Деантропологизация животного

Синий диван. Журнал. Под редакцией Елены Петровской. [Вып. 10/11] М.: "Три квадрата", 2008. - 304 с.

В этом году вышел "юбилейный" сдвоенный (10-11) выпуск журнала "Синий диван", тема которого - "Животное как метафора". "Философские животные", как отмечает в предисловии основатель и редактор журнала Елена Петровская, оказались популярными среди приглашенных авторов: если в прошлых выпусках журнала тематическим обычно был один блок текстов, то нынешний выпуск практически весь выстроен вокруг "животной" темы.

Такая формулировка темы побуждает пишущего автора или читателя сразу задаться вопросом: метафорой чего является или могло бы быть животное? Здесь могли бы располагаться предметные философские, филологические, социологические, культурологические и другие исследования, в которых рассматривается то, как в культуре и обществе (в том числе в науке и в обыденном знании) бытует метафора животного и что под этой метафорой подразумевается. Но можно поставить и более фундаментальную проблему: какова природа "животных" метафор, что лежит в основе самого механизма создания метафоры "животного"? А отсюда недалеко до комплекса проблем, связанных с собственно животным и соотношением человека (животного ли о двух ногах и без перьев, то есть ощипанного петуха?) и животного. Так или иначе, речь идет о рассмотрении животного как основы любого анализа человека и об актуализации темы животного (не назвать ли это в духе времени "поворотом" или даже "возвращением" к животному?).

Обращение к человеческому как источнику понимания человеческого (Другого или Чужого, например), "объяснение человеческого человеческим" на поверку оказывается не единственно возможным и далеко не универсальным способом говорения о социальном, культурном или о чем-либо подобном. Ограничение гуманистической "оптикой" приводит к тому, что некоторые аспекты человеческого существования оказываются выброшенными за поле зрения, исключенными, скрытыми. В связи с этим возникает необходимость поиска других "оптик" - не столь замкнутых на антропологии человека. Одним из вариантов "иной" антропологии и является обращение к животным (строго говоря, не только как к "метафоре").

Не стоит также забывать о традиционном подходе исследователей культуры, которые занимаются животными, - об исследовании репрезентаций животных в культуре. Помня об этих ключевых проблемах, мы и рассмотрим, как в текстах, которые оказались благодаря "Синему дивану" собраны под одной обложкой, ставятся и решаются проблемы, связанные с метафорой животного, - как предметные, так и более фундаментальные.

Выпуск открывает фрагмент перевода книги "Тысяча поверхностей" Жиля Делеза и Феликса Гваттари (заметим, что в этом выпуске "Синего дивана" прервалась традиция публикации переводных текстов вместе с исходными фрагментами на языке оригинала). Этот фрагмент - часть главы, посвященной становлению другим. Фрагмент "Воспоминания колдуна" исследует становление животным и то, как животное является не чем-то единичным, но стаей, коллективностью, множественностью. "Каждое животное, - пишут Делез и Гваттари, - это прежде всего банда, стая" (с. 8). Поэтому становление другим, коль скоро это становление животным, - это становление стаей, возможное только во множественности и в связи с другими множественностями. Эти животные множества для Делеза и Гваттари не являются чем-то, лежащим на более низкой ступени эволюции по отношению к таким институтам, как семья и государство, но сосуществуют с ними и лежат в их основе. Животное, то есть стайное становление, лежит в основе множества проявлений того, что мы привычно считаем человеческим - например, в войне. Понять становление человеком и человека без понимания становления животным и животного невозможно...

В номере приводятся фрагменты перевода последней книги еще одного не нуждающегося в представлении философа - Джорджо Агамбена. Книга "Открытость. Человек и животное" является глубоким исследованием отношения человека и животного, того, как это различие устанавливается и оборачивается противопоставлением. В представленных фрагментах (которые, надо заметить, являются отдельными фрагментами глав из середины книги, а также последней главы; к сожалению, в журнале не отмечены страницы исходного издания и места, где главы были сокращены для журнального перевода) Агамбен комментирует лекции Мартина Хайдеггера об основных понятиях метафизики и полемизирует с ним. Агамбен обращается к исследуемому Хайдеггером отношению между животным и окружающей средой, которое Хайдеггер трактует как отношение обделенности, нераскрытости миру, как отношение "открытости без раскрытия", открытости, к которой само животное не имеет никаких средств обратиться и сознательно "увидеть". "Лишь человек, лишь взор его подлинной мысли способен узреть ту открытость, которая есть непотаенность сущего" (с. 35), - интерпретирует Хайдеггера Агамбен, указывая, что только человек может открыть мир, и в том сущность становления человеком. Как следствие, бытие доступно лишь человеку, а животное оказывается буквально вне бытия. Близость к этому животному состоянию, в которой может совершаться "операция" становления человеком, достигается в "глубинной тоске" (с. 38). Чтобы понять соотношение человека и животного и становление человеком, Агамбен предлагает приостановить действие культурной "антропологической машины", которая вводит различение животного и человека. Это "означает, следовательно, уже не искать новые - более продуктивные или более истинные - точки сочленения, но, скорее, демонстрировать ту исходную пустоту, то зияние, которое разделяет - в человеке - человека и животное, отважиться войти в него: цезура цезуры, Shabbat как животного, так и человека" (с. 46).

На книгу Агамбена "Открытость" опираются многие авторы номера, в частности Оксана Тимофеева, Алексей Пензин, Кети Чухрукидзе и Юлия Подорога. Интересно, что фрагменты Делеза и Гваттари и Агамбена рассматривают становление: первый - становление-животным, а второй - становление-человеком...

В первом разделе номера представлены также статьи российских авторов - философа Павла Тищенко и социолога Александра Филиппова. Обе статьи комментируют известные философские работы.

Павел Тищенко обращается к анализу картины Веласкеса "Менины", который в свое время предложил Мишель Фуко в первой главе книги "Слова и вещи", и работает с изображением собаки, "лежащей справа". По его мнению, французский мыслитель не уделяет должного внимания собаке. Рассуждая о месте собаки на картине и обращаясь к понятиям власти и дискурса, Тищенко отмечает, что немаловажную роль в картине Веласкеса играет не только сама собака (порода и внешность которой не остались без внимания Тищенко), но и те действия, которые совершаются по отношению к ее телу. Фуко, в свою очередь, этим действиям не придает никакого значения. Тищенко анализирует "пинок шута", который олицетворяет собой "последний миг упорядоченного существования представленного мира" (с. 27).

Александр Филиппов обращается к одному из наиболее известных "философских животных", которые выступают как метафоры чего-то иного. Его интерес сосредоточен на фигуре гоббсовского Левиафана. Разворачивая логику Гоббса, Филиппов приходит к выводу, что Левиафан - используемый Гоббсом как метафора государства - представляет собой "невидимое, но только воображаемое, с уверенностью называемое, но, в сущности, необозримое животное" (наблюдатель которого занимает невозможную позицию). Это животное, которое "лишено человеческих свойств и самой человечности, что бы ни понимать под этим словом" (с. 55).

Второй блок статей так или иначе затрагивает тему животного в древнегреческой философии, либо обращаясь к ней специально, либо начиная с нее. Необходимо подчеркнуть, что античная философия - ресурс вполне релевантный для всех, кто затрагивает тему животного, поэтому в начале мы и говорим о возвращении. Так, Леонид Геллер очерчивает репрезентации "райской" - будущей и как-бы-настоящей счастливой - жизни в советской художественной литературе о путешествиях, природе и охоте, сравнивая их с идеями рая, золотого века и утопии. Дмитрий Торшилов в статье "Рыбы Кратета" обсуждает животных Гесиодова золотого века и тот разрыв между ними и людьми, который последовал за концом золотого века. Оксана Тимофеева представляет краткий критический обзор философских концепций животного (от Аристотеля до уже упоминавшегося Агамбена). Ирина Протопопова обращается к интерпретации диалогов Платона Жаком Дерридой, подчеркивая роль метафоры письма и текста как живого существа.

Логичным в связи со вторым блоком статей выглядит третий блок - фрагмент неопубликованного труда отечественного филолога Ольги Фрейденберг, посвященного композиции "Трудов и дней" Гесиода. Фрагмент предваряется задающим контекст и очерчивающим задачи всей книги Фрейденберг комментарием Нины Брагинской. В тексте Фрейденберг обосновывается нередко вызывающее вопросы место "Басни" в структуре "Трудов и дней". Фрейденберг рассматривает роль, которую играют в "Басне" животные, и ставит вопрос о соотношении роли с привычным нам метафорическим использованием животных в баснях.

Отдельный блок статей посвящен анализу репрезентаций и интерпретациям животного и животных в ряде отечественных текстов культуры. Алексей Пензин указывает на ключевую роль моментов становления и метаморфозы "монстра" в повести Михаила Булгакова "Собачье сердце" и соотносит фигуру монстра с российскими реалиями. Эдуард Надточий рассматривает юннатский инкубатор из повести Николая Носова "Веселые ребята" как "целибатную машину", стоящую в центре извращенной системы биологического воспроизводства. Проблему власти и выживания в условиях (само)устранения власти, как они проявляются в фильме Ильи Хржановского "Четыре", исследует Кети Чухрукидзе.

В последнем блоке авторских статей представлен "биографический" очерк Алексея Мокроусова о единороге, в котором рассматриваются репрезентации этого мистического существа в искусстве и культуре в целом. Полина Гаджикурбанова пытается оценить соотношение поведения одной из школ античной греческой философии - киников - и их наименования. Через "собачность" она показывает последовательность мысли этой школы и соответствие формы деятельности содержанию.

Среди материалов, которые не имеют отношения к "животной" тематике номера, следует выделить интервью Филиппа Лаку-Лабарта, умершего в начале 2007 года. В нем, в частности, французский философ излагает свое понимание значения теории Маркса и очень кратко и бегло обосновывает формулу "Маркс как философ технэ". Кроме рассуждений о Марксе интервью содержит воспоминания Лаку-Лабарта об участии в ряде художественных проектов и его мысли о поэзии. Выпуск содержит еще одно интервью - с редактором немецкой версии интеллектуального журнала "Леттр" Франком Берберихом.

В конце выпуска читателю предлагаются рецензии, одна из которых напрямую связана с проблематикой животных. Это рецензия Юлии Подороги на книгу французского писателя и поэта Жана-Кристофа Байи "На стороне животных". Наталья Халымончик обсуждает эстетику Жака Рансьера в связи с выходом на русском языке книги "Разделяя чувственное", которая, если верить издателям, вместе с книгой "Эстетическое бессознательное" представляет собой полное собрание его работ по эстетике. Критическому разбору концепции экономики культуры, изложенной Александром Долгиным в его монументальном труде "Экономика символического обмена", посвящена рецензия Ивана Болдырева. Грустная картина современного хармсоведения складывается после прочтения подготовленного Владиславом Карелиным обзора книг, издание которых приурочено к столетию Даниила Хармса. Ольга Романова обращает внимание читателей на издания, посвященные советскому прошлому, среди которых особо выделяет книгу Натальи Козловой "Советские люди. Сцены из истории".

В заключение можно вернуться к обозначенным в начале рецензии философским и культурологическим стратегиям работы с животным. В обсуждаемом выпуске журнала работы по предметным исследованиям животных метафор и репрезентаций животных несколько больше, чем философских штудий природы животных метафор. Более того, создается впечатление, что животные нас по-прежнему интересуют, в первую очередь, как соотносящиеся с людьми и мы не готовы полностью отказаться от антропологизации животного мира. Возможно, отказ от антропологизации повлечет за собой отказ вообще от возможности коммуникации в рамках традиции, складывавшейся не одно столетие. Ведь животное-человек - одна из многих дихотомий, на которых основано знание эпохи модерна. Преодоление гуманистических барьеров, видимо, дело ближайшего времени, которое приблизил новый выпуск "Синего дивана".

Тем более что актуальность философского обращения к животному не вызывает сомнений. Ведь (хотя ни один из авторов выпуска об этом не упоминает) последние успехи таких областей знания, как генетика, нейрофизиология, эволюционная биология, начинают ни много ни мало претендовать на сведение в обозримом будущем любого "человеческого" - будь то разум, эмоции, чувства, мысли - к чисто биологическим процессам, поддающимся исследованию и пониманию инструментами позитивных естественных наук (чем и сеют растущее беспокойство, подчас переходящее в панику, в среде психологов и социологов). В этом ключе важным становится новое обращение к человеку, животному и живому. Экспансию социально-философского знания в область исследований животного можно рассматривать как своего рода ответ на развитие естественных наук.

Если обратиться напоследок к тексту Джорджо Агамбена, то окажется, что продуктивное сотрудничество с биологической наукой (которая рассматривается Хайдеггером как ресурс философской рефлексии) вполне возможно. И тем более интересно, в каком направлении в условиях "приостановленной антропологической машины" будет развиваться философия животного.

       
Print version Распечатать