Страсти по Столыпину

Mitrofanov Sergey

В последнее время со Столыпиным какое-то помешательство. Ему ставят памятники, особо ретивые чиновники полупринудительно «жертвуют» месячные зарплаты, его именем проводят конференции, и его любят все – от Новодворской до Путина, хотя по отдельности друг друга и на дух не переваривают.

И конечно, только ленивый не произнес пару раз сакраментальное: «Вам нужны великие потрясения, нам нужна Великая Россия!», - хотя что сие означает, одному Богу известно, мало ли что кому нужно, но зато как сказано! Все рукоплещут. Слезы на глазах дочери – Маши Бок. И не важно, что практически тут же начались… великие потрясения, не заканчиваются до сих пор, а саму Бок, между прочим, чуть-чуть ни взорвали бомбой, важно хотение, попытка. По хотению и попыткам мы первая страна в мире.

Между тем, у меня о Столыпине нет четкого мнения, хотя вряд ли это кого должно удивлять. И, прежде всего, меня самого. В последнее время четкого мнения нельзя составить вообще ни о чем. То ли Ходорковский вор, преступник, укравший ВСЮ нефть, то ли политическая жертва режима. Но что Ходорковский! Мы даже не знаем, подложили ли премьеру Путину амфоры, которые он достал со дна Таманского залива. Одни говорят «подложили», другие, что нет, хотя ведь (в отличие от бухгалтерии Ходорковского) все это происходило у нас на глазах, записывалось на видеокамеру и транслировалось по центральному телевидению. Что же тогда мы можем сказать о Столыпине, его премьерстве, когда не было никакой фиксирующей аппаратуры, а современников хлебом не корми, дай чем-нибудь повосторгаться или повозмущаться? Сначала в эмиграцию шли современники-монархисты, потом – троцкисты-коммунисты, затем диссиденты-антикоммунисты, сейчас – не пойми кто, либералы с криминальным уклоном. Все мнение имеют.

На личность Столыпина отбрасывает неровный свет эпоха. А о прошлом мы судим исключительно из опыта настоящего, который, увы, подбрасывает всё новые обстоятельства, меняет мизансцену и переставляет декорацию. Новодворскую можно понять: она видит в Столыпине Гайдара. Столыпин даже слова произносил похожие – о стране, «находящейся в периоде перестройки». По Новодворской, Столыпин строил капитализм, насаждал фермера-кулака и был как бы членом СПС. Но СПС протух, и ведь Гайдар у нас фигура не совсем определенная. Тут ведь еще как относиться к тому провалу, который произошел с распадом СССР. То ли соломки нам подложили реформаторы перед падением, то ли усугубили удар о дно.

В альтернативной истории и Столыпин, и Гайдар – спасители отечества, в реальной – оба не дотянули. Причем, Столыпин, получается, даже более Гайдар, чем сам Гайдар. Столыпина застрелили на подъеме ВВП России – в 1911-ом (вспомним, что все расчеты мы ведем от 14-го года), а Гайдар еще пятнадцать лет наблюдал со стороны, как его реформы цементировали олигархический капитализм.

Как в 1998-ом году страну еще раз приложили о дно уже с новыми принцами и как в 2000-ом план государственного строительства воплотился в весьма странный режим, несколько и даже более смахивающий на монархический.

Опять: как относиться?

Да, в результате у нас новая страна – с новым названием, с новыми границами, стабильная, со сверхпредсказуемым правлением. Да, снова у нас премьер с невероятным рейтингом популярности и возможностями супермена. Он летает на самолете, достает амфоры со дна морского и дерется с помощью японского дзюдо на татами. Но ведь и как, с другой стороны, далеко это все от идеала альтернативной истории! Там, в альтернативной истории, сказ про демократию и инновации, неостановимый прогресс, все кончилось подлетами на Марс. Здесь, в реальности, несменяемость власти и нефтегазовые бонусы для чиновников-капиталистов. Падают самолеты и баллистические ракеты – прямо на головы своих создателей. Не будем скрывать, если Столыпин мечтал о вечной монархии, то Гайдар, похоже, этой цели, не желая того, достиг. Но совпадают ли эти цели с нашими – целями либеральной интеллигенции образца 1989 года – я не знаю.

Честно говоря, я даже не знаю, как теперь относиться к революции 17 года, которую «предотвращал», да не предотвратил Столыпин. 70 лет нас убеждали, что революционеры были героями, теперь стали «выродками», террористами, психами с пистолетами, и так учат в школе, и так с удовольствием повторяет современная бюрократия. Однако правда и в том, что вместе с обличением революционеров, неприятием революции, исчезает и весь ее социальный пафос, как из Французской революции исчезла бы Декларация прав человека и гражданина. Все-таки и Февральская, Октябрьская революции делалась не одного только ради перехвата власти, но и за политические права, против косного режима личной власти. Власти, к тому же еще и провалившейся в двух войнах – сначала в Японской, а потом – и в войне 14 года. Страшно медленно меняющейся под воздействием вызовов времени.

И что с того, что у Столыпина были планы развивать самоуправление? У кого их не было? У Медведева и Путина они тоже есть. Все это оставалось в декларациях. Поскольку невозможно самоуправляться внизу, отрицая самоуправление вверху, а Столыпин, как будто какой единоросс, поддерживал принцип «наш дом – царизм». Трудно отрицать, что в том числе и при Столыпине созрели силы, идущие на опережение – в этом трагедия всех русских реформаторов, всех несостоявшихся, недоделанных русских реформ. В идеальном мире они ох, как хороши. В реальном – от них один только вред. Вред опоздания. Ибо хороша ложка к обеду, а после обеда она уже не нужна.

***

Я далеко не поклонник творчества Сергея Кара-Мурзы, однако одна мысль в его книге «Столыпин – отец русской революции» мне показалась весьма примечательной. «Сторонник советского проекта», - так о нем сообщает Википедия, Сергей Георгиевич (ссылаясь, в том числе, и на моего друга, эмигранта, литературного редактора Би-Би-Си на пенсии А. Кустарева) пишет о том, что русский капитализм в России опаздывающий. Он опаздывал перед социалистической революцией 17 года и опаздывал после буржуазно-демократической революции 1991 года. Наверное, опаздывает и сейчас. Отчего, заимствуя многие приемы и формы западного капитализма, имидж, витрину, названия, он также и не имел возможности выработать в себе конституционное мировоззрение, которое по сей день разделяет «настоящая» буржуазия Запада.

Не оттого ли русский капитализм обречен следовать модели классического капитализма по Марксу – с 300 процентами прибыли, за которые тот пойдет на любое преступление, в то время как на Западе он также и дал нам примеры социального партнерства и социализма? Не оттого ли, в конце концов, в третьем тысячелетии, мы пришли к олигархии самого вульгарного типа, с фальшивыми выборами, в которых побеждают компрадоры, и изо дня в день наблюдаем, как они давят своими, купленными на бюджетные деньги мерседесами с мигалками не успевших увернуться прохожих?

«Изучая, начиная с 1904 г., события в России, - резюмирует Сергей Кара-Мурза, - М. Вебер приходит к гораздо более сложному и фундаментальному выводу: «слишком поздно! ». Успешная буржуазная революция в России уже невозможна. И дело было, по его мнению, не только в том, что в массе крестьянства господствовала идеология «архаического аграрного коммунизма», несовместимого с буржуазно либеральным общественным устройством. Главное заключалось в том, что русская буржуазия оформилась как класс в то время, когда Запад уже заканчивал буржуазно демократическую модернизацию и исчерпал свой освободительный потенциал. Буржуазная революция может быть совершена только «юной» буржуазией, но эта юность неповторима. Россия в начале ХХ века уже не могла быть изолирована от «зрелого» западного капитализма, который утратил свой оптимистический революционный заряд».

Ни Вебер, ни Кара-Мурза, конечно, не правы. В 1904 году, западный капитализм, конечно, еще не утратил свой оптимистический революционный заряд – еще будет война с фашизмом и в Европе установится невероятный послевоенный консенсус труда и капитала, но буржуазная юность с «открытием» императива прав человека в России действительно неповторима. Однако вернемся к Столыпину.

Столыпина любит Путин. Так любит, что даже в чем-то его превосходит. Он и знаменитое изречение перекраивает на свой путинский лад, замкнув все линии на себя: "Нам не нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия". Нам да нам, «им» в путинской редакции не остается ничего, чисто логика самодержной власти!

Если Новодворской Столыпин нравится правой программой – принялся рассыпать крестьянские общины и имел задумку насчет самоуправления, - то Путину Столыпин близок по критериям должности. И один – популярный премьер, и другой – популярный премьер. И один вышел из спецслужб – из КГБ, и другой перед премьерством был министром внутренних дел. А от способности Столыпина настоять на своем Путин просто приходит в восторг.

Революцию 1905 года задушил военно-полевыми судами по ускоренному судопроизводству. А это так: пара вопросов – и в петлю – в «столыпинский галстук». А когда Дума стала мешать реформам (март 1911-го), а их, эти реформы, страсть как хотелось провести, настоял, чтобы царь Думу временно распустил, а оппонентов отправил куда-нибудь подальше – отдохнуть. Ибо Дума – не место для дискуссий.

Императрица-мать наставляла Николашку: держись Столыпина, он спасет Россию от революции, - откуда собственно и почерпнула сюжет альтернативная история: вот Столыпин спас Россию от революции, вот Россия победила во Второй мировой и стала первой в мире буржуазно-демократической империей. С царем, как в Англии, исключительно для туристов.

Но в реальности он не спас. Не спас царя, и н не спасся сам. Почему? Столыпин сделал много хорошего, но о нем можно сказать словами Дона Руматы из «Трудно быть богом»: Пампа, конечно, друг, но он барон. Столыпин, конечно, реформатор, но он плоть от плоти правящего класса, не быстрее и не умнее, чем все они в сумме. И когда гады-террористы взорвали его дом на Аптекарском острове, под завалами также оказались и много посторонних людей – они… обеспечивали быт премьера. Столыпин не щадил себя, много работал, но и время находил для отдыха на яхте, для балов, приемов и т.д. Таков был признанный стиль. Точно так же и нынешняя власть считает, что у нее есть сто лет, чтобы воспитать народ для выборов губернаторов или же починить демографию. А есть ли эти сто лет в реальности? Ну, посмотрим.

1 (14) сентября 1911 года в киевском театре террорист и агент охранки по совместительству – в каком-то смысле порождение бытовавшей тогда политической технологии, не в последнюю очередь за которую ответственен так же и полицейский премьер - еврейский юноша Дмитрий Богров выстрелил в белоснежную манишку великолепного премьера. Рассказывают, что Столыпин покачнулся, перекрестил ложу императора и упал, якобы произнеся при этом опять же великие слова… Что он счастлив умирать за царя.

Вот это по-нашему! Вот это пример! Вот хорошо бы и Ходорковский тоже кого-нибудь перекрестил из лагеря, или отравленный полонием Литвиненко перед смертью заявил бы, что счастлив.

«Мы видим, что сама личность П.А. Столыпина волнует общество гораздо в меньшей степени, чем политический миф о Столыпине. Положительный миф о Столыпине сегодня крайне необходим нашему обществу, которое насквозь поражено метастазами большевизма или новообразованиями неолиберализма», - проговаривается некий историк с параноидальным уклоном Петр Мультатули.

Умри патриотический историк Мальтатули, ты лучше не скажешь! Вам хочется мифов, их есть у меня.

       
Print version Распечатать