"Заесть ореховым пирогом": памяти Елены Высочиной

Она говорила: «Никогда ничего не проси. Если надо, придут и дадут сами». Так, вслед за Булгаковым, учил Михаил Яковлевич Гефтер. Плохо представляю себе жизнь Лены до Гефтера. Знаю, что их совпадения обнаруживались не сразу, но крепко. Так, Симферополь – общий с МГ. У него довоенный 1930-х, перед поступлением в Московский университет. У нее свои симферопольские корни, крымские «детство-отрочество-юность». Потом – Москва с 1979-го. Когда они встретились у нее уже за плечами была кандидатская, защищенная в Институте искусствознания. Там-то и начались ее пушкинские штудии, которые в 1989 году стали книгой «для учителя»: Е.И.Высочина «Образ, бережно хранимый. Жизнь Пушкина в памяти поколений». В этой книжке уже есть все, что позднее через пару лет предопределило ее кардинальный жизненный перелом, встречу в 1990-м с МЯ и последующее гефтерианство: «неординарность подходов», «готовность к смене привычных воззрений и ракурсов», «постановка парадоксальных вопросов» (заметим, все это написано в догефтеровскую пору ее жизни).

Пушкинская книга – ключ к дальнейшему. В ней – наброски, наметки, обещания вернуться и развить, проекты. Ленин стиль. Почерк. Пушкин, похоже, заполнял очень многое. Личное. Гефтер вытеснил и заменил все. Вернее так: Пушкин соединился с Гефтером. Пушкин и для Гефтера был очень важен. А когда МЯ не стало, Лена время от времени снова к Пушкину возвращалась. Так, в 1999-м году, в год пушкинского столетия осуществился один из ее невероятных, сумасшедших замыслов – вне Гефтера, но косвенно, конечно, с ним связанный. Она придумала календарь с “пушкинскими” рисунками 12-летнего художника Кирилла Истомина и текстом “Евгения Онегина” по-русски и по-английски в переводе Сергея Козлова. Получилось по-настоящему здорово и нетривиально. Календарями она бредила всегда и время от времени взрывалась новой безумной идеей. Дело в том, что вообще календари оставались ее навязчивым проектом. В календарях она видела окружающее, календарной упорядоченностью успокаивая воспаленную реальность.

Когда случился Гефтер? В 1991 году? Лена рассказывала, что сначала приходила помогать. Ближние отнеслись к ней настороженно. В ней было что-то медицинское. При некоторой массивности – острота; высокий, довольно резкий, быстрый голос – и трепетная мягкость. Михаилу Яковлевичу нравился, кроме всего прочего, необыкновенный ленин кулинарный дар.

Кулинария – отдельная тема, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не ухнуть с головой в воспоминания. Она великолепно готовила. Не просто вкусно, а как-то изобретательно, фантазийно, с удовольствием. Еще вкуснее об этом рассказывала, особенно по телефону, и не жалела деталей, расчетливо и одновременно бескорыстно растравляя аппетит собеседника, обреченного возвращаться к своей привычной скучной трапезе. В силу собственной ущербности и примитивности вкуса я не всегда могла оценить изысканность такой кухни, но неизменно поражалась воображению Елены Высочиной, ее щедрости и какой-то внезапно вспыхивающей заботливости. Но я всегда была благодарна Лене, когда в пору нашего короткого сотрудничества она присылала мне что-нибудь невероятное, теплое, причудливо завернутое в фольгу. Этот талант распирал ее постоянно, и временами она собиралась бросить все, взять кредит и открыть свою кухню/ресторан/кафе, продавать пирожки на улице, готовить обеды по спецзаказам богатым гражданам или фирмам(рождались при этом планы, немыслимые с рекламной и маркетинговой точки зрения). Но эти планы так никогда и не были доведены до дела. Бог уберег.

Рассказывали, что Гефтер был окончательно покорен каким-то коронным высочинским пирогом с живыми фруктами. С пирогов все и начиналось.

«Сергей Чернышев соблазнил меня замыслом: представить "мой" Мир Миров и связно, и ретроспективой — биографией идеи, обозначив вешки на пути к ее окончательной редакции. Но что делать, ежели окончательной нет, и сегодня по многим причинам, требующим особого рассказа, я менее решителен в утверждениях и еще более склонен к "вопросительным крючкам"?! …

Я признал бы себя банкротом, если бы не пришла на выручку Елена Высочина. … Я старался ей помочь, но не исключено, что больше мешал. Перечитанные тексты выглядели незнакомцами. Иногда с удивлением нахожу в ранних из них мысли, какие считал позже появившимися, а в поздних обнаруживаются не вполне объяснимые недоговоренности». – Это Гефтер. В связи с подготовкой сборника «Иное. Хрестоматия нового российского самосознания". Постепенно складывалось сотрудничество, постоянная привычка доверять Лене Высочиной свои тексты.

И дальше, уже после ухода Гефтера в 1995 она, оставшись один на один с архивом, с бесконечными листами, набросками, планами книг, кассетами, устным Гефтером и его непереводимостью в письменный текст, один на один с верными гефтеровскими учениками, билась в истерике и сомнениях, загоралась и хоронила почти девяносто процентов сделанного, приступала, отказывалась и начинала снова, лихорадочной, нередко бесполезной работой и отчаянием «попирая» небытие. Если бы не она – не было бы многих книг самого Гефтера, ни работ о нем. Вот сухой перечень: «Гефтер с нами и сам по себе: сб. к 75-летию историка» (1993), «Голоса из мира, которого уже нет. Выпускники исторического факультета МГУ 1941 г. в письмах и воспоминаниях/ Сост., вводные тексты М.Я. Гефтера» (1995, 2005); трехкнижие «Аутсайдер – человек вопроса» («Век XX и мир», 1996); Гефтер М.Я. «Эхо Холокоста и русский еврейский вопрос» (1995); Гефтер М.Я. «Смерть – гибель – убийство» (2000); Гефтер М.Я. «Там, где сознанию узко и больно» (2004); « А.Твардовский, М. Гефтер. ХХ век. Голограммы поэта и историка» (2005).

Она нечасто писала свое, хотя внимательно следила за тем, что у нас происходило. Последняя публикация за год до смерти – статья «Ювенильная бесконечность» про книжку стихов для детей. Это 2007-й, юбилейный, год 10-летия РЖ. Собирались выпустить особый сборник к случаю. Мне очень хотелось подключить к работе Лену. Ниже я привожу записки ЕВ, ее подступы к составлению и отбору, последние рабочие письма. Весна-лето-осень.

10 мая 2007. Первые «прибросы»

ЮБИЛЕЙ КАК ПРОВОКАЦИЯ

ИНТЕРВЬЮ, РАЗГОВОРЫ, БЕСЕДЫ

АННОТАЦИЯ

Книга – эксперимент, опыт воссоздания интернет-текстов в книжной форме с адаптацией в печатной версии лучших сетевых публикаций.

Темы и сюжеты, отобранные для бумажного издания, относятся к ряду самых жарких, дискуссионных, острых и злободневных.

В дискуссиях равно значимы мнения и вопросы, ибо и уровень вопрошания, и характер ответов, взаимодополняя друг друга, воссоздают панораму культурного и интеллектуального ландшафта современности, и не только российской, но и мировой.

Книгу дополняют уникальные тексты историков, философов, культурологов, впервые публикуемые в этом издании.

«Русский журнал –RUSS.RU/ КУЛЬТУРА» – наследник бумажных прародителей.

«Век ХХ и Мир», а также «Пушкин» в генотипе, в истоках. В них социо- психо- и политикография ориентировались по культурологическим картам. Потому дух и слог склонялся к душе, сближаясь с совестью и памятью. Время было такое. Еще только нащупывались проходы в болотцах, выяснялось-решалось, какими путями следовать. Душа тяготела к Слову, искреннему, внятному, несуетному, не-электронному.

Теперь, когда сетевая версия доминирует, ностальгия по бумажному выпуску не проходит. Да и непреодолимо стремление – прочитать, полистать, вернуться в исконную гуттенберговскую эпоху. К тому же – есть повод. Десятилетие РЖ.

Так привычно – вымерять датами, отсчитываться от вех, расставлять годовые вешки. Мы замыслили собрать в печатном издании то сиюминутное, что тянет на значимое. Соединили людей, с которыми беседовали, обсуждали, делились тревогами много лет. Хотели остановиться-оглянуться, а испытали ШОК. От того, что вкупе случайные вроде беседы-встречи-разговоры-интерью воссоздали необыкновенно пеструю, разномастно полноценную, на редкость целостную панораму. Не идиллическую, но сущностную. Не случайную, подсмотренную на бегу, не клочки, выдранные из разукрашенного сценичного задника ряда лет, не шмотья повседневности, а что-то истинное и глубинное проявилось в разнообразии мнений, разговоров. Подобно тому, как структурируется нервная система, определяя внутренние связи в пределах организма, так и тут определились взаимодействия, зоны прорывов и напряжений, редуты мысленных экспансий и окопы длительных накоплений интеллектульных резервов.

Как у Пушкина: «Родной обычай старины…»

А иначе у нас не бывало.

На что хотелось бы обратить внимание читателя?

Не на ответы только, но и на вопросы.

В книге несколько сквозных сюжетов. Первый и очень важный для нас, составляют тексты-отрывки из архива М.Я. Гефтера. Историк, философ, он был тесно связан с «Веком ХХ и Мир» и с нами. Его архив готовится к публикации с помощью нашего сетевого издания. Размышления историка, впервые публикуемые здесь, оказались важным камертоном для того, чтобы при восприятии сиюминутного ощутить векторную перспективу и соотношения смыслов.

И еще один остов-подспорье – зрительно-поэтический ряд из книги, задуманной, воплощенной А. Коняшовым. (речь идет о рецензируемой Е. Высочиной детской книге в статье «Ювенильная бесконечность» - Е.П.). Они – зримо-сущностный лейтмотив, а необычные портреты авторов стихов - напоминание о наших глубинных истоках, тех русскоязычных корнях, которые только и могут помочь в одолении трудноразрешимых проблем бытия.

…Я стал доступен утешенью:

За что на Бога мне роптать,

Когда хоть одному творенью

Я мог свободу даровать!

Версии юбилейного сборника РЖ, его структура стремительно менялись:

14 июня-21 июня 2007

Убеждена, что не следует бросать идею «АНАМНЕЗА» - памяти, тем более, что тексты худо-бедно распечатаны и структура придумана.

Но её следовало бы устрожить, пропустив через два сепаратора.

Первый: это всё же своего рода ОТЧЕТ, ориентиры, нащупывание болевых точек, освоенных отделом культуры РЖ и свидетельство серьезности и круга проблем, и квалификации авторов статей и ответов на вопросы…

ВТОРОЙ сепаратор: повернуть материал в русло – «Метаморфозы повседневности».

Материал (разброс, степень освоенности проблем, широта и глубина…) позволяют это сделать в выигрышном для книги варианте.

То есть название может быть:

Метаморфозы повседневности

Русскому NET-журналу 10 лет (правда, можно перевести и на ХХI век – тогда срок ограничиваем 7-ю годами, указав 2000-2007).

Вот тебе содержание с правками и названий, и вариантов названий разделов. Естественно, всё поддаётся обсуждению, критике, выбросу и т.д.

1. IDENTITY / САМОУЗНАВАНИЕ?

Андрей Ашкеров: «Я против готовых полуфабрикатов идентичности»

Нина Брагинская: «Обращать к истории «справедливые требования» – все равно, что грозить кулаком цунами…»

Ярослав Кузьминов: « Если будет у нас побеждать тенденция воссоздания тоталитарной системы, – увеличится у российской интеллигенции шанс на возрождение»

Иван Засурский: «Я научился ходить «конем» во всех ситуациях…»

Татьяна Шевеленкова. Социальный пессимизм роющих свою норку

2. MEA CULPA / ЗОНЫ РИСКА

Александр Ослон. Метеорология бывает и социальная

Владимир Козлов: «Любой конфликт – это конфликт с властью»

Сергей Арутюнов «Адыги – наш ответ глобализации»

Иван Бургуджи. Последний отряд Византии

Глеб Павловский. Профкомы при Холокосте

Борис Гройс. «С 11 сентября исламский фундаментализм – тема номер один

Михаил Литвак: «От нервов и влечений зависит и ВВП»

3. SEMPER IDEM / МЕДИА-ФОКУС

Всегда то же самое

Елена Петровская: «Ты можешь узнать, насколько ты не похож на других, лишь решившись на разговор…»

Глеб Павловский: «Жить стало веселей…»

Дмитрий Кузьмин: «Запрет, как ружье – стреляет в культурное пространство»

Елизавета Уварова. Когда отсутствует четвертая стена.

Елена Костюкович: «Идеальная ситуация для перевода – венок сонетов. Рамки жесткие, но служат хорошим ориентиром…»

Леонид Ионин: «Чтобы Вебер стал русским...»

4. ДОМОТКАННОЕ – МИРОВОЕ. Культурная томография

TUTTI FRUTTI (ит. - всякая всячина)

VARIO (лат. – разное)

Эймунтас Някрошюс. «На раскаяние может не остаться времени»

Ольга Вайнштейн. Дендизм эпохи массовой культуры»

Владимир Дукельский: «Музейные коллекции выигрывают от неожиданных сближений с разными видами искусства»

Дмитрий Врубель: «Я снова попал в такт времени…»

Отар Иоселиани: «Важно предвидеть, что через несколько минут всё кончится»

Игумен Григорий. «Конфликт «церкви» и светской культуры пытаются раздувать политические радикалы из самой же «церковной» среды…»

Павел Глебов: «Греки на нас непохожи, но мы всё еще читаем Гомера…»

Дмитрий Ухов. Джаз вне питательной среды

Уильям Брумфильд. О древней русской архитектуре и вандализме

Эрик Булатов. Русское искусство противостоит глобализации

Юрий Каспаров. Биеннале современных исполнительских искусств как трехмерное пространство

Теодор Курентзис. Смысл заниматься музыкой сегодня в Сибири

Роман Минц. «Мы не навязываем толкование, но открываем слушателю возможность понять…»

5. ОБ/УЧЕНИЕ без ДИАГНОСТИКИ

OMNIA MEA – все мое

NON MUTATIS MUTANDIS – не изменив то, что положено изменить

NON LIQUET – неясно

-COGITUM ERGO SUM

Ольга Дмитриева: «Мы всё еще живем усилиями энтузиастов»

Ярослав Кузьминов. Закостенело…

Татьяна Венедиктова. Страшнее замкнутости – лишь глухие перегородки

Михаил Мокринский: «Надо дать не рыбу, а – удочку…»

Джон Бейлин. Импорт задаром

Игорь Федоров. Технологии инноваций

- IN OPTIMA FORMA / ХОРОШАЯ ШКОЛА?

Александр Рывкин. Мы еще только учимся учить

Светлана Куличенко. Можно серьезно оздоровиться

Леонид Лурье. Лицей лечит образованием

Наталия Курдина. Чудо, сотворенное людьми

Александр Бубман. Гимназия – от обучения к ученью

Сергей Менделевич. Госзаказ на ценности отсутствует

Александр Тубельский. Проклюнулось что-то, но быстро завянет

- ALTER EGO И ЕГЭ

Виктор Фертман: «Мы радостно наступаем на те грабли, от которых весь Мир уже избавился…»

Олег Смолин. Формула Грибоедова

Исаак Фрумин Система не видит своей болезни

Мария Стеблина: «Государство последовательно разрушает школу»

Игорь Фастовский. Учить и оценивать должны разные люди

- ГУМАНИТАРНОЕ ИНОБЫТИЕ

HIC JACET (лат. здесь покоится (начало надгробных надписей)

Сергей Иванов: «Кухонное братство советской эпохи ушло, нового не появилось…»

Глеб Павловский: «Гуманитарий – это новый человек-амфибия…»

Андрей Россиус: «Гуманитарное образование с порчей изнутри»

Татьяна Михайлова:»Спасение – поливалентность…»

Юрий Манн: «Сегодня можно говорить все, что ты хочешь, НО…»

6. ПРОГНОЗ

от ХХ – к ХХ!

NB

Для окончательной подготовки этой книги – требуется редактура, сокращения, корректура, добавления справочного материала по авторам и их работам.

Другой достойный замысел – ЮБИЛЕЙ КАК ПРОВОКАЦИЯ

Главная идея – каскад недавних и грядущих юбилеев писателей, ученых (от Шолохова, Лихачева, Шаламова, Твардовского, Подороги, грядущего гефтеровского в 2008 и др.) лучше всего и откровеннее свидетельствуют о состоянии памяти, национального самосознания и проч.

Вот начало заказанной мною статьи о Шаламове – может быть лейтмотивом мотивировки для заявки. Правда, тут придется попахать.

(Здесь собирались опубликовать статью Валерия Есипова «Негромкое столетие Варлама Шаламова», специально для нас написанную. Позднее она вышла в другом электронном источнике – Е.П.)

20 июня 2007:

Я что-то отправила тебе, намеком. Выудила из кучи черновых набросков.

Просто писать весь ход предположений и черновых раскадровок как-то ленивовато. А вот Гефтера прочитай! И таких кусков у меня про кучу произведений...

Несомненно реализуем прежний замысел кучки отзывов на книгу (Глебову "Тренировки по истории" в том числе). Только подумай: ведь нужен и какой-то НЕОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ итог.

Быть может, кому-то дать все отзывы на типа экспертизу (о Гефтере это Володя Максименко, к примеру...) Но без гамбургского заключения тоже как-то не слишком логично... К чему тогда?

Думай и записывай тоже идейки, коли постучатся и в домике кто-то окажется... Устроим потом междусобойчик.

Может, общая шапка – всё же –КНИГА –БЫТИЁ или более выспренно:

КНИГА – бытия

- в бытии

= бытиё

Не суть важно.

Составляющие (выпуски серии) могут иметь направленности-лейтмотивы

– ЧИТАТЬ

-ПИСАТЬ

-ИЗДАТЬ (или создать)

Вопрос о том, что читать// читают втягивает в стремнину кучу проблем: как узнавать, как анонсировать, как о книге ПИСАТЬ-рассказывать, КТО пишет, как узнать, что издается, КАК ДОСТАТЬ нужное и т.д.

Особо: проблемы редактуры, перевода, документалистики, необычных жанровых ответвлений и предпочтений (детективы, кулинария, здоровье, оккультные, история…т.д.)

Как сделать, чтобы было интересно?

Вот ты даешь классные фрагменты, а может, запараллелить их, сдвинув вправо и тем самым выделить, даже расширив… А то многое приходится принимать на веру, а цитаты классные и сулят эскалацию интереса. Я узнала много неожиданного и очень хочу прочитать обещанные книги.

Пока я начитываю Ваши статьи, но вот тебе кусок…

Гефтера можно пустить и в рубрику «Непрочитанные романы…» Это, правда, недоконченный редакторский текст моего разговора о «Бесах», но подсказывает возможные ходы неожиданных прочтений страшно знакомого…

RR-MG-18-a

(Поколение 60-х векаXIX)

Ставрогин многое подсказывает. Особенно много, если вчитаться в то, что дано намеком.

У Достоевского в «Бесах» есть грандиозная закадровая часть... Это даже не прологи – стремительные и страстные, привычные для Федора Михайловича. А есть особая, сокрытая часть. За кадром, за плотью романа - что ? Швейцарское прошлое Ставрогина, прежние его связи, былая роль Николая Всеволодовича, который всех пробуждал, возбуждал, подталкивал, настраивал, организовывал, придумывал устав...

Он является в романе в роли для себя новой, человеком, у которого того, «закадрового», вроде, и не было.

Он появляется в городе как лишний... И осознающий, обнаруживающий свою лишность, но неспособный уйти от связей, отношений.

Он – несчастен. И он вместе с тем - источник несчастья. Собственной несчастностью - источник несчастья, поскольку своей скоропостижной предварительной осуществленностью опустошил себя. И дух опустошения привносит во все, что происходит.

Он действует, не действуя.

Эта сторона романа, редко замечаемая, очень существенна.

Тут своего рода расшифровка темы Рахметова. И остроту особую придает то, что раскрывается она через конкретное лицо.

Лицо или личность?

У Ставрогина – ярчайше выраженное лицо. Никто так не характерен, как он: необычностью решений, невероятностью своих поступков...

Он даже в худом симпатичен.

Поэтому так не верится сцене у Тихона и потому так художественно тонко Достоевский поступил (хоть и под нажимом), устранив эту главу; да и не найдя место ей…

Разработка «рахметовской» темы очень важный пласт романа. И вот почему. В Ставрогине явлен русский протагонист, задержавшийся русский протагонист, который становится своей задержкой источником беды. Он несет её в себе, присутствуя в активной жизни или отсутствуя.

Протагонист годов 40-х века XIX - просто жалок.

Протагонист 60-х века XIX - трагичен и страшен.

Чем? Почему?

Здесь требуется отступление.

Известное, распространенное словосочетание: крепостная интеллигенция. Подразумеваются люди высокой художественной одаренности, большого таланта, которые так и оставались крепостными. Параша Жемчугова или другие известные актеры, живописцы, архитекторы, зодчие… А была еще, как принято думать, и дворянская интеллигенция, существование которой вообще не требует доказательств…

Между тем, я думаю, что оба термина неправомерны.

Я убежден, что интеллигенция в той специфически русской, российской (не известном Западу и Востоку) роли – впервые от разночинцев. От них именно. Потому для меня, когда говорят "разночинская интеллигенция" – это, хотя и «масло масляное», по крайней мере выражение точное, верно схватывающее суть явления.

Разночинец - это лишний... Он осознал свою лишность и не соглашается быть лишним.

Но и этого мало. Складывается к 60-м XIX века уже целый слой людей, пробудившихся в одночасье, вышедших энергично наружу, не признающих авторитетов, обладающих большой внутренней связностью и солидарностью. Слой людей, который разойдется в своих путях, включая крайние полюсы. Один полюс - сверх-радикальная революционность, доходящая до террора. Противоположный – связь с властью, граничащая с прислужничеством. Но и разойдясь в путях и судьбах, РАЗНОЧИНСКАЯ интеллигенция - это слой людей, которые непрестанно выясняют свои отношения к народу как к какой-то искомой, неизвестной, таинственной и мистической величине. Вместе с тем все свои контакты с народом, принаравливания к народу (познавательные, подстрекательные и так далее) - все они каким-то образом связаны у этих людей и с проблемой власти.

Собственно говоря, это даже не среда, а особая, быстро сформировавшаяся и проделавшая бешеную эволюцию (вплоть до самоуничтожения), - прослойка русских людей. Они, не очень связанные своим происхождением сословным, более значимо объединены своим происхождением историческим и являют заявку на то, чтобы заместить собою, ИСПОЛНИТЬ собою, претворить собою же - не-дающееся и неспособное осуществиться гражданское общество России.

И в раскрытии этого – донная часть айсберга "Бесов"...

Да, я убежден, что "Бесы" - это айсберг... И та часть, вокруг которой роятся любители отыскивать нечаевщину и предупреждать о гипер-нечаевщине в будущем – НЕ ВИДЯТ глубинной части айсберга. А суть его в том, что это поколение должно разбиться... - о невозможность быть гражданским обществом. И вместе с тем, замкнувшись в собственную среду, саморазвиваясь, самообороняясь, самозащищаясь, самоутверждаясь, - они составили особый человеческий тип. Да, Достоевский гиперболизировал эти свойства у «своих», у Петруши Верховенского и его окружения. И тем самым дал понять, что сам он очень остро ощущал тяжесть, неподъемность, трагизм проблемы.

А что мы слышим? Чаще всего - демократические упреки в адрес "Бесов"... Мол: где же там униженные и оскорбленные? Где изображение социальных низов, которые так были близки Достоевскому? Где все его Неточки Незвановы, Мармеладовы и так далее и тому подобное... Но писатель решает другую проблему. Он занимается темой «своих». И решает её как тему закадрового, переходящего в лихорадочное, сумасшедшее, безответственное, бессмысленное и бесцельное действие.

Но, заметим, любопытным образом это действие... (все эти организованные пятерки, все эти разговоры...) охватывает, ЗАХВАТЫВАЕТ, втягивает в себя ВСЕХ!

Всех - в этом городе. Оттого удивление хроникера, что оказались в водоворот событий в городе втянуты ВСЕ.

И в этом смысле Ставрогин - индикатор. Он - минус ВСЕ!

Он ПРИНЯТ всеми, он - кумир ВСЕХ, он соучастник всех бедствий, он режиссер всех несчастий... невзирая на то, что он сам ничего не добивается и никакой роли не хочет на себя принять.

И в этом смысле поражает глубина романа, по поводу которой затрудняешься даже определить, насколько она была осознана самим Достоевским...

И не просто перевести глубину его охвата с языка исторического, несколько описательного, с непрямого языка романа и его героев – на диалект оценки в эстетические категориях, которыми удалось бы передать сплав, скрещение зловещего и смешного, всепроникающей иронии и - вместе с тем - патетики страшного. «Бесы» - своего рода героическая симфония самоуничтожения об руку с гротеском, с ряжеными в российские личины шекспировскими шутами...

Это капитуляция, это катастрофа, это вырождение, это самоубийство того прото-гражданского общества, что не состоялось, оказалось раздавленным... И раздавлено было даже не по причине несостоявшихся замыслов, несвоевременных призывов, а чем-то большим. Тем, что диктовало им их поведение, становилось нормой этого поведения. А само их поведение не могло остаться натуральным, естественным. Оно должно выродиться было в нечто искусственное, в ядерный гриб, в какой-то взрыв, оставляющий после себя пустоту...

Пустоту, что завершилась двумя уходами - двумя запоздалыми смертями, каждая из которых на свой лад - уход, на свой лад - смерть... человека 40-х и человека 60-х.

Какой же выход предвещался этой вещью?

Оставляет ли хоть малый намек, хоть какой-то привкус надежды? Где же здесь этот постоянно присутствующий, постоянно проходящий сквозь тексты Достоевского Иисус? В "Бесах" - где он? В ком он? В Хромоножке? В Даше? В хроникере?

Михаил Гефтер: А вот как ты относишься к такому термину - ментальная перегрузка?

Елена Высочина: Да. Или бы я даже сказала так: ментальная недостаточность, что ли. Она перегрузка с одной стороны, с другой стороны...

М.Г.: Да, и избыточность, и недостаточность...

Е.В.: Избыточность и недостаточность одновременно.

М.Г.: Да-да. И она очень напоминает тут... человеческую речь, и проблема речи здесь присутствует.

Е.В.: Еще к Ставрогину.

#########################################

Как внезапно меняются смыслы и контексты разговоров персонажей… Вот Шатов спрашивает Ставрогина о его взаимоотношениях с Марьей Тимофеевной и слышит в ответ

(Ф.М. Достоевский. Бесы

Полное собрание сочинений в 30 томах. Том Х. «Наука», Ленинградское отделение. 1974. С. 194-195)

<… >

- Я имею намерение на этих днях публично объявить здесь в городе о браке моем с нею.

- Разве это возможно? – прошептал чуть не в ужасе Шатов.

- То есть в каком же смысле? Тут нет никаких затруднений; свидетели брака здесь. Всё это произошло тогда в Петербурге совершенно законным и спокойным образом, а если не обнаруживалось до сих пор, то потому только, что двое единственных свидетелей брака, Кириллов и Петр Верховенский, и, наконец, сам Лебядкин (которого я имею удовольствие считать теперь моим родственником) дали тогда слово молчать.

- Я не про то… Вы говорите так спокойно… но продолжайте! Послушайте, вас ведь не силой принудили к этому браку, ведь нет?

- Нет, меня никто не принуждал силой, - улыбнулся Николай Всеволодович на задорную поспешность Шатова

- А что она там про ребенка своего толкует? - торопился в горячке и без связи Шатов.

- Про ребенка толкует? Ба! Я не знал, в первый раз слышу. У ней не было ребенка и быть не могло: Мария Тимофеевна - девица.

- А! Так я и думал. Слушайте!

- Что с вами, Шатов?

Шатов закрыл лицо руками, повернулся, но вдруг крепко схватил за плечо Ставрогина.

-Знаете, знаете ли вы, по крайней мере, - прокричал он, - для чего вы всё это наделали и для чего решаетесь на такую кару теперь?

М.Г.: Вот он, здесь - один из ключевых вопросов. И как бы между прочим так затесался в тексте...

И ответ Ставрогина:

- Ваш вопрос умен и язвителен, но я вас тоже намерен удивить: да, я почти знаю, для чего я тогда женился и для чего решаюсь на такую «кару» теперь, как вы выразились.

- Оставим это… об этом после, подождите говорить; будем о главном, о главном. Я вас ждал два года.

М.Г.: Почему все ждут его?

И вдумайся в разговор этот – роман вдруг предстает в неожиданном свете. Слушай, что говорит Шатов:

- Я вас слишком долго ждал, я беспрерывно думал о вас. Вы единый человек, который бы мог… Я еще из Америки вам писал об этом.

- Я очень помню ваше длинное письмо.

- Длинное, чтобы быть прочитанным? Согласен; шесть почтовых листов. Молчите, молчите! Скажите: можете вы уделить мне еще десять минут, но теперь же, сейчас же… Я слишком долго вас ждал!

***

Нет ни одного рационального пояснения - почему Ставрогин кому-то нужен. Все мотивы странны, все мотивы закадровы, завязи всех мотивов в ином времени, когда Ставрогин был другим! И явно мог стольких людей сдвинуть с места, повлиять, переменить, вовлечь в деяние, в отношении которого они теперь не знают, что это за деятельность, к чему она? Кому она нужна? И куда она направлена?

Тут скрещение двух линий – надводной и поддонной.

Диалог Ставрогина с Шатовым – странный, туманный – он о многом, но еще и о судьбе протагониста в России... Об особой судьбе, в которую входит и кара - прижизненная или посмертная... Если посмертная - уже хорошо, прижизненная - самая тяжкая и запутанная. И сочетается с феноменом разночинской интеллигенции.

Мне скажут: спорно. Но я убежден: истинная интеллигенция в России - разночинская интеллигенция.

И вопрос о нынешнем (о 1990-х – Е.В.) состоит в том, может ли она возникнуть заново ныне? Или то, что сейчас, - жалкая потуга на возобновление. И протагонисты не те, и у исполнителей нет энергии и пафоса воплощения добытого протагонистом.

Отчего так? С одной стороны, исторический опыт не столь уж мал, чтобы не насторожить, не предостеречь, как трудно брать на себя функцию гражданского общества - если вообще ныне кто-то вообще об этом прямо помышляет и поднимает такие задачи... А с другой стороны - и ситуация иная. Потому что не совсем теперь понятно - что оно такое ЭТО гражданское общество. Говорил я вчера с одним деятелем современным о возможных задачах и целях, а он непрестанно твердил: народ, народ, народ... Не утерпел я и сказал ему: помилуйте, ну до чего же все перепутано. Чтобы пользоваться словами, хорошо бы знать, что оно означает.

А что подразумевается под словом "народ"?

Еще в пору секторальных баталий (1964-1969) был у меня случай на одном заседании в институте истории. Обвинение в мой адрес прозвучало так: вы себя противопоставляете народу. Я сказал: почему, чем? И откуда вы это взяли? Да и что - я не народ? С какой стати? Кто-то народ, а я - не народ? По каким признакам судите? Почему вы - народ, а я - не народ? А может, наоборот?

Но то был мой защитный полемический ход...

На самом деле народ - это мифологема. Знаковая штука.

Это категория, которой пользуется монархия, когда она ищет себе опору, когда возникает для нее проблема опоры. В пост-декабристское время у Николая I впервые возникла проблема опоры. И тогда же рождается идеологическая триада: православие - самодержавие - народность. С чего бы это императорский двор вводил - в кредо - народность? Не ввел бы, если б не нуждался в опоре.

Народ - искомое, таинственное, загадочное. Тот, на кого нельзя сейчас опереться и кому принадлежит будущее!

И отсюда - разночинская дилемма: рассчитывать на этот народ в нынешнем виде нельзя, а будущее - его. Странностью этой дилеммы многое объясняется в жизни идей и в моделях поступков.

Вне её не понять и Чернышевского, между прочим, который полагал: да, на народ рассчитывать нельзя. Но БЫВАЮТ такие редкие моменты, короткие миги, когда народ себя проявляет с огромной энергической, бушующей, разрушительной и иной силой. И тогда весь вопрос в том, чтобы быть готовым к подобному моменту. Но и не дать этому моменту разрастись в нечто постоянное, страшное…

Поскольку он для этого не приспособлен и опасен. Поэтому знаменитая листовка, из-за которой весь сыр-бор: там Чернышевского эта вот - барским крестьянам от их доброжелателя и поклонника - это же бессмысленная история! Бессмысленная. Ну, по-человечески понятно: печатный станок - как не воспользоваться? Да и Костомаров. Как она говорит - эта самая?.. в душу влезал. Как она говорит? Она была способна не влюбить, а как? как она сказала? Ну, не важно. Вот и Костомаров. А?

А в чем содержание этой знаменитой листовки? Кроме того, что он надиктовал ее, не желая, чтобы его рука была, и там еще перепутал проект реформы с текстом реформы, что дало возможность Нечкиной(?) утверждать, что он загодя, до реформы, уже написал эту листовку - целая гипотеза.

Что ж он там предлагает? этому народу? Да ничего. Вас обманывают, то, другое, пятое, десятое... В других странах, так сказать, есть народовластие и так далее. А что вы должны делать? А ничего! Ждите - не торопитесь - когда мы подадим вам сигнал. Значит, кому вообще направлена эта листовка в безграмотной стране? Напечатанная на этом несчастном костомаровском печатном станке? Кому она направлена? Это реакция на листовки, которые выпустили новые, которые уже рвутся в самостоятельное действие.

Поэтому вот эта вот категория НАРОД для России имеет некоторое основание. Во-первых, по причине циклически повторяющихся восстаний и войн… А во-вторых, ввиду просто того, что называл Кавелин "калужским тестом". Есть у него такое выражение: мол, у нас - не население, а калужское тесто. Каждый может печь из него, что хочет. Народ-тесто не стратифицирован, не расчленен, без выделенных интересов, без разграниченных сфер действия и устремленности на действие. Такая идея размазанности, неопределенности... Это с одной стороны, а с другой - вот эта вот мифологема: абсолютистская, народническая.

Поэтому я и сказал однажды то, что мне тоже зачислили в ревизионизм. А я, выступая как-то, сказал: вот все повторяют цитату Ленина о том, что декабристы страшно далеки от народа. Ошибался Владимир Ильич - декабристы не были страшно далеки от народа, они были ближе. А страшно далеки от народа - разночинцы. И именно потому, что они вышли оттуда. Вышли из него и сразу оказались далеко: и обратно возврата нет, и прямого хода в народ нет. Вот тут и коллизия. Армию они не могут поднять, от нее тоже далеки. А декабристы сумели, ибо вместе с ними, с офицерами, солдаты на бивуаках прошли войну с Наполеоном!

Надо же все-таки историю чувствовать и знать!

И вот у Достоевского в «Бесах» явно звучит пророчество обезнародования...

А в целом - странная книга...

Вдумайся, прочти еще раз.

Шатов – Ставрогину:

- Я вас слишком долго ждал, я беспрерывно думал о вас. Вы единый человек, который бы мог… Я еще из Америки вам писал об этом.

- Я очень помню ваше длинное письмо.

- Длинное, чтобы быть прочитанным? Согласен; шесть почтовых листов. Молчите, молчите! Скажите: можете вы уделить мне еще десять минут, но теперь же, сейчас же… Я слишком долго вас ждал!

М.Г.: Что это все значит? Ну, понимаешь, не могут же все просто сойти с ума, правда?

.

10 октября. 2007

Темы, которые ты попросила придумать, - подготовка-прообраз-эмбрионы будущих книг. Пока – лишь несколько.

Искус сплетен и подлога. Феномен желтой прессы.

Лакуны культуры. О чем не пишут, не снимают кино, не думают.

Маргиналы ХХI века

На каком языке мы говорим и пишем в год русского языка.

Есть еще – о депрессии, оптимизме, суете, имитаторстве. НО – это на потом, ведь главное – как повернуть и какие вопросы выделить, чтобы было интересно.

Остается досказать, что ни книги, ни юбилейный сборник не вышли. Все так и осталось на бумаге, в переписке, в долгих обсуждениях. Правда, успели все же изготовить несколько десятков книжек-самоделок, раскладушек, величиной с ладошку, украсили разноцветными печатками-совами, изображения которых похожи на фотографии главного редактора РЖ. Разбросали кусочки текстов, интервью. Юбилейный РЖ съежился и стал игрушкой. Может, к лучшему.

       
Print version Распечатать