Утром 26 октября, когда в Москве лег первый снег, мне позвонил друг, живущий в Медведкове на одиннадцатом этаже, и рассказал, что только что пошел на кухню заварить себе чай, посмотрел в окно и увидел внизу странное.

На снегу, за ночь покрывшем двор, трехметровыми буквами была протоптана надпись: "Белое не черное".

И правда, интересно. Хотя если подумать, это вроде бы очень точное и, безусловно, метафизическое заявление не бесспорно. Потому что нет точного определения абсолютного белого и абсолютного черного, и найти его, как ни суди, пока никому не удается.

Окончательное решение вопроса о черном и белом, видимо, может произойти (во всяком случае, в иудео-христианской традиции) только во время Страшного суда.

Через несколько часов снег повалил сильнее (автор или авторы надписи, разумеется, к этому вряд ли причастны), и все покрылось относительной белизной, слова исчезли. Затем (в этом авторы надписи также не виновны) потеплело, вместо кишения белых мух с неба пролился дождь, и поверхность двора покрылась серой кашей. Так мне рассказал вечером друг, живущий в Медведкове.

Такая история. Кто-то ночью либо ранним утром в темноте трудился, топтал девственный снег, прыгал с места на место, чтобы сделать разрывы между буквами и словами. Ради чего? В стремлении произнести что-то очень важное и таким образом обозначить, более того, обосновать свое отношение к вверенной ему действительности. То есть он/они пытался решить двуглавый вопрос "камо грядеши?" и "како веруши?".

И это хорошо. Потому что если не будет таких трудов, то наша жизнь окажется упакованной, как несуществующая кочерыжка луковицы, в слоганы, придуманные креативщиками из пиар-агентств, обеспечивающие нужды торговцев и политиканов. Станет чудовищно скучно жить.

А такие эфемерные и необязательные с философской точки зрения надписи, как бы то ни было, подтверждение того, что умы и души москвичей или гостей столицы не омертвели.

Разумеется, свободное и необязательное выражение миросознания при помощи странных надписей не новость. Без углубления в совсем древние пласты вспомним, что в Риме в Средние века начали лепить на "говорящие статуи" листочки с надписями, иногда озадачивающими сильнее, чем "Белое не черное". И в дальнейшем от этого никто никогда не отказывался.

Я ни в коем случае не претендую на какой-то локальный приоритет, но в конце 70-х, проживая на Речном вокзале, расклеил на фонарных столбах объявления с текстом "Меняю себя на кого-то другого" и с ярлычками-макаронами, снабженными моим номером телефона. Объявлений была дюжина, звонков - два. Сперва позвонил мужчина и строгим голосом спросил: "Ты что хулиганишь? Ща в милицию позвоню". Я с трепетом положил трубку. Потом позвонила женщина и предложила обменять меня на себя. Мы договорились встретиться на автобусной остановке на улице Матроса Дыбенко, я честно прождал полчаса. Обмен не случился. По-моему, как раз тогда обменяли Корвалана на Буковского (или наоборот?).

В 1980-м художники Вадим Захаров и Виктор Скерсис отдували через трафарет на московских стенках небольшого размера надписи "Вот!", "Как!", "Ой", "Ай!", "Шляпа!". Одну из них ("Вот!") я обнаружил через почти двадцать лет на углу улицы Дмитрия Ульянова и Ленинского проспекта. Она пережила все случившееся за это судьбоносное время. Это говорит о том, что минималистские и совершенно неумопостигаемые месседжи Захарова - Скерсиса не заинтересовали никого. Ни дворников, ни спецслужбы. Они воспринимались как геодезические знаки и указатели того, где находится пожарный гидрант.

И, как бы то ни было, это были действия, осознанные как произведения "концептуального искусства", что бы это ни значило. А что может значить "концептуальное искусство"? В конечном счете только попытку снова и снова приступить к пониманию, что такое искусство, а далее - жизнь, которая искусством все же являться не обязана.

Но потом, в начале 80-х, стены домов вокруг станции метро "Площадь Ногина", ныне "Китай-Город", оказались исписанными вполне каллиграфической рукой сделанным призывом "Рождайте детей в январе". Почему именно в январе? Загадка.

Но главное - эти надписи были сделаны уже не художниками-концептуалистами (все они в России знали друг друга если не в лицо, то наперечет), а кем-то другим, но точно так же исследующим действительность.

Потом друзья из Одессы мне рассказали, что на протяжении месяца в разных концах города на стенах домов начали появляться крупные граффити "Лена Петрова - сука и блядь". Можно, разумеется, предположить, что они были результатами усилий какого-то конкретного гопника, оскорбленного в своих лучших чувствах какой-то конкретной Леной Петровой и желавшего об этом оповестить все население Одессы.

Возможна другая гипотеза. Население Одессы не вполне русское, но в этом большом городе в каждом районе, безусловно, найдется некоторое количество Лен Петровых разного возраста, профессии и нравственных качеств. То есть, не исключено, это была мощная попытка, оскорбив незнакомых людей, заняться выяснением отношений между мыслимым и немыслимым.

А потом, недавно, года два назад, я обнаружил, гуляя с собакой, странную надпись на стене крашенного облупившимся суриком гаража. Она была похожа на "пляшущих человечков" из рассказа про Шерлока Холмса. Но напоминала нечто из учебников по письменности и шрифту, а я когда-то учился в МХУ памяти 1905 года и в Полиграфе не то на рекламиста, не то на книжного художника. Наутро отправился к ржавому гаражу, переписал надпись на листок бумаги и, вооружившись книгой Васила Йончева "Шрифтът през вековете", убедился, что "пляшущие человечки" сделаны критским линеарным слоговым письмом Б, которым критяне пользовались во II тыс. до н.э.

Потрудившись еще полчаса, я уразумел, что надпись на гараже была замысловатой передачей первой строки гениального стихотворения Пушкина "Пора мой друг, пора...".

Кто это сделал, кого благодарить?

И вот теперь "Белое не черное". Это, безусловно, очень интересно. Надпись в Медведкове, повторяю, свидетельствует о неомертвелости чувств и мыслей обитателей Москвы. Более того, об их склонности к метафизическим - куда там, теологическим спекуляциям. Ведь предназначена она была Богу или хотя бы тем, кто поселился высоко.

Под ногами - читать трудно. Оптика не та. Только если тебя Бог поселил на верхний этаж, то прочитаешь.

Но интересно и другое. Это высказывание - анонимное и вряд ли предназначавшееся для включения в контекст современного искусства.

То есть это свидетельство того, что кому-то очень хотелось, не участвуя в общепринятых сетях коммуникаций, рассказать о том, что его сущностно заботит. Это мог быть кто угодно: старшеклассник, осатаневший от всовываемого ему в мозги в школе, майор ВС РФ, вполне осознавший тщетность своего труда и право на достойную зарплату, примодненный студент престижного института, неведомый мне концептуалист, депутат от партии "Родина" или любой другой, православный священник, чеченский террорист, банкир под ударом, бомж, дворник, или сотрудник администрации президента, либо сам ВВП, под страшным секретом прибывший в Медведково, и так далее, так далее - до вьетнамского повара, у которого случился дефицит необходимых ингредиентов для приготовления риса с рыбным соусом, или таджикской цыганки, торгующей калифорнийскими амфетаминами.

Да какая разница, кто это сделал, хотя фантазии возникают.

Более всего мне хочется верить, что прыгал в темноте по девственному снегу, подхватывая подол подрясника, православный батюшка. Во-первых, св. Григорий Палама его поведение из апофатических соображений точно бы одобрил, а во-вторых, картинка уж очень красивая. Вторым интересным мне персонажем я бы увидел чеченского террориста. Ежеминутный результат такого акта, конечно, слабее, чем взрыв дома, возле которого он плясал, а в долгосрочной оптике, возможно, он мощнее.

Но повторяю, это высказывание - анонимное, его мог сделать кто угодно, так как человеческий опыт столь многообразен, что его анализ ведет к столь же сомнительным результатам, как попытка умозреть абсолютно белое и абсолютно черное. Это доступно только старцам-схимонахам, юродивым, суфийским шейхам, безногому Хуй-Нэну и Бертрану Расселу.

Вряд ли увиденное моим другом во дворе своего дома сотворил гениальный логик Рассел либо кто-то из легендарных шейхов или юродивых. Нет, это очень жесткий вещдок чьего-то преступления/подвига, имевшего целью вырваться из бессмыслицы обобщенного существования.

Получилось ли? Вряд ли. Полил дождь, и вместо белого и черного, вместо листа, на котором уместились буковки, составляющие "...Давным-давно, усталый раб, замыслил я побег в обитель дальнюю трудов и чистых нег", образовалась серость.

Так что же? Потом снова пошел снег и все укутал искрящейся бесцветностью, предполагающей призматическую радугу.

Возможно, по этой белизне что-то черным и напишется, черное снова, как много раз до того, станет белым, и выяснится, что Россия с ее вечной зимой вовсе не субарктическая держава, где не все протухло покуда только потому, что здесь даже тухлые рыбьи головы сами собою бальзамируются до состояния мумии изувера, которую зачем-то снова и снова предлагают закопать в серую обогревающую почву мамы-родины.

Не исключено, мы даже поверим, что Россия вовсе не страна, по которой бродят по снежным буграм одичавшие мамонты, обросшие красно-коричневыми колтунами, а земной рай, где слоны ласкают шелковыми розовыми хоботами белоснежных тигров, лежащих на изумрудной траве.

А мы прогуливаемся под сияющими радугой облаками, нагие и блаженные, и кормим алмазных ворон манной небесной.

И падает снег. Долго падает. У нас оказывается много времени для того, чтобы плясать на нем, писать на снегу умные стихи своими ногами и головами. Получится ли понять, что черное, что белое? Это было бы чудом, то есть почти наверняка не получится.

Но очень хочется.