Россия не намерена отказываться от наследия Холодной войны

От редакции. О перспективах российско-американских отношений накануне ожидаемого в начале июля визита президента Барака Обамы в Москву РЖ решил побеседовать с известным американским историком, социологом и писателем Александром Яновым.

* * *

Русский журнал: Что является реальным содержанием российско-американских отношений, что может Россия выиграть, а что проиграть в отношениях с США? Что здесь является программой-максимум для России? На какие максимальные уступки мы должны и можем пойти?

Алексадр Янов: К сожалению, Россия до сих пор упорно цепляется за наследие советской сверхдержавности — баланс ядерных сил с Америкой. Цепляется несмотря даже на почти десятикратную разницу в объеме ВВП, что делает поддержание такого баланса для неё разорительным. Больше того, проект Стратегии национальной безопасности России, по сути, замораживает противостояние с США на десятилетие вперед. Одно уже это свидетельствует, что и в обозримом будущем она не намерена отказываться от наследства «холодной войны».

Президент Обама, предлагая возобновить Договор о ядерном балансе, но на более низком уровне, облегчает тем самым России непосильное для неё экономическое бремя. Вот это – сокращение ядерных вооружений – и может выиграть она сегодня в отношениях в Америкой. Проиграть она едва ли может (разве что умудрится сорвать переговоры по СНВ–2), поскольку решение Обамы твердо и движет им один из трех главных его внешнеполитических приоритетов – нераспространение ядерного оружия в сегодняшнем нестабильном мире.

РЖ: Какие интересные предложения может услышать Россия от США (и предложить в свою очередь сама) по Ирану, ядерному разоружению и т.п.?

А.Я.: Интересное предложение от США Россия уже услышала – и, увы, поторопилась отвергнуть. Состоит оно в том, что если мировому сообществу удастся остановить ядерное вооружение Ирана, то отпадёт и надобность в элементах ПРО в Восточной Европе, элементах, которые так заботят Россию. Единственное, что требовалось бы от неё в этом случае, это не мешать попыткам Евроатлантического сообщества остановить распространение всё того же ядерного оружия.

Речь о том, чтобы в случае неудачи прямых переговоров, которые Обама предлагает Ирану, Россия присоединилась к попытке Евроатлантического сообщества ввести достаточно жесткие санкции против Ирана, способные вынудить его остановить свой марш к пропасти.

К сожалению, до сих пор Россия вела себя так, словно её мало волнует то обстоятельство, что ядерное вооружение Ирана неминуемо взорвало бы весь Ближний Восток. Эта откровенная провинциальность российской политики – «национальный эгоизм», как окрестил это президент Медведев, - не говоря уже о её попытках играть на антизападных настроениях в мире, естественно, не даёт Евроатлантическому сообществу забыть о её советском наследстве – и о «холодной войне».

РЖ:Не является ли главным «выигрышем» для России в российско-американских отношениях смена статуса «проигравшей» в холодной войне? Можно ли считать пересмотр этого статуса и итогов ХВ в целом главным нервом российско-американских отношений сегодня? Не должна ли быть формула «Нет проигравших стран – нет победившей идеологии» истинным девизом для начала пересмотра итогов «холодной войны» и для «перезагрузки» российско-американских отношений?

А.Я.: Трудно согласиться с предложенной вами формулой. Прежде всего потому, что «победившая» идеология есть (это идеология Евроатлантического сообщества, которая на протяжении десятилетий противостояла советской и в конечном счете ее сокрушила). Во-вторых, Россия пока еще не отреклась от идеологии «проигравшей» стороны. Я имею в виду не столько коммунистическую утопию, как принято думать, сколько идеологию имперского национализма, господствовавшую в постсталинском СССР, ту самую, что, собственно, и проиграла холодную войну.

Само собою до поры до времени идеология эта тоже успешно прикрывалась универсальностью коммунистической утопии. Но уже т.н. «доктрина Брежнева», согласно которой СССР присвоил себе привилегированные интересы на близлежащих территориях, более чем убедительно продемонстрировала миру геополитическую имперскую сущность этого маскарада. Отвергла ли, однако, сегодняшняя Россия эту брежневскую доктрину, обнажившую суть «холодной войны»? Предыстория грузинской «войны» отвечает на этот вопрос вполне внятно.

Ни у кого ведь не было ни малейших сомнений, что ничем хорошим южноосетинский сепаратизм закончиться не может, что попытка Грузии усмирить взбунтовавшуюся провинцию так же неминуема, как аналогичная попытка России усмирить взбунтовавшуюся Чечню. И поскольку происходило все это на российской границе, то России, казалось бы, следовало настаивать на всех международный форумах на единственном решении вопроса, способном предотвратить такое усмирение, которое, как свидетельствовал ее собственный опыт в Чечне, обещало быть кровавым.

Естественно, таким решением была бы интернационализация внутригрузинского конфликта. Попросту говоря, размещение на югоосетинской границе европейского контингента под эгидой ОБСЕ, против которого ни при каких обстоятельствах не пошел бы никакой Саакашвили. Что вместо этого сделала Россия? То же самое, что сделал бы Брежнев. Начала концентрировать войска на грузинской границе, готовя карательную экспедицию против маленького мятежного соседа, затеявшего свою «Пражскую весну» (на современном жаргоне «оранжевую революцию»). Даже приостановила членство в Договоре об обычных вооружениях в Европе (ДОВСЕ), чтобы он не помешал концентрировать войска.

Ждала момента – и дождалась. У мятежного соседа сдали нервы, и он сам, подобно Дубчеку в Чехословакии, сунул голову в петлю (Ведь и «Пражская весна» с точки зрения Брежнева зашла уж слишком далеко). Давно готовившаяся карательная экспедиция состоялась. Мятежный сосед был наказан – и для пущей верности расчленен. «Проигравшая» в 1991 идеология словно встала из гроба, пытаясь ревизовать итоги «холодной войны». Время ли после этого подводить ее итоги?

РЖ: Не считаете ли вы, что Россия как новое государство не должна рассматриваться как проигравшая сторона в «холодной войне»? Можно ли с уверенностью утверждать, что нынешний кризис является во многом именно последствием неправильной стратегии победившей в «холодной войне» стороны – либеральной западной демократии – и что он не может быть преодолен без радикального пересмотра итогов «холодной войны»?

А.Я.: Я-то «проигравшей» стороной в холодной войне 1947-1989 Россию не считаю. В брежневской доктрине она неповинна. Повинна советская геополитика. Проблема лишь в том, согласна ли со мной сегодняшняя Россия, которая не только объявила себя правопреемницей СССР, но и усвоила, как мы только что видели, его идеологию – вплоть до «доктрины Брежнева». Ведь отождествив себя таким образом с «проигравшей» стороной, она сама отказывается признать себя «новым государством».

Ни на минуту не намерен я оправдывать евроатлантическое сообщество. Оно наделало умопомрачительное множество ошибок после крушения СССР и упустило массу возможностей интегрировать Россию, устранив таким образом самую возможность возникновения нового раскола Европы. Не по плечу оказалась эта задача тогдашним лидерам сообщества. Не нашлось среди них ни Робера Шумана, ни Конрада Аденауэра. Не тот был калибр.

Но и России, будь она и впрямь озадачена преодолением катастрофического опыта советского крушения, следовало вести себя совсем иначе. В первую очередь раз и навсегда перерезать идеологическую пуповину, связывающую её с СССР, и позаботиться о своей экономической и – главное - политической модернизации, неотложной после почти векового провала в советское небытие. Перерезала? Позаботилась?

Вот что говорит об этом один из лучших российских аналитиков Дмитрий Тренин: «Очевидно, что внешняя политика Кремля не помогает решению задач модернизации России. Если бы [она] рассматривалась как ресурс модернизации, то приоритет отдавался бы развитию отношений с теми странами, которые в максимальной степени способны предоставить такой ресурс… Тогда главной и конечной целью политики было бы не создание российского центра силы, а вхождение России в ряды государств-членов Организации экономического сотрудничества и развития. Тогда в отношениях с ЕС на первом плане стояла бы реализация давно подписанных дорожных карт, которые на самом деле являются картами российской модернизации. Пока что эти карты пылятся в шкафах. Тогда бы единое экономическое пространство создавалось не со странами СНГ, а со странами ЕС… Тогда энергетика стала бы для России и Европы тем, чем уголь и сталь были для Германии и Франции – материальной основой экономического и политического объединения». Вместо этого, как мы видим, превратилась энергетика в Европе в клубок конфликтов, ссор и подозрений. Что к этому добавить?

РЖ: Не считаете ли вы, что создание G-20 является шагом на пути пересмотра итогов «холодной войны»?

А.Я.: Боюсь, проблемы «холодной войны» не слишком интересуют большинство членов Двадцатки. Война эта отдельный, партикулярный спор между евроатлантическим сообществом и Россией. Что за дело до неё Индонезии или Южной Африке? Нет слов, Россия могла бы представить для них интерес, предложи она им, скажем, образец для подражания, альтернативный западному. Что, однако, может она им реально предложить? «Правовой нигилизм»? Монополизированную экономику? Однопартийную, по сути, систему? Повальную коррупцию? Но это они уже проходили – и отвергли. Едва ли по всем этим причинам займется G-20 «пересмотром итогов холодной войны». И уж тем более не возьмет она в нем сторону России

РЖ: По какой причине для Обамы играют столь важную роль отношения с Россией? Почему они стали одним из приоритетных направлений его международной политики?

А.Я.: Нет никаких оснований думать, что отношения с Россией стали для США приоритетом. Да, подписав договор СНВ-2, Россия могла бы помочь устранению угрозы неконтролируемого распространения ядерного оружия. Да, перестав мешать решению иранской проблемы, она могла бы помочь реализации второго из действительных приоритетов Обамы – предотвращению катастрофического взрыва на Ближнем Востоке. Да, открыв транзитный коридор для снабжения войск НАТО в Афганистане, она могла бы облегчить реализацию и третьего его приоритета – разгром Талибана и аль Кайеды. Да, наконец, Россия в этом случае сыграла бы очень полезную, пусть и сугубо вспомогательную роль, в решении действительно серьезных проблем мировой политики. Этим и объясняется интерес к ней Обамы.

Тут, однако, есть заковыка, даже две заковыки. Во-первых, все приоритеты Обамы совпадают с национальными интересами России. И пожелай она выступить достойным гражданином мирового сообщества, она могла бы сыграть в мировой политике вовсе не пассивную роль, предназначенную ей в планах Обамы, но роль активную, в известном смысле решающую.

Вторая заковыка в том, что исполнить такую роль Россия сегодня не может. Мешает уже упомянутый провинциализм её внешней политики. Мир занят предотвращением взрыва на Ближнем Востоке и нераспространением ядерного оружия, а Россия – расширением НАТО. Несмотря на то, что даже такой выдающийся идеолог новой «холодной войны», как Сергей Караганов, не колеблется заявить: «Я далек от того, чтобы утверждать, что блок [НАТО] угрожает или может угрожать России»

Но если НАТО не только не представляет для России военную угрозу, но и не может её представлять, то из-за чего, собственно, весь сыр-бор по поводу новой «холодной войны» разгорелся? Почему несколькими страницами дальше тот же Караганов объявляет, что «если попытки расширения НАТО продолжатся, существует угроза превращения России из ревизионистского государства в реваншистское»?

Кто бы мне объяснил, где здесь логика? Признался ведь, по сути, Караганов, что, как и в 1968 году, речь у него по-прежнему не о военной, но об идеологической угрозе, об очередной «Пражской весне», которую несет с собой расширение НАТО, о том самом, что привело в действие «доктрину Брежнева». Похоже, согласитесь, что именно эту доктрину и защищают идеологи новой «холодной войны» - при поддержке МИДа России. Так во всяком случае это выглядит со стороны.

И это как раз имею я в виду, говоря о провинциальности российской внешней политики.

РЖ: Можно ли расценить учения НАТО в Грузии как шантаж перед российско-американскими переговорами? Если это шантаж, то чего в таком случае США хотят добиться от России?

А.Я.: Боюсь, что только в воспаленном конспирологическом уме могла бы родиться мысль о связи между давно запланированными учениями и российско-американскими переговорами, которые еще и не начались. И тем более о том, что учения с участием 15 государств, включая Азербайджан, Грецию, Боснию и Объединенные арабские эмираты (всего 1100 человек), задуманы как шантаж России. А что касается того, своевременны или нет эти учения в сегодняшней Грузии, то это ведь компетенция ее правительства, а не посторонних государств.

РЖ: В какой степени российско-американские отношения могут определить судьбу евроатлантической инициативы Дмитрия Медведева?

А.Я.: Ни в какой, я думаю. Слишком много действительно серьезных проблем на руках у Обамы, чтобы думать еще и о новых евроатлантических инициативах, связанных всё с тем же расширением НАТО (и с предотвращением очередной «Пражской весны»). Тем более, что и надобности ему нет о них думать. Достаточно просто вынуть из пыльных шкафов «давно подписанные, - говоря словами Дмитрия Тренина – дорожные карты», где подробно размечены все вехи на пути к общеевропейской безопасности и политической модернизации России. Не пора ли вспомнить об этих евроатлантических инициативах?

Беседовал Борис Межуев

       
Print version Распечатать