Небольшая конференция по русской литературе в одном из тайваньских университетов. В приятной прохладе конференц-зала читается доклад о романе Юрия Бондарева "Бермудский треугольник". Придумывает же себе темы местная профессура! Докладчик аккуратно выписал из романа упоминаемые там черты русского характера: "доброта", "духовность", "радушие", "целомудрие", "милосердие", "кротость"... Ценности архиважные, всем нужные. Без них, заверяет писатель, "Европа дружно загниет, как червивый банан". Запад же их не признает. Он Россию совратил и растлил, насадил в ней "дьявольщину и подлую ересь", превратил ее в "попрошайку и посмешище". Но Западу за его злодейство воздастся. Сгинуть ему в мировой катастрофе, как исчезают корабли и самолеты в Бермудском треугольнике.

Оплакивать судьбу родины хоть и не продуктивно, но благородно. Обвинять других в своих неудачах хоть и не благородно, но по-человечески понятно. Но чем оправдать стремление побыть в роли Моськи, лающей на заокеанского слона? А оно, это стремление, судя по разным интернетским форумам и страницам отечественной прессы, охватило в России пугающе большое число людей. Однако же, господа, надо иногда и думать. Больше всего удивляет меня в наших "антиглобалистах", даже вроде бы и серьезных, вроде А.С.Панарина, полная неспособность связать концы с концами в собственных рассуждениях. Запад они ругают последними словами за "гегемонизм" и нежелание пустить Россию в "золотой миллиард". И тут же заявляют, что этот сытый Запад пошл, убог и к тому же обречен на гибель. В таком случае Запад надо бы не бранить, а жалеть. С Россией не меньшая путаница: плачут о том, что русских купили и растлили за пятак, но не сомневаются, что именно русским назначено спасти человечество. Надо только вывести паршу у себя дома. Для внутреннего употребления речи наших истеричных патриотов и предназначены.

Жители Салема очень боялись ведьм и поэтому всюду их искали. И чем усерднее искали, тем больше боялись. В конце концов женщин в Салеме не осталось вовсе.

Кстати сказать, ничего специфически русского в позиции ревнителей чистоты русского духа нет. Нечто очень похожее проповедают антиглобалисты на Западе, среди которых ультраправые причудливо смешаны с ультралевыми. Листовки Национально-Демократической партии в Германии полны все тех же проклятий в адрес микрософтов и макдональдсов и сетований на угасание немецкого духа. Я даже подозреваю, что глобалисты и антиглобалисты происходят из одного корня - модернистского. Только антиглобалисты держатся за ранний, тоталитарный модерн с его жесткой привязкой знаков к вещам, а свою идентичность хотят повесить на прочный гвоздь "национального духа". Глобалисты же исповедуют постмодернистский беспредел и зовут в виртуальную, не более чем воображаемую и даже едва ли вообразимую "глобальную деревню". Общество для них - бесформенная стихия, а их любимые темы - игра, неопределенность, риск, культурная гибридизация и т.п. Модернисты свою идентичность постулируют, постмодернисты с идентичностью экспериментируют. Но речь идет, в сущности, о разной кодировке одной и той же ситуации: выбор одной альтернативы с неизбежностью вызывает призрак другой. Мы обречены еще долго наблюдать эту борьбу нанайских мальчиков. Но надо суметь подняться над ней. А для начала, по крайней мере, перестать делать на ней ставки.

В каждой культуре есть интуиция - в высших ее состояниях очень ясная - правильного действия, сиречь ортопрактики. Но тот, кто захочет перевести ортопрактику в ортодоксию, то есть в правильное мнение, сам оказывается неправ. У этой отвлеченной истины могут быть самые неожиданные исторические результаты. К примеру, "исконно русский" уклад скорее можно найти в той же треклятой Америке, где живут несколько тысяч русских старообрядцев, ревниво хранящих преданья старины. К реальной России они относятся с равнодушием и даже неприязнью, что понятно: родина-мачеха их только гнала и преследовала. Между прочим, предки этих русских американцев бежали от России, лелея мечту о стране Беловодье, где служат епископы "антиохийского поставления" и говорят не по-русски, а на "сирском языке".

Современным патриотам-заединщикам не следовало бы забывать, что русское самосознание всегда было с глубокой трещиной и что в России столетиями существовала какая-то "другая Россия" - Россия староверческая, сектантская, казацкая, просто крестьянская, - которую официальная Россия не желала знать. Эта другая, подпольная Россия была гораздо больше открыта всему чужому и новому, но, парадоксальным образом, с тем большей решимостью утверждала как раз свою обособленность и исключительность.

Борьба за ортодоксию незаметным и непонятным для самих борцов образом порождает в обществе бесконечную цепь расколов (что наглядно подтверждает история церковного раскола в России). Раскол не позволяет увидеть внутреннюю соотнесенность своего и чужого, случайности и нормы. Это означает, что всякая предписанная идентичность при внимательном рассмотрении есть не что иное, как миф, назначение которого в том и состоит, чтобы не знать себя. Сознанию вообще свойственно обманывать себя, и оно делает это с необыкновенной ловкостью. Оттого кратчайшей дорогой к правде нередко оказывается как раз вымысел, игра воображения, даже заведомая "дичь". Много мудрости сокрыто в пари Паскаля: "поставить" на веру, вообразить себя верующим, а потом убедиться, что такая ставка - единственно верная. Своя версия обмана, раскрывающего истину, у Ницше: принять эту жизнь за сон и увидеть, что сон и есть единственная реальность. А буддизм предлагает допустить иллюзорность своего "я" - и понять, что никакого "я" вовсе не существует. В том, что ложь лжет о себе и поэтому ведет к правде, заключено и единственное оправдание искусства.

Мы живем в век победившего обмана. Бал сегодня правит скорость - эта величайшая сила "упростительного смесительства" и, следовательно, источник всех иллюзий. Современная жизнь мчится вперед со световой скоростью актуализации виртуального зрелища - ровно настолько же правдоподобного, насколько и фантастического, тоталитарно-репрессивного в своей вседозволенности. Но, как заметил Ортега-и-Гассет, глупость побеждается только еще большей глупостью. Предельная скорость делает возможным и полную отстраненность от всего пред-ставленного. Власть сегодня, как в древних деспотиях, стала невидимой, все идентичности осознаются как подставные. Но уводя человечество "по ту сторону" формальных идентичностей, не предъявляет ли ему современность - быть может, и невольно - требование какой-то новой, неформальной взыскательности к себе, решимости сделать последний и высший выбор, ничего не выбирая? Не угадывается ли в мареве виртуального бытия новая экзистенциальная глубина человека - глубина неизъяснимой и даже неисповедимой "подлинности" в человеческой жизни?

Я хочу сказать, что эра информатики провиденциальным образом воспитывает в человеке потребность вернуться к истокам опыта, где он, еще не имея субъективного "я", пребывает в состоянии полной открытости миру или, по Хайдеггеру, "близости" всему сущему. Формалистика знания уступает место духовной чувствительности, которая дарит способность предвосхищать происходящее. Как сказал Лао-цзы, мудр тот, кто умеет "изготовиться прежде других".

Новый смелый виртуальный мир, не оставляя времени на рефлексию и предъявляя, так сказать, чистую явленность жизни, воспроизводит первичный момент восприятия, выводит на поверхность самое "подполье души". Он кажется многим пределом духовного падения, но он может, как это ни покажется странным, вернуть жизни этический смысл, ведь он открывает мир, где все дается, дает себя, но никто никому ничего не передает.

Способны ли мы "в ясном уме и трезвой памяти" заглянуть в бездну мистифицирующего сознания? Готовы ли признать истоком человеческой социальности как раз то, что делает человека вовек одиноким? Похоже, что в эпоху всеобщей технической уравниловки эти вопросы будут для общества главными.

Так познается древняя мудрость Востока: покой и радость жизни даются лишь тому, кто умеет жить в ее тени. Ибо лучше всех защищен тот, кто без остатка вышел в мир.