Чемодан Эспинозы

(Три спектакля фестиваля NET – Педагогическая поэма, Memеnto mori, Mi gran obra)

Некоторые спектакли фестиваля NET поддерживают уровень притязаний современного «постдраматического» театра, который осуществляет экспансию во все сферы и области искусства. Какой там ещё contemporary art, performance and installations? На всё это богатство у нас есть одно слово – театр. Да, не забыть еще цирк, гипноз, антропологию, НЛП, психоанализ, философию-шмилософию, совокупно питающих «правящий» вид театра – политтехнологию. Но если говорить серьёзно, все новейшие технологии театра всё равно держатся на чём-то очень древнем.

Тираны и политики всегда актёрствуют. Это мы к тому, что эстонский Театр №099 в 2010 году, под руководством Тийта Оясоо и Эне-Лийз Семпер чуть было не захватил власть в Эстонии, поставив невероятный двухмесячный перфоманс «Единая Эстония». Фильм об этом эксперименте показали в Гоголь-центре. Это не шутка - они вторглись в вотчины профессиональных политиков Таллинна и показали, как легко, напропалую актёрствуя в социальном поле, достичь власти. Они спародировали, в масштабе Эстонии, наши родные «перфомансы» отечественного Едра. Они даже речи того самого одержимого актёра 1930-х годов изучали, чтобы понять, что же такое произошло с Германией и всем миром. И это серьёзный социально-театральный, антропологический эксперимент – спектакль под названием «Учредительное собрание партии "Единая Эстония"», собравший семь тысяч зрителей, не считая полутора – двух миллионов телезрителей, граждан маленькой Эстляндии и сопредельных стран.

Итак, внутри обобщённо понятого, традиционного театрального спектакля последних пятисот лет имеются экспериментальные области, чреватые всем выше перечисленным. Говоря точнее, спектакль – идеальный образ самопрезентации и даже саморепрезентации, в смысле рефлексии и наблюдения за самим собой, актёром и зрителем. Это всегда эксперимент, такой спектакль. Почему? Не только потому, что в жизни мы сами себе актёры, осветители, художники, кукольники, реквизиторы и режиссёры. Остановимся вкратце на идеях этих трёх спектаклей.

«Педагогическая поэма» таллиннского Театра №099 вызвала у публики такое же резкое разделение мнений, что и летом в Воронеже на Платоновском фестивале, где со спектакля с негодованием удалилась третья часть зрителей. В ЦИМе ушла четвёртая часть. Зато оставшиеся смотрели на эстонцев с неослабевающим интересом три часа. Не было сюжета, не было литературы, не было мизансцен. Была «хоккейная» деревянная коробка, на которой танцевально мыли пол, играли в пятнашки под руководством учителя, восставшего из гроба. Во втором действии показывали парные скетчи о первом сексе. Сакраментальная сцена со снятием трусов случилась во время игры, когда каждый пятнаемый совершал неожиданные действия. Например, целовал Красную шапочку. А кто-то говорил – да он без трусов ходит всегда. Слово на сцене – закон. Получал оплеуху за это и салил другого игрока. А другой, какой-нибудь Синий огонь, закатывал матерную истерику по-эстонски, яростно негодуя на несправедливости бытия. О, эта невыносимая лёгкость бытия. С ней справляется только импровизация и игра в эмоции. Бешеный тренинг по управлению друг другом.


Почему же игры и этюды «Педагогической поэмы» столь смешны и печальны одновременно? Эстонцы замахнулись на сложную задачу – осветить генезис, истоки актёрской игры как таковой. Они режут луковицы, чтобы показать альтернативу правильной работы с эмоциями – если только показывать, выдавливая слёзы, получится полный bullshit. А если не булшит, то что? Как можно пребывать в эмоции отстранённо, свидетельски? «Педагогическая поэма» не на Макаренко намекает, а на древние тантры – делаем вывод. К тому же и Станиславский о йоге знал много. Что такое метод этюдов в этом контексте? Это динамическая парная медитация на красном поле Klesah, то есть погружение в «пачкающие, загрязняющие» страсти. Задача – оставаться невозмутимым, то есть свидетелем самому себе. Невероятно сложная задачка, а пубертатные страсти созревания – наиважнейшие. Если не перепрыгнуть эту пропасть – можно застрять (психологически) в возрасте 11 лет на всю жизнь, имаго не наступит.

Поиск свободы от страстей мучителен. Эстонский студент орёт благим матом, со всеми русско-матерными вариациями, на тему – я зародыш, червяк, а миром правит она, мокрая п…. Голое тело как голая эмоция. И это важно – показать переход от гнева к ярости, от ужаса перед взрывами раздражения, ненависти и страха - к управлению эмоциями. Показать мгновенное переключение знака эмоций, показать владение собой. Такова актёрская игра, которой можно верить, в смысле Станиславского. Это эксперимент и познание, в русле ведической «Бхагават – гиты» и «Йога-сутр» Патанджали:

От привязанности рождается желание всецело обладать земными объектами, а от невозможности удовлетворить такое желание – возникает гнев. От гнева происходит полное искажение восприятия. От искажения восприятия – потеря памяти. От потери памяти – потеря энергии сознания. Это – сексуальная страсть, это – гнев. Это – порождения ненасытной гуны раджас. Теряя энергию сознания, человек деградирует.

Мы не можем здесь интересоваться гунами раджас, саттвас и тамас, однако заметим, что борьба с деградацией вполне может быть главной задачей искусств. Отсюда интерес к тайнам воспринимания, к восприятию, которое непрерывно искажается и фильтруется самим воспринимающим. Психологи 20-го века очень интересовались сенсорной депривацией, такова же идея следующего странного спектакля - Memеnto mori.

Французский режиссёр Паскаль Рамбер и театр «Женвилье» решили погрузить зрителей в абсолютный мрак. Перед входом в зрительный зал отбирали плафоны (планшеты, телефоны, планшетные телефоны) и даже просили открыть сумки, вдруг кто-то решил пронести гаджет во мрак. Это понятно, иначе на третьей минуте тьмы весь зрительный зал озарился бы блеском экранов. Выходить из зала было запрещено. Удивительно всё-таки, что за час мрака никто не ломанулся из зала с криком «дайте света!».

Однако полного мрака не было. На грани восприятия возникли фосфоресцирующие фигуры. Музыка поначалу тоже была еле слышима. Кое-кто мгновенно заснул и спектакль, таким образом, явил терапевтический эффект. Аура сна окутала зал. В темноте прямо в глазах начинают «играть» какие-то собственные излучения, послеобразы – все эти фиолетовые пятна, превращающиеся в алые. Когда света чуть-чуть прибавилось, или глаз стал привыкать к тьме, возник интереснейший эффект подпрыгивания и смещения фигур.

Еле видные фигуры, без возможности их сравнить с другими видимыми объектами, то есть фигуры без контекста, вне чётких рамок и границ, начинают дрожать и прыгать, поэтому для определения их положения приходиться крутить головой, менять угол зрения. Это много говорит о природе зрительного восприятия. В слаборазличимые вещи мы вкладываем какие-то свои импульсы. Мы вообще можем увидеть что угодно, не обладая сравнением. Кстати, это объясняет известный эксперимент с цветом, когда люди в красной комнате через некоторое время уже не могли сказать, какого цвета комната.

Что касается звука, то он нарастал. Когда пришла полная громкость, свет включили – и напрасно! Надо было оставить всё в тайне – что за фигуры, почему светились, чем хрустели, чем жили на сцене. Надо было всё оставить на границе миров – дневного и сновидческого, на границе восприятия. Последние десять минут разочаровали так, как если бы зрителям сразу выдали инфракрасные бинокли для «победы света». Четверо голых танцоров, оказывается, давили на сцене виноград, бананы, помидоры и, почему-то, баклажаны. Наверное, это и были представители Ориньякской культуры, не знающие огня. Но натюрморт из фруктов больше был бы к «лицу» женским телам. Помнить о смерти всегда полезно, но если из океана мрака появляются рождённые тишиной Афродиты, это становится эстетически оправдано.

А вот на третьем странном спектакле бинокли зрителям раздали. Дело в том, что реквизит и даже все герои спектакля Mi gran obra, что значит «мой большой спектакль», поместились в обычный чемодан. Спектакль испанца Дэвида Эспинозы попал прямо в модный «чемоданный» контекст. Только, в отличие от кремлёвских кукловодов, он свой чемодан не отменил, но раскрыл к удовольствию двадцати зрителей в Боярских палатах СТД.

300 актёров, из них десятки голых, военный оркестр, рок-группа, слоны и коровы, машины и вертолёт – на письменном столе. Фигурки куплены кукловодом у немецкой фирмы, производящей всё нужное для игрушечных железных дорог. Помните эту сплочённую секту в СССР? Дети дипломатов и завхозов играли в фирменные, очень недешёвые гэдээровские железные дороги. Ещё у Николаса Роуга был фильм «Трек 29» с молодым Гарри Олдманом. Там была целая комната, целый городок РЖД с десятком переплетающихся игрушечных железных дорог, с сотнями микрокукол-пассажиров. Помните? Герой Олдмана уничтожает эту комнату, потому что всеамериканскую секту игроков в поезда ненавидит его молодая глупая мать, отдавшая сына в приют. А он её находит и …. Впрочем, это к делу не относится.

Куклы в полсантиметра и все мизансцены впечатляют именно процессом наблюдения через бинокль. Суженное поле зрения, туннельный эффект как-то их оживляет. Кукловод показывал видео на небольшом экране планшета, там тоже оживали микрокуклы. Может, такой эффект из-за того, что без бинокля куклёнышей совсем не видно, внимание приковано к огромным рукам творца-режиссёра. А когда смотришь в бинокль, гигантских рук творца не видно, они выпадают из микроконтекста, вот куколки и оживают. Больше всего ожили они на бубне, потому что Дэвид ударял по нему молотком, а куколки были попарно голыми. Удары судьбоносного бубна камасутры.

Эспиноза выстраивал осмысленные и быстро мутирующие сцены, за минуту пляж с голыми фигурками превращался в демонстрацию, в столкновение с полицией, в войну, в карнавал, в съёмки фильма и в символический апофеоз смерти, когда появлялась чёрная фигурка с косой. Подумалось, неужели смысл всех наших действий настолько зависит от контекста окружающих событий. Да, именно так. Сугубо внешние события способны изменить смысл каждого сказанного нами слова и жеста. Да и людьми мы себя называем только по всеобщему уговору. А если такой уговор кончится? Испанец берёт духовое ружьё и стреляет в микропрезидента, прилетающего на микровертолёте, чтобы выступить перед жителями чемодана. Бац – и готово. Рука судьбы играет в куклы. Мы все из этого чемодана Эспинозы.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67