На днях я отправился в Третьяковку на Крымском валу - посмотреть, как там в очередной раз перелопатили экспозицию второй половины искусства ХХ века. Меня это интересует, потому что я к этому искусству имею непосредственное отношение, да и вообще там висит парочка моих работ. Но, кроме того, я уверен: вопрос о том, как показывать в художественном музее, по номенклатуре являющемся # 1 в России (по той причине, что он занимается отечественным искусством), то, что делалось в советскую и постсоветскую эпохи, может быть важен не только художникам и искусствоведам. Вот почему.

В других странах с тоталитарным прошлым, прежде всего в Германии и в Италии, проблема сосуществования в музеях официального фашистского и нацистского искусства с произведениями художников, которых эти людоедские режимы по-всякому гнобили, более или менее решена.

В Германии искусство III Рейха просто почти полностью устранили из музеев и показывают его время от времени на специальных выставках, сильно окрашенных дидактическим пафосом: "Смотрите, какая это пакость!" Впрочем, нельзя отрицать, что и в Германии иногда раздаются голоса, призывающие подвергнуть ревизии такой подход к делу.

В Италии обстоит несколько по-другому. В большой мере потому, что фашистский режим был относительно мягче нацистского, особенно в области искусства. Кроме того, многие крупнейшие итальянские авангардисты начала ХХ столетия, ярые борцы с буржуазностью и культурным status quo, впоследствии мягко переместились в официоз. Не перейдя, однако, к тупому академизму, характерному для официального гитлеровского искусства. И в результате в Италии спокойно показывают их произведения, только убрав в запасники вещи, наиболее оголтело восхваляющие дуче и его деяния.

У нас иначе. В Германии реально произошла денацификация, в Италии - дефашизация. У нас десоветизации, в сущности, не случилось. Более того, трудно не видеть, что Россия топает прямым путем к возвращению к тоталитаризму. Возможно, фарсовому и расслабленному, но от этого не легче.

Вот и мыкаются у нас с официальным и неофициальным искусством уже много лет. То живущий в Германии философ и культуролог Борис Гройс изобретет теорию, в соответствии с которой ждановский соцреализм есть наследник революционности и утопизма русского авангарда. Следовательно, то, что было после Сталина, есть лишь фазы некого линейного процесса, и, если дойти до логического конца, тот же Илья Кабаков - прямой отпрыск Герасимова и Ефанова.

То искусствоведы, не склонные к парадоксализму и вообще к размышлениям, заявят: "Да не будем мы, друзья, спорить об официальном и неофициальном, о советском и несоветском, возьмемся за руки, друзья! Ведь главное, чтобы искусство несло гуманистический заряд, было теплым и имеющим истинные пластические качества!"

То другие искусствоведы, наоборот, предложат весь этот "советский мусор" из Третьяковки выкинуть в какое-нибудь специально для него созданное гетто, а в музее показывать только то, что ясным образом конвертируется в сложившийся на протяжении десятилетий международный контекст.

На это им ответят третьи: "Вон из главной национальной галереи космополитическую гнусь, глумящуюся над отечественной духовностью и не имеющую никакого права называться искусством!"

То экспозицию искусства второй половины ушедшего века построят как две не пересекающиеся в ментальном пространстве линии. Такая конструкция из всех уже имевшихся мне представляется наиболее идейно реалистической. Правда, если задуматься, процесс развития культуры в России все же больше похож не на эвклидовскую геометрию, а на геометрию Лобачевского, а то и на почти не интеллигибельное разворачивание и скукоживание никак не совпадающих, но при этом взаимодействующих параллельных вселенных.

Обсуждать увиденное сейчас в Третьяковке не буду, это тема для отдельного большого разговора. Скажу только, что смотреть можно, иногда даже с удовольствием, согласиться - не всегда. Искусствоведческая и обще культурно-политическая загадка, о которой шла речь, может, и приблизилась чуть-чуть к решению. Но если да - совсем чуть-чуть.

А может, у нее и решения-то нет, вернее, решение такое: время от времени таскать что-то с места на место по бескрайним ментальным российским просторам, согласившись с тезисом о невозможности их измерения ни метром, ни косой саженью? И на манер Даниила Хармса произнести гениальные слова: "Так что и говорить об этом больше не будем"...

И вообще, поход в Третьяковку стал для меня поводом оказаться в чудесном, недооцененном месте, "Парке скульптур", цветущем позади скучного параллелепипеда на Крымском валу.

Смотреть новую экспозицию в ГТГ я шел со стороны "Ударника". Был чудесный летний день. Только что прошел дождь, небо сияло лазурью, а трава и деревья зеленели ярчайшей, почти нестерпимой для глаз, но радующей душу зеленью.

Я прошел по набережной Обводного канала, сплошь заставленной дорогими машинами и полной спешащими по делам менеджерами разных звеньев. То есть нормальная капиталистическая жизнь, искусство - лишь один из элементов струения финансовых потоков, менее важный, чем вибрация газа в трубе.

В очередной раз ужаснулся до немыслимости нелепому Петру. Поглядел на другой берег Москвы-реки, как там на "Золотой миле" растут новые здания относительно европейского качества. И вошел в ворота, в "Парк скульптур". И вдруг оказался будто на даче.

Когда-то давным-давно я попал в гости на дачу к одному довольно известному советскому скульптору. На участке, заросшем высокой травой, бузиной, сиренью, одичавшей смородиной и крыжовником, елками и березами, повсюду торчали истуканы. В бузине - бюст какого-то генерала, под березой - Пушкин, среди смородины - гранитная голая барышня, в сирени - оплечный Ленин, в траве, грибком, - гранитный зайчик, а за разросшейся елкой белел кто-то бородатый. Может, Маркс или Энгельс, может, смоленский партизан, может, мраморный, может, гипсовый. Не знаю, разглядеть не удалось, так как позвали на речку, есть шашлык.

Видимо, хозяин стаскивал к себе на дачу те свои изделия, которые не удалось пристроить и не умещавшиеся в мастерской.

Настоящая подмосковная дача - это явление, находящееся на грани исчезновения. Старые дачи сносят, строят на их месте домины и "коттеджи" разного пошиба и степени вменяемости. Их окружают не покосившиеся заборы из штакетника, а монументальные кирпичные стены. И вместо лопухов, бурьяна, травы по колено, сирени-бузины-крыжовника - аккуратные газоны, альпийские горки, клумбы да стриженые кусты.

Но чем была настоящая дача? Не только местом для отдыха, блаженного лежания в гамаке под жужжание комаров, не только попыткой что-то вырастить на огороде. Дача была личным музеем его хозяина, куда из города свозились всевозможные предметы. Очень часто они были бесполезны. Многие годы пылились и ветшали на чердаке, но выбросить эту рухлядь, ржавые велосипеды и колченогие табуретки было немыслимо. Они были звеньями, психологически связывавшими прошлое, настоящее и будущее.

Ныне эта связь рвется.

А люди, чуткие к традиции и остро чувствующие связь времен, старались сохранить ее, где бы ни оказывались.

Например, когда-то мне посчастливилось познакомиться с Андреем Донатовичем Синявским и с Марией Васильевной Розановой, я несколько раз бывал у них в пригороде Парижа Фонтенэ-о-Роз. То, что французы называют pavillon, то есть обычный двухэтажный каменный дом в старинном духе, они купили еще в конце 70-х.

Фонтенэ-о-Роз - городок буржуазный, живут там обеспеченные люди, и он застроен в основном такими же "павийонами", как у Синявских. Калитка из кованого железа, подстриженная зеленая изгородь, за ней у входа в дом - палисадничек с идеальным газоном, два-три непременных куста роз, иногда - плющ, робко карабкающийся по стене. За домом - длинный сад, огороженный каменной стеной. В саду - тоже розы, газон, крошечный бассейн, желательно с золотыми рыбками, почти всегда грядочка с тимьяном, петрушкой, салатом и луком, не столько для гастрономии, сколько для души.

В первый раз приехав к Синявским, я их дом обнаружил тут же, не ища табличку с номером. Изгородь не подстригали годами, она разрослась зеленым облаком. Войдя в калитку, я обнаружил не газончик, а чащу исполинских лопухов, среди которых еле различимы были выродившиеся в шиповник розы.

В заднем саду тоже все было правильно, по-подмосковному. Трава чуть не по пояс, в ней тропиночка к огородику, где - почти неведомый французам укроп, а в бассейне обитали не золотые рыбки, но здоровенный желто-сизый карась.

Когда Синявские купили этот дом, он многие годы стоял необитаемый. Внутри они сделали ремонт, но палисадник и садик не тронули. Сперва соседи злились от зрелища дикой природы у них под носом, писали жалобы в мэрию - безобразие, это портит наш чудесный Фонтенэ-о-Роз. Постепенно успокоились, особенно когда узнали, что за лопухами проживает знаменитый ecrivain russe, профессор Сорбонны, бывший узник ГУЛАГа. Они поняли, что, видимо, у русских так положено, и даже стали гордиться таким соседством.

Вернусь в "Парк скульптуры" напротив Петра Великого. Естественно, я в нем бывал неоднократно, но отчего-то зимой. В холодное время года это место выглядит почти устрашающе. Из-под снега, замаскированные шапками из кристаллически смерзшейся воды, выглядывали каменные и металлические хари, чьи-то спины и руки, а голые деревья смотрелись страшными мертвыми Горынычами, охраняющими этот пандемониум.

Летом совсем по-другому. Когда я вошел в "Парк скульптуры", там волшебно пахло свежескошенной травой, в солнце, сиявшее на чистом небе, бросало блики на отполированные гранитные плеши Лениных, расставленных в ассортименте. Я себя почувствовал на даче, наподобие той, где побывал когда-то. Но куда более богатой всем. Меня угораздило попасть в идеальный образ дачи.

Да что Ленин? Там и Сталин имеется, и Дзержинский, и Свердлов, и Калинин, и разные Брежневы (то сахарно-белоснежные, мраморные, то траурно-порфировые), и даже каменный Черненко есть. Андропова и Хрущева я не видел, но, возможно, не нашел? Зато была огромная алюминиевая хреновина, состоящая из букв: "СССРОПЛОТМИРА". Почему без пробелов, не знаю. Возможно, мир столь плотен, что между его знаками не может быть зазора?

И тут же - валуны, изображающие узников ГУЛАГа, окаменелые аисты, пингвины, собачки и рыбы, а также нечто, видимо, несущее внутри себя заложенные пластические ценности, призывающее не помереть по одиночке, - продукция гуманистически нерефлектирующих модернистов из левоватого МОСХа.

Нашел я там что-то вовсе мне непонятное. Полутораметрового мраморного пухлого младенца, прижимающего к животику виноградную гроздь. На постаменте вычерчено "INRI", латинская аббревиатура для "IНЦI", "Иисус Назареянин Царь Иудейский". Что это значит - не имею представления, но точно, что Спасителя никто и нигде так еще не изображал.

Но бог со скульптурами. Еще важнее, по-моему, куда они погружены. А утоплены они во всепоглощающую дачную действительность. Все эти скульптуры существуют честной вегетативной жизнью среди живых деревьев, травы, кустов, животных и людей.

В "Парке скульптуры" щебечут птицы. В траве возятся дворняжные щенки-подростки, за ними присматривает мамаша, которую поставь на постамент - получится статуя волчицы на римском Капитолии.

Среди благоухающей сирени и каменных уродов - сарайчики, тут же - теплица, а там - огурчики с редиской растут. Рыжий кот-бандит крадется среди травы в сторону пасущегося скворца, кто-то шумит и воняет бензиновой сенокосилкой, а на пороге одного из сарайчиков выпивают-закусывают обитатели этой странной местности. Разложили на полиэтиленовом пакете порезанную колбаску, сыр, хлеб и зелень - блаженствуют. Жмурятся на солнышке. И все и вся здесь соответствует всему.

Я покинул это место, пошел в Третьяковку и понял, что там как-то не совсем так. Вернулся к "СССРОПЛОТМИРА" и благоухающей сирени. Мне стало ясно, что вот она - постоянная экспозиция нашего искусства второй половины ХХ столетия. Да, там кое-чего не хватает. Можно бы там поставить "Туалет" Кабакова, показанный в венецианском болоте на Биеннале 92-го года. Уместны были бы металлические изделия наших кинетистов 60-х, еще многое другое тоже нужно. Например, если пластмассовых "Космонавта", "Теннисистку" и "Певицу" Олега Кулика замуровать в герметические стеклянные шкафы, они там тоже угнездились бы надолго.

К сожалению, большинство произведений современных российских художников сделаны в материалах, которые вряд ли выдержат перепады нашего климата. Живопись на холсте, поролон, плазменные телевизоры и картонные коробки - умрут.

Ничего страшного - их можно держать в голове, обдумывать снова и снова.

Ведь главное - это не единичный предмет, а органичность репрезентации. В "Парке скульптур" любая глупость и любая гениальность, сервильность и самодостаточность выравниваются и вступают в интереснейшие полилоги, будучи погруженными в лопухи, в откинутую дачную жизнь: щебетание птиц оказывается громче любого культурологического дискурса. Проще говоря, природа всегда победит любое искусство.

В конце 70-х я оказался в Карпатах, недалеко от города Косов. Залез на горку, на противоположном склоне из маленьких елочек была высажена надпись "Слава КПРС!". Неплохой land art, между прочим.

Вернулся на то же место через три года. Елки стали взрослыми, буквы и пробелы между ними не читались. Идеология, соответственно, и искусство, за редкими исключениями без идеологии обойтись не способное, - исчезли. Ну и хорошо.