселения но нивкоем случае ареста ибо оснований для такого крайнего случая думать не было. Ну, политика меняется и не моя вина что все эти постановления держатся в секрете, а случая наблюдать такой факт не было.

Конечно я знаю много слухов, случаев ареста разных лиц этим теперь никого не удивишь, но причислить маму полуграмотную женщину к троцкистам я никак не мог да и во сне такого мне приснится не могло поскольку очень хорошо ее знаю, а за старые грехи, прошлой деятельности как это называют политическим языком чтобы за эти самые грехи старые, когда настоящее ничем не замарано, чтобы за эти старые грехи арестовывали я никак даже в порыве самых худших предположений подумать не мог. Не было оснований так думать. Конечно выселения я ждал каждый день.

В общем ночью 9/XII в 4 ч. Пришел дворник с вооруженным уполномоченным Мура 4го отделения, сделал обыск предварительно предъявив свое личное удостоверение и ордер на обыск. По всей видимости, именно по тем приемам как он искал, искал он оружие. Как и следовало ожидать ничего не обнаружил как он записал в акте, а затем предложил маме одеться пройтись с ней на минутку в Мур, предварительно сунув в карман ее паспорт. Не успев как следует одеться, не захватив ни копейки денег испуганная неожиданностью, бледная с бегающими почти ничего не понимающими глазами мама стояла в комнате инстинктивно наверно чувствуя что находится в последний раз в этой милой ей комнате молча оглядываясь, не находя слова сказать на прощание.

Еще раз оглянулась, просящим, и в тоже время спрашивающим взором глянула мне в глаза, чтото хотела нито спросить, нито сказать но так и не сказала протянула руку для пожатия и подавляя слезы мужаясь из последних сил чтобы не показать слабости в последнюю минуту расставания, отвернула голову направляясь к выходу за выходящими уполномоченным и дворником. Я крепился из последних сил подбадривая себя и в тоже время ее беззаботно веселым видом лица и остротами, говорил не будь долго и возвращайся поскорей к чаю, но сам в душе понимал что долго не прийдется увидится. Понимала это и она и по ее глазам я видел что она понимает что я артистически играю чтобы не разыгралось прощание со слезами которые кроме расстройства нервов ничего не дадут.

Я еще раз взглянул уже в ее сутулую спину, старое пальто, мелькнули рваные задники валенок и скрылись в черной дыре выходной двери. Будучи босый и в трусах и чтобы не разыгралась слезная драма я не пошел".

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67