Бывают моменты, когда публичные высказывания политических лидеров собственной страны настолько выбивают из колеи, что становится стыдно быть ее гражданином. Именно это случилось со мной, когда я прочитал реакцию министра иностранных дел Словении на сообщение о том, что 13 июня, в пятницу, ирландцы на референдуме проголосовали против Лиссабонского соглашения. Он прямо заявил, что европейское объединение слишком важный процесс, чтобы доверять его судьбу (простым) людям и их референдумам. Элита смотрит глубже и знает лучше - если бы мы были вынуждены следовать мнению большинства, то никогда бы не дожили до великих преобразований и воплощения истинных теорий... Это неприличное высокомерие достигло апогея в следующем высказывании: "Если бы нам пришлось ждать, так сказать, некой народной инициативы, то, может, французы и немцы до сих пор смотрели бы друг на друга через ружейный прицел".
Есть определенная логика в том, что эти слова принадлежат дипломату из маленькой страны: лидеры больших стран не могут себе позволить прямо и цинично излагать непристойные аргументы, лежащие в основе их решений, - лишь еле слышные голоса из небольших государств делают это безнаказанно. Каковы же причины провала референдума в нашем случае?
Ирландское "нет" - повторение французского и голландского "нет", сказанного проекту европейской конституции в 2005 году. Многочисленные комментаторы предлагали разные объяснения ирландскому "нет", порой противореча друг другу: то ли это "нет" стало проявлением узкого европейского национализма, страха перед глобализацией, олицетворяемой Соединенным Штатами, то ли сами США стоят за этим "нет", опасаясь конкуренции со стороны объединенной Европы и предпочитая односторонние действия в адрес слабых партнеров. Однако такие интерпретации игнорируют более глубокий аспект. Повторение означает, что мы имеем дело не с единичным случаем, досадным рядовым препятствием, а с долгосрочным недовольством, которое сохраняется годами.
Теперь, по прошествии пары недель, можно увидеть, в чем заключается настоящая проблема. Гораздо большую угрозу, чем само по себе "нет", несет реакция европейских политических элит. Они не извлекли никакого урока из "нет" 2005 года, они попросту не уловили, в чем был его смысл. 19 июня в Брюсселе лидеры Евросоюза быстро закончили неискренние словоизлияния насчет того, что они "уважают" решение избирателей, и тут же показали свое истинное лицо, поведя себя с правительством Ирландии, как плохой учитель с непослушными умственно отсталыми учениками-двоечниками. Ирландскому правительству дали второй шанс: четыре месяца на исправление ошибки и вразумление избирателей.
Ирландским избирателям не предоставили ясного симметричного выбора, поскольку сами условия вопросов говорили в пользу "да": элита предложила людям выбор, который по существу и не был выбором, - граждан призвали ратифицировать неизбежное, результат премудрых экспертных заключений. СМИ и политическая элита представили это выбором между знанием и невежеством, опытом и идеологией, постполитической администрацией и старыми политическими страстями. Однако сам факт того, что "нет" не было подкреплено четким альтернативным политическим видением, является ярчайшим свидетельством неэффективности элит от политики и СМИ, памятником их неспособности ясно сформулировать, перевести в политическое поле стремления и неудовлетворенности народа.
Можно сказать, что в этом референдуме было нечто необъяснимое: его результат стал одновременно ожидаемым и неожиданным - как будто мы знали, что произойдет, но тем не менее почему-то не могли до конца поверить, что это может произойти. Этот раскол отражает гораздо более опасное расхождение между избирателями: большинство (большинство того меньшинства, которое вообще взяло на себя труд проголосовать) было против, хотя все парламентские партии (за исключением "Шинн Фейн") решительно поддерживали соглашение. То же самое происходит в других странах, например в соседней Великобритании, где Тони Блэр буквально перед тем, как победить на последних выборах, был убедительным большинством граждан признан наиболее ненавидимым человеком в стране. Пропасть между прямым политическим выбором и неудовлетворенностью одного и того же избирателя должна заставить нас бить в колокола. Она означает, что многопартийная демократия не в состоянии ухватить основные настроения населения, т.е. набирает силу неоформленное возмущение, которое из-за недостатка возможностей нормально выразить себя демократическим путем может привести лишь к неясным "иррациональным" выплескам. Когда референдумы проводят смысл, прямо подрывающий смысл выборов, мы получаем двоякое поведение избирателя, который, скажем (думает, что он), отлично знает, что политика Тони Блэра - единственно разумная политика, но, несмотря на это... (от души его ненавидит).
Худшее решение - игнорировать это сопротивление, считая его простым проявлением ограниченности и глупости рядового избирателя, которые можно победить, улучшив коммуникацию и уровень аргументации. Тут мы снова возвращаемся к несчастному министру иностранных дел Словении. Дело не только в том, что его процитированное утверждение фактически неверно: крупные франко-германские конфликты не разгорались из-за страстей обычных людей, а были спланированы элитами за спинами рядовых граждан. В утверждении министра также неверно передана роль элит: в демократической стране их предназначение не просто управлять, но убеждать большинство в правильности того, что они делают, позволять людям видеть, что политика государства отражает их собственные сокровенные стремления к свободе, процветанию и т.д. Демократия ставит на то, что, как давным-давно сказал Линкольн, нельзя всегда дурить головы всем: да, Гитлер пришел к власти демократическим путем (хотя и не совсем), но в конечном счете, несмотря на все метания и сумятицы, большинству нужно доверять. Эта ставка не дает демократии умереть, и если мы ее понизим, то о демократии речи не будет.
И именно это у европейских элит никак не получается. Если бы они действительно были готовы "уважать" решение избирателей, им пришлось бы признать то, о чем говорит длительное недоверие людей: проект европейского единства в его нынешней формулировке в корне ошибочен. Избиратели видят недостаток настоящего политического видения под экспертной трескотней; они не выступают против Европы, они требуют больше Европы. Ирландское "нет" - приглашение к содержательным политическим дебатам о том, какой мы хотим видеть Европу на самом деле.
В конце жизни Фрейд задал свой знаменитый вопрос: " Was will das Weib ?" ("Чего хочет женщина?"), признав свое бессилие перед загадкой женской сексуальности. Не свидетельствует ли путаница с европейской конституцией о таком же затруднении: чего хочет Европа? какую Европу хотим мы?
Перевод Евгении Серегиной