Должны ли дети расплачиваться за грехи родителей? Как постичь волю Божью? Откуда в мире несправедливость — и как смириться с ее существованием? Саша Денисова не боится проклятых вопросов и громких слов.

Вместе с искрометной выразительностью актерской игры и авторского слова из спектакля уходит юмор. Спасать положение приходится джентльменским набором глянцевых картинок и броских спецэффектов.

"Хармс. Мыр" Максима Диденко принадлежит к категории постановок, вызывающих многочисленные вопросы. Которые, впрочем, обречены на безответность.

Начатый с равнодушной интонацией и скучающим видом, разговор о крушении человечества и человечности превращает добротную, профессиональную постановку в кукольный театр, горку остывшего пепла, двухчасовой пересказ агонии.

Буржуазный театр лишен движения и жизни, ведь он конструирует ситуации, имитирует чувства. Терзопулос же призывает к естественности, стихийности, к освобождению инстинктов, лежащих в основе театрального действа – и искусства как такового.

Забегая вперёд, выскажем финальную мысль-агитку: тихую домашнюю иронию Пригова брусникинцы постепенно, с помощью барабанов и гитар, умудрились превратить в бешеный комсомольский рейв на Красной площади.

"Римская комедия" получается методом вычитания из "Покровских ворот" иронии, движения, характера и характерности. Образовавшийся вакуум методично заполняет пафос, оставляя публику в деспотической власти диалогов в невесомости.

Спектакли Камы Гинкаса – настоящий подарок для критика. Выразительная художественная манера Гинкаса неизбежно дает почву для многословных рассуждений. Тем удивительнее - обескураживающая простота "Кто боится Вирджинии Вулф?"

Интересная, необычная, перспективная, блаженная постановка – притом сырая, не совсем внятная, ретушировавшая и занавесившая песнями и плясками одинокую пронзительность Бабеля.

Для «Декалога» характерны многоплановость, разностилье. Режиссер не брезгует ни традиционными монологами и диалогами, ни мультипликационными вставками, клипами, прямым обращением к залу.

Чего же сделать в театре, чтобы внятно отправить зрителя в состояние игромана, а тем более сказать новое слово в понимании компьютерной игры?

Сейчас наступил и вовсе морок, распад Таганки. Любимов же будет всегда. Эти и тысяча других мыслей – входят в личный плейлист странного спектакля-бродилки, квеста по осознанию блеска и нищеты Театра на Таганке.

В Театре на Таганке специально ко Дню Победы выпустили спектакль режиссёра Юрия Муравицкого "День Победы" по пьесе Михаила Дурненкова "Сны о войне".

Барселонская постановка "Китежа" - подлинная трагедия, сотворенная фантазией режиссера, наделившего безымянных героев характерными черточками, и удивительным мастерством дирижера.

"Театральный роман" - отчаянное признание в любви. Как и всякие главные слова, оно требует ответственности и мужества. И не может остаться незамеченным.

Дмитрий Лисин о спектакле Дмитрия Брусникина "Бесы"

Современный человек даже Достоевскому не мог присниться в самом страшном сне. На этот вывод работает сценография спектакля – экраны, звукоусиление, неподвижность персонажей и их неизбежная гибель.

Понятно, что режиссер развивает именно эту тему, что "Возвращение домой" - возвращение в какую-то невообразимую древность, в племя, в матриархат, в первичную, давно запрещённую, глубоко табуированную ячейку общества.

"Гамлет" московского Гоголь-центра начинается на звонкой, пронзительной ноте. Тон спектаклю задает сцена явления Призрака – на первый взгляд, самая несовременная в пьесе.

Как ни странно, именно "Мера за меру", эта темная лошадка шекспировского творчества, стала для Деклана Доннеллана идеальным текстом, зеркалом, в котором отражаются фирменные приемы и любимые темы.

Некоторые спектакли фестиваля NET поддерживают уровень притязаний современного "постдраматического" театра, который осуществляет экспансию во все сферы и области искусства.

История подростка, сбившего сестру и написавшего об этом книгу, в интерпретации Камы Гинкаса превращается в философский разговор о жизни и смерти.

Сразу заметим, что адепты "постдраматического" театра легко отметают простые вопросы, вроде "разве есть театр, если нет театральной игры?". Нет игры и не надо, любуйтесь обнажёнными телами на пляже, устроенном в "цехе белого" на Винзаводе.

Новый спектакль МХТ им. Чехова можно без натяжки назвать если не энциклопедией, то хотя бы калейдоскопом русской жизни начала ХХI века.

Это спектакль даже не для всех "продвинутых" театралов. Задумываться над тайнами Евангелий во время правления мировой секты, имеющей черты позитивного менеджмента, и прогрессирующего изобретательства гаджетов – странное дело.

Если из сегодняшнего дня бросить пристальный взгляд на пьесу Августа Стриндберга "Фрекен Жюли" и попытаться определить ее одним словом, то слово это будет – "скептицизм". На первый взгляд, такая пьеса – особенно в редакции представителя новой драмы Михаила Дурненкова – обречена если не на успех, то хотя бы на понимание…

Погружаясь в пушкинский мир, Туминас часто забывает о зрительском комфорте. Он пытается вступить с поэтом в диалог по его правилам, в его бережно охраняемом пространстве. Такой путь не может быть безошибочным.

Очень важный спектакль Гоголь-Центра, попытка прорваться на новый уровень осмысления нашей домашней, постсоветской, шизоидной, идиотической и очень странной реальности. Нешуточные вопросы: есть ли смысл играть в идиота, чтобы найти самого себя.

Режиссёры сейчас настолько по-разному понимают театр, что один театр дальше от другого, чем кино от живописи, скажем. Сравним два спектакля, показанных в один день, щепкинский опус "Зойкина квартира" и спектакль польских учеников Ивана Вырыпаева.

Чтобы из вечера ожидания превратиться в ожидаемый и долгожданный вечер, умному, тонкому, идеально выстроенному спектаклю Александра Гордона, как это ни парадоксально, не хватает хаоса, страсти, порыва, той самой снежной бури, что заметает сцену.

Пока развеселое кабаре рассказывает любимую режиссером историю упадка нравов и наступающего на пятки абсурда, сценография нотками легкой грусти напоминает об идущей на дно красоте, о булгаковской тоске и нежности.

Дмитрий Лисин о спектакле "ЕСМ" театра "чёрноеНЕБОбелое"

Как ни трудно это представить, спектакль Театра наций превосходит все ожидания! Предусмотреть вызываемую им реакцию, думаю, удалось немногим. Имя ей - безразличие.

В спектакле очень наглядно показано, для думающего зрителя, почему это всё случилось с нашими предками в 1917 году и, что характерно, продолжает происходить. Слушая диалоги властолюбивого, умнейшего Столыпина с "совестью народа" Толстым, можно только пригорюниться.

Последний мощный театральный, завершающий советскую эпоху текст называется "Серсо" и принадлежит перу Виктора Славкина. Мы все настолько ещё советские люди, что интересно было наблюдать свою реакцию на последний советский театральный шедевр.

Туминас - художник, для которого важно, как выглядит полотно в целом, мельчайшая его деталь. Спектакль "Евгений Онегин" — это торжество геометрии, ансамбля, выверенная композиции каждой мизансцены.

"Хорошее дело браком не назовут!" - иллюстрацией этого ироничного высказывания является, а может, и исчерпывается спектакль Александра Марина "Брак 2.0".

Театральный центр "На Страстном" устроил очередные гастроли уникального "Коляда-Театра" из Екатеринбурга. Десять дней избалованные московские театралы штурмовали кассу и посмотрели 13 спектаклей, в том числе два детских.

"Пристань" Римаса Туминаса – спектакль, почти полностью исключающий возможность критического высказывания. История и мотивы его создания вызывают одно чувство – искреннего и глубокого уважения.

В старейшем столичном театре имени Ермоловой сыграли уже три премьеры, одна из них — спектакль "Язычники" в постановке Евгения Каменьковича.

В "Метели" Сорокин изображает не современную Россию, а Россию достаточно отдаленного будущего, когда уже успела перегнить и та новая фантастическая реальность.

Не бывает какого-то особого политического театра. Бывает театр с превращениями, действующий, и без превращений, не действующий. Отчего Голливуд собирает кассу? Просто кастинг строгий, отбор типов налажен.

“Золотая маска” позволяет вновь говорить не только о театре, но и об обществе, в котором этот театр живет. Cимптом обнадеживает.

Манежная площадь становится римским Колизеем. Хлеб сего кровавого зрелища отменяет индивидуальную мысль. Театр противоположен колизеям площадей, потому что переводит страсть к разрушению в зачаточную и безопасную форму.

Театра нет, потому что всё кругом утонуло в театре, выплеснувшимся из прежних скромных берегов балагана. То есть незачем ходить в театр, когда сама жизнь насквозь театрализована на всех уровнях и во всех закутках.

Большинство современных зрителей оказывается совершенно невосприимчиво к искусству. И вот, герой вонзает в героиню нож, она падает, он пропевает единственное слово «умерла», и… по залу раздаются смешки.

"Золотая маска" все дальше отходит от своего первоначального замысла – раздавать премии. И в этом ее спасение. Обманывать себя не стоит – средний уровень нашего театра добротен, но уныл.

Новая атмосфера, которую создают в России явления вроде "Театра NET", помогает рождению новой культурной ситуации. Однако, пока что подобные явления можно пересчитать по пальцам одной руки.

Юрий Львович Ракитин. Жизнь, творчество, воспоминания.
Сборник посвящен необычной личности Ю.Л.Ракитина, русского актера и режиссера, ученика Станиславского и сподвижника Мейерхольда, который стал одним из основоположников сербского современного театра.

Олег Левенков. Джордж
Баланчин. Часть первая.
Слова Баланчина: "Я мыслю как танцовщик, мыслю балетными па. Меня не волнуют характеры, сюжеты, философия" - не могли быть приняты в стране, культивирующей соцреализм.

Олег Виноградов. Исповедь балетмейстера.
Сквозь извивы прихотливого, хотя в целом хронологически выстроенного повествования генеральная линия прослеживается вполне отчетливо. Это тема жизненного успеха. Карьера Виноградова и впрямь была стремительной и успешной.