1989

Идеология свободы

На днях Александр Морозов опубликовал на «Русском журнале» статью К юбилею падения Берлинской стены. Выскажу три замечания, расположив их в порядке нарастания «серьезности».

О «советском народе, снявшемся с якоря».

Морозов пишет:

«В 1989 году народ, ранее называвшийся «советским», снялся с якоря. Дрейф начался несколько раньше, около 1985 года, но это был дрейф за счет разматывания якорной цепи. До 1989 года само общество не могло влиять на «повестку дня». Его ожидания вливались в формы, создаваемые ЦК КПСС».

Насколько я могу судить, понимаемая таким образом якорная цепь порвалась раньше. Точнее, их было несколько, цепей. В 1989 году порвалась, так сказать, политико-идеологическая — пошло массовое движение к отказу от социализма. Но еще раньше порвалась другая — цепь простой лояльности, послушания начальству. Произошло это в связи с хозяйственной реформой 1987-1988 годов, когда нижестоящие звенья хозяйственной иерархии в значительной степени перестали слушаться указаний вышестоящих (реформа и воспринималась как такая «вольница»). Этот процесс хорошо иллюстрируют многочисленные интервью с сотрудниками хозяйственных министерств, собранные в то время Сергеем Белановским и опубликованные в третьем выпуске сборника Производственныt интервью (часть их выложена на его личном сайте). Иными словами, к началу 1989 года уже в значительной часть советского государственно-общественного организма наблюдался полный «дрейф», и никакой ЦК КПСС ничего уже не мог там создавать никаких «форм» (и вообще ничего не мог контролировать).

О белогвардейщине

Автор считает Ельцина по факту наследником белогвардейцев, и в каком-то смысле (в т. ч в смысле стилистики того времени) это мнение совпадает с моим впечатлением:

«Ельцин – одна из самых загадочных фигур в российской истории. Загадка заключается в том, что Ельцин – будучи совершенно советским по жизненной истории – оказался «белым». То есть, грубо говоря, он повел себя так, как если бы он был русским националистом, белогвардейцем и крайне правым республиканцем».

А вот что для меня удивительно, так это отнесение к «белогвардейщине» также и Путина:

«Что существенно в теме «Путин и 1989 год»? То, что Путин, как и Ельцин, - «белый». Он не «чекист», не «штирлиц», как любили писать поначалу. Он что-то вроде офицера колчаковской контрразведки, которому суждено было восстановить разрушенную революцией Россию. Так сказать, возглавить Директорию вместо ушедшего в отставку Колчака после окончательной победы Белого движения. Так называемая публичная идеология Путина – «остановить распад», «восстановить вертикаль», «встать с колен» – это риторика корниловского мятежа, контрреволюции» .

Ну ладно, это можно было бы считать делом вкуса. Ну, чудятся автору золотые погоны на Путине – и пусть себе. Но дело в том, что в этом Морозов противоречит другому своему тезису, а именно, утверждению, что к концу путинского срока наша страна вернулась (mutatis mutandis) к состоянию 1989 года - и по некоторым политическим характеристикам, и в смысле стоящей перед ней повестки дня.

«Россия, покидая историческую зону «нулевых», в целом прекрасно чувствует, что основные задачи путинской Директории – выполнены. Образно говоря, та он-лайн-игра, по левелам которой надо было пройти Путин, чтобы получить свой бонус, имела определенный маршрут. Он должен был привести игрока обратно к «точке возврата». Примерно к той точке, в которой Горбачев не справился с путчем.
[…]
Иначе говоря, колоссальным личным, осмысленным усилием Путин вернул Россию к той точке, в которой 20 лет назад и надо было начать становиться на рельсы, делать правильный выбор.
[…]
В «нулевых», в условиях «долгой контрреволюции» Россия двигалась вспять, назад – через все неудачно пройденные Горбачевым, а затем и Ельциным точки маршрута. И в каждой точке Путину удалось восстановить все «примерно обратно»».

Вот тут как-то оно не складывается. В 1989 году двинулись по «белогвардейскому» пути под руководством сначала одного, потом другого «белогвардейца», а в результате описали полную петлю и вернулись к «красной» (ну ладно, «розовой») точке 1989 года. Такого быть не может. На самом деле, в какой-то момент «белогвардейское» движение должно было смениться на противоположное. Этакий обобщенный вариант теоремы Ролля. Другое дело, когда именно этот разворот произошел — точку «смены направления» можно идентифицировать по-разному. Но в символической сфере она очевидна – это момент возврата к красному знамени в армии (ну и к советскому государственному гимну).

Оценка «девяностых»

Автор статьи не высказывает прямой оценки девяностых годов. Однако представление об его оценке можно получить из того, как он оценивает путинские нулевые. Дескать, перед страной стояла задача «восстановить разрушенную революцией Россию», и эту задачу решала «путинская Директория». Поэтому «спасибо Путину за нулевые».

«Россия, покидая историческую зону «нулевых», в целом прекрасно чувствует, что основные задачи путинской Директории – выполнены».

И далее:

Иначе говоря, колоссальным личным, осмысленным усилием Путин вернул Россию к той точке, в которой 20 лет назад и надо было начать становиться на рельсы, делать правильный выбор.

Значит, выбор 1989 года был «неправильным». А девяностые – просто периодом хаоса, распада, политической анархии, и невосполнимых потерь. Не было в них ничего позитивного. (Морозов так не пишет, но я то знаю, что он это подразумевает. Я этих интеллигентов насквозь вижу.

Вот тут я должен заявить свое категорическое несогласие с автором, а вместе с ним – с 99% мыслящих русских.

Девяностые дали России исключительно важный опыт — отблеск возможного действительного выхода из повторяющегося цикла «тирания – смута». Несмотря на крах одной центральной власти и сильное ослабление другой это не был период кровавого хаоса и анархии - достаточно сравнить с тем, что наступило после крушения системы централизованного управления в 1917 году. Имел место достаточно продолжительный опыт мирной жизни в условиях существенной диффузии (децентрализации) публичной власти.

(Сразу оговорюсь насчет «мирной жизни». Да, были вспышки организованного насилия на окраинах, даже войны. Да, была вооруженная стычка в Москве в октябре 1993 года. Да, резко возросло количество не санкционированного публичной властью частного насилия в русских и других центральных регионах страны, но это не было гражданской войной. И вообще войной. Чтобы сразу отмести возражение, состоящее в уподоблении «криминальных разборок» войне предлагаю мысленно сравнить ситуацию в 1995 году, скажем, в Курской области или даже в «бандитском Петербурге» с Чечней того же времени или Таджикистане тремя годами ранее. В целом ничего похожего на 1917—1921 не случилось. Было именно то, что я уже назвал — опыт проживания в условиях диффузного характера публичной власти.)

Это именно то, что «доктор прописал». Именно на пути децентрализации и дробления публичной власти по как можно большему (в рамках разумного) количеству институтов и уровней у России есть шанс вырваться из цикла «тирания-анархия», который стал столь характерен для нее в Новое время.

Да, ситуация девяностых именно этим аспектом диффузии власти напоминала ситуацию в средневековой Европе — отсюда постоянные (тогда и сейчас) крики про «феодализм». И что? Если нечто является хорошим и полезным, лично мне плевать, что это «нечто» каким-нибудь интеллигентам или борзописцам напоминает что-то «архаичное» и «реакционное». Тем более, что и в современных Европе и Америке, к счастью для этих стран, еще остаются некоторые «пережитки Средневековья» в виде децентрализации, разделения властей и самоуправления.

Да, люди не всегда умели распорядиться новыми институтами к своей пользе, тем более, что все это было внове. Были неудачи. Но были и удачи, когда действительно получалось и сменить дурное начальство, и противостоять неправильным решениям одних институтов, опираясь на другие, и добиваться представления своих интересов, и организовывать что-то нужное и полезное. Этот опыт жизни у условиях диффузной власти еще требует отдельного описания и объяснения.

Почему этот опыт прервался? Еще точнее: почему российское общество отказалось от диффузии и децентрализации власти в пользу концентрации и централизации (и, соответственно, поддержала «путинский проект»). Помимо очевидных психологических причин и привходящих обстоятельств, отмечу причину, которая мне кажется ключевой. Это полное отсутствие проработки соответствующей политической идеологии и философии интеллектуалами на русском языке. Причем это относится ко всем направлениям – и к либералам/демократам, и к патриотам, и к социалистам. За исключением небольшого числа маргинальных авторов, которые, к тому же, скорее выражают образы, эмоции и занимаются публицистикой, чем предъявляют систематическую философию и идеологию (включая критику господствующих принципов).

Да, существовало движение за местное самоуправление, в том числе интеллектуальное движение, но сама повестка дня и идеология этого движения в целом носила «локальный» характер и практически не ставила под сомнения постулаты, на которых базируется вся система публичной власти. Иными словами, оно носило «оборонительный» характер – защитить местное самоуправление от централистских поползновений, а не подорвать сам централизм как принцип. У этого движения, несомненно, были достижения, в том числе стратегического характера. В частности, конституционное отделение МСУ от системы государственной власти позволяет до сих пор сохранять выборное начало хотя бы на местном уровне. Но это оборонительный успех, который не может привести победе в этом противостоянии.

Почему же русским интеллектуалам так чужда идея диффузии/дробления публичной власти? Одна из причин, как мне кажется, состоит в том, что русские со свойственным им религиозным пылом всецело отдались исповеданию одного из главных мифов модерна – мифа о рациональном контроле над реальностью (о принципиальной управляемости всего сущего). Об этом свидетельствует, например, то, что «неуправляемость» (и вариации этого понятия) является одним из главных ругательств в русском интеллектуальном дискурсе. А диффузная/дробная/децентрализованная публичная власть очень плохо «управляема» (а в идеале – вообще неуправляема). Для того, чтобы довериться такой системе власти, надо иметь «в голове» совсем другое представление о реальности, состоящее не в том, что реальность есть просто «игра сил», и для достижения блага нужно контролировать как можно больше «сил» и иметь как можно большую силу (используя для этого особую силу – «разум»), а в том, что эта реальность имеет трансцендентную нравственную основу, которая в конечном счете исключает хаос и потерю смысла. Такое мировоззрение чуждо секуляризованному, крипто-оккультному сознанию интеллектуала модерна. Русский интеллектуал по-прежнему будет пытаться придумать, как бы так исхитриться, чтобы поймать руками пар и пасти ветер.

В силу каких-то странных исторических обстоятельств Россия оказалась хорошим полигоном для внедрения мировоззрения модерна в мозги и соответствующего социального экспериментирования (инженерии). Наверно потому, что нет у нас средневековых пережитков.

Возвращаясь к теме девяностых, в то время мы полезли в воду, не зная броду. И выпрыгнули из воды не потому, что брода нет (он есть), а потому, что испугались своего незнания.

Заключение

Ну, и напоследок о надеждах. Я хочу сказать автору: твои надежды напрасны. Никакого «правильного выбора» в «новом 1989» не будет. Будет все тот же цикл – попытка «контролировать» реальность с помощью силы, поймать руками дым, а потом дым ускользнет, а «контролеров» снова начнет преследовать видение хаоса.

Выход, если он и есть – не в «управлении с помощью восстановленной вертикали», и не в «хаосе», а в новом "проживании девяностых". Но уже с открытыми глазами и с пониманием того, что и ради чего делается.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67