От редакции. 15 ноября 2010 года в Институте философии РАН состоялось четвертое заседание семинара Центра аналитической антропологии "Общество меньшинств: политкорректность в современном мире". С основным докладом на етму политкорректности выступал Леонид Ионин, со-додкладчиками стали академик РАН, директор Института философии РАН А.А. Гусейнов и доктор политических наук, ведущий научный сотрудник Института философии В.С. Малахов. Вел заседание российский философ,доктор философских наук, профессор, заведующий сектором аналитической антропологии Института философии РАН Валерий Подорога. Русский журнал побеседовал с Валерием Александровичем на тему политкорректности в России.

* * *

РЖ: На Западе сегодня повсеместно критикуется политкорректность. Многие говорят о ее кризисе. Как вы полагаете, возможно, политика политкорректности нуждается в защите, как важная составляющая западной культуры?

Валерий Подорога: Думается, термин политкоррекность нуждается в некотором уточнении: быть корректным, это значит быть вежливым, предупредительным, интеллигентным; но в то же время быть точным, предсказуемым, и, наконец, быть способным к коррекции (исправлению) собственного поведения. Возможно, последнее – главная черта полит-корректности, т.е. изменять правила правильного поведения в зависимости от политической ситуации.

Действительно, сейчас во многих зарубежных книгах и статьях обсуждается идеологема политкорректности. Но зачастую критика этой идеологемы затмевает главное в ней. Политкорректность – это эволюционно-культурное понятие. Запрос на него шел от тех массовых слоев общества, где противоречия особенно сильны.

Но, когда это понятие заимствовали высшие слои, так называемые элиты, оно превратилось в орудие манипуляции по отношению к тем различиям, которые существовали, существуют и будут существовать в каждом обществе. Поэтому здесь мы попадаем в странную ситуацию. С одной стороны, политкорректность – это признание Другого и наших с ним различий, это уважение границ между людьми (национально-этнических, политических, религиозных и пр.), это отстаивание универсального принципа человеческого равенства, о котором мечтали все просветители. Но, с другой стороны, обнаруживается паразитарный характер политкорректности, ее искусственность и очевидная двусмысленность, чем, кстати, не перестают пользоваться правительства, общественные структуры, религиозные и политические лидеры, бизнес-корпорации, университетское сообщество и так далее.

От первого общекультурного образа политкорректности нельзя отказываться, поскольку он участвует в снятии глубинных противоречий современного общества. Но именно этот образ становится жертвой другого образа политкорректности, который стал сегодня идеологией лицемерия. По замыслу политкорректность должна была заместить традиционный тип западной этики, именно в силу неспособности последней изменяться, сохранять в новых условиях веру в высшие человеческие ценности. Упадок веры заменен чисто внешним, показным поведением человека, следующего определенным нравственным правилам, которые изменяются в зависимости от политической ситуации. Не быть, а казаться.

РЖ: Современное общество становится все более сложным. Как управлять этим обществом? Есть ли какие-то механизмы ликвидации тех противоречий, которые грозят обществу разрушением?

В.П.: Г-жа Меркель, канцлер Германии, весьма неожиданно признала, что предыдущая западноевропейская миграционная политика была ошибочной, и что обострившиеся за последние годы противоречия в немецком обществе, больше не могут быть «замазаны» лживой формой политкорректности. Но как ответить на вызовы времени, не допуская углубления противоречий, – это, действительно, проблема, и серьезная! Западные страны просто не знают, что делать с потоком не поддающихся ни интеграции, ни ассимиляции мигрантов. Пока власти западных стран частично закрывают границы, сокращают миграционные квоты, вводят запреты, провозглашают новые требования к негражданам. Однако, на мой взгляд, эффективной миграционной политики так и не выработано. Как это ни парадоксально, но западное общество и наше постсоветское, усложняясь, упрощаются. Требуются простые решения, но именно их и труднее всего принять, поскольку они затрагивают слишком многие интересы. Заметный распад политкорректных норм в западном обществе требует от правительств принятия новых решений. Непринятие же их, оттягивание, грозит социальной катастрофой.

РЖ: Можно ли утверждать, что политкорректность есть и в российском обществе? Если да, то столь же она лицемерна, как и западная? А если ее нет, то нуждается ли российское общество в ней?

В.П.: Природа западной политкорректности связана с традиционным протестантским ханжеством, которое белые англосаксы установили для себя в качестве нормы публичного поведения. Телесным выражением этой нормы в американских обществах стала постоянная улыбка, известная формула: keep smiling. Человек не должен выказывать недовольство жизнью в глазах других, т.е. нарушать границы политкорректного поведения. Для другого – у него все замечательно (как бы ни было плохо). Как будто политкорректность оберегает «чувства» других, на самом деле она должна сделать нас неуязвимыми в конкурентной схватке. Такова скрытая логика политкорректного поведения на Западе.

Мы же живем на Востоке, в стране, в которой никто не доволен жизнью, которую многие из ее граждан очень не любят. Не отсюда ли наша открытость, «искренность» и откровенность в повседневном поведении? Мы не нуждаемся в лицемерии и ханжестве западной политкорректности. Да у нас и нет ничего подобного. Наше массмедийное сообщество критикует общество и власть столь упорно и без какого-либо снисхождения, что лишает и себя надежного будущего. Теперь у нас общество «без стыда и совести», освобожденное от всякой моральной ответственности, – от тех ценностей, которые позволяли людям выживать и при тоталитарном режиме, не теряя человеческого достоинства.

Только в семье (среднего достатка и не совсем еще уничтоженной) сохраняются ценности, без которых нельзя стать разумным и ответственным гражданином. Политкорректность – это временная этика, относительный набор правил поведения на сегодняшний день. Что можно и нельзя делать, как, где и что говорить, – все это облекается в «правильную» форму поведения, которая постоянно меняется. Правда, в России сегодня политкорректными можно назвать лишь те формы поведения граждан, которые устраивают правящий политический класс. Замечу, чье общественное поведение пронизано невиданным ранее нигилизмом. Взять хотя бы проблему пробок…

РЖ: Валерий Александрович, вы, наверное, слышали такой анекдот. Как-то один человек говорит другому: все меня в городе знают, и водители буквально обращаются ко мне по фамилии. Другой говорит: да ты что? Ну, расскажи. – Да я тут переходил дорогу, и водитель чуть меня не сбил, но когда он вышел из машины, сказал: для вас, козлов, переходов понастроили, а вы по шоссе бегаете. Вот так по фамилии и на "вы". Не кажется ли Вам этот случай некой иллюзией политкорректности? Может быть, те, к кому политкорректность должна проявляться, просто выдают желаемое за действительное?

И вернемся к пробкам. Не является желание нового мэра Москвы разобраться с «пробками» примером того, что государство тоже может развивать политкорректность?

В.П.: Может ли одной из норм российской политкорректности стать, например, пропуск водителями пешеходов на зебре? Отвечу: да, водители стали пропускать… Правда, этому есть и совсем не «нравственное» объяснение, – стояние в «пробках», о которых вы упомянули. Раз уже стою, то почему не пропустить…

Я не знаю, насколько разумна программа по борьбе с «пробками», предложенная новым мэром, не знаю, чем это всё кончится. Я также не знаю, насколько это управляемый процесс, но в любом случае с «пробками» что-то нужно делать. «Пробка» – это явление законченно антиобщественное, она не только стирает различия между людьми, но и подавляет, репрессирует, утомляет, уродует, извращает, обманывает, ставит ловушки и т.п. Это так ожидаемо, когда водитель, разъяренный стоянием в «пробке», стремится ее «объехать», и при этом кого-то сбивает или, не поделив дорогу с другим водителем, решает его пристрелить. При такой уничтожающей, почти криминальной силе «пробок», все население мегаполиса потенциально становится их жертвой. «Пробка» забирает у нас бесценное время позитивной человеческой энергии.

Помнится когда-то заметное место в экономике социалистического дефицита занимала очередь (очередь-зачем-угодно). В чем же отличие «пробки» от «очереди» на эволюционной шкале постсоветского развития? На первый взгляд отличий нет. Пробка – это та же очередь, но дефицитом выступает теперь свободное пространство; вместе с машиной надо покупать и время поездки, и дорогу, и место назначения. Иномарка – знак благосостояния, престижа, потребительского нарциссизма, но и верный способ заманить вас в «пробку», и оставить там навсегда. Такова плата.

Человек в «пробке» – это антиобщественное животное, и вытаскивать его из этой нравственной бездны, конечно, не возможно случайной нормой политкорректности. Как только мы обращаемся к выяснению причин, мы сразу же сталкиваемся с активным классом коррумпированного московского чиновничества, которое и является основным изобретателем метода управления жизнью города с помощью «пробок». Этот класс сделал «откаты», «точечную застройку» и «пробки» неизбежным злом, с которым следует смириться, поскольку иначе управлять нельзя, – такова, вывороченная наизнанку, мораль правильного поведения (политкорректного). Хотелось бы обратить внимание на нашу рабскую привычку к плохому, - «менее плохое» часто воспринимается как «очень хорошее». Вероятно, и «жизнь по понятиям» может восприниматься отдельными прослойками общества как вполне политкорректное поведение.

РЖ: Хорошо, а созрело ли российское общество для политкорректности? Если нет, то сколько еще осталось?

В.П.: Слово «созреть» здесь не очень удачное. Наше общество не «созревает», а эволюционирует, и, естественно, сталкивается с громадным количеством новых проблем, к решению которых часто не готово. Власть – часть общества, она учится управлять в новых условиях; она не в силах решать проблемы не только потому, что она с ними никогда прежде не сталкивалась, но и по тому способу, каким она хочет управлять, а он, как известно, чисто азиатский, авторитарный и «ручной». Самые трудные проблемы задним числом кажутся разрешимыми, но в момент столкновения с ними они непреодолимы.

Когда мы сегодня судим 1990-е годы, мы забываем, что тогда люди просто не понимали, что вообще происходит, и действовали «по умолчанию», по сути дела не соотносясь ни с какими законами гражданского общества. Даже то жалкое «гражданское общество», которое с трудом выжило в брежневско-горбачевскую эпоху, было сразу уничтожено новым, еще более радикальным социальным неравенством (становление авторитарно-олигархического режима). Вот одна из причин, почему мы не можем действовать с помощью западной политико-идейной рецептуры. Мы – другие, просто потому, что живем плохо и даже не знаем, как жить дальше…

Оторвавшаяся от общества правящая прослойка должна, если это еще возможно, прийти в себя и прекратить гражданскую войну. Демократизации – одно из следствий восстановления гражданского мира. В стране, в которой живут все, не должно быть врагов. Власть должна апеллировать к Разуму («здравый смысл»), а не к своему временному праву на власть, т.е. быть открытой, понятной, наконец, доступной для общества.

РЖ: Спасибо… А какие проблемы политкорректности, на Ваш взгляд, беспокоят сегодня российское общество?

В.П.: На бытовом уровне проблем множество. Политкорректность – это, может быть, немного слабый термин для обозначения будущего нравственного развития общества. Если сказать более точно: политкорректность – это возможность выработки общегосударственной этики для общества. Ведь она означает и принятую норму поведения, и институт, закрепляющий ее в обществе, и практику применения для разных слоев общества. На Западе, как мы знаем, политкорректность покоится на формализации традиционного религиозного чувства. У нас этого нет. Хотя межэтнические и религиозные различия сегодня создают базу для сосуществования множества политкорректностей.

Другое имя политкорректности – это терпимость. И это единственное, что, пожалуй, можно отнести к универсалистской этике, примиряющей между собой различные политкорректности. Привычный ряд ценностей иудео-христианской культуры больше «не работает» (или только локально, с большими допущениями). Думаю, что именно терпимость сегодня определяет статус политкорректности в нашем постсоветском обществе.

Не будем, однако, забывать, что как на Западе, так и на Востоке, политкорректность выполняла функцию референции к богатству, экономическому и политическому положению элиты, невольно подчеркивая классовое разделение общества, и его относительное «смягчение» в жесте признания, которым сильный одаривает слабого: ты такой же, как я, только у тебя нет столько денег и столько власти, но разве это главное?!

Беседовал Александр Павлов