Обсуждение текста Кирилла Еськова про строительство моста на остров Русский, несмотря на разброс высказываемых комментаторами мнений, позволяет увидеть важнейшую особенность современной России. Лично я не могу судить ни о качестве построенного моста, ни о сумме разворованных при строительстве денег – не хватает ни знаний, ни информации, но одно обстоятельство просто бросается в глаза. Спорящие по поводу сооружения, расположенного за 9 тысяч километров от Кремля, говорят лишь о Путине, о том, способен он строить или нет. Никому, ни противникам Путина, ни его сторонникам и в голову не приходит рассмотреть этот вопрос в масштабе региона и в контексте региональных властей. Такое предположение кажется нелепым любому – и тому, кто выходит на антипутинские митинги, и тому, кто уверяет "белоленточников", что за пределами МКАДа или фейсбука они никому не интересны. Любой человек в России прекрасно понимает, что российский государственный механизм – это не гигантский производственный комплекс, раскинувшийся от Калининграда до Камчатки, а совершенно конкретный Владимир Путин.

Молитва Хомы Брута

Введенный Путиным принцип ручного управления страной требует от главного начальника участвовать во всех, даже самых мелких делах. Это уже приговор режиму, поскольку рано или поздно у Путина уже не окажется ни сил следить за всем самолично, ни желания поделиться властью или хотя бы позвать на помощь. Можно сказать, что уже сейчас у Путина нет ни того, ни другого, но эта хронология не принципиальна, поскольку процесс развивается именно в этом направлении, и ничего тут не изменишь.

Изменить ничего не получится потому, что для Путина ручное управление – не случайность и не временная мера, а сознательный принцип. Путинский режим основан на противопоставлении доброго и всемогущего царя нерадивым боярам. Лозунг "если не Путин, то кто?" – это такой краеугольный камень режима, удаление которого обрушит всю конструкцию. Население голосует за Путина потому, что приучено верить: попади власть в другие руки – немцовы и березовские тотчас бросятся на страну, как черти на Хому Брута, и станут рвать ее на куски, завывая и урча. В такой ситуации главное – не смотреть болотной нечисти в глаза и дождаться пения провластных петухов. Жизнь в очерченном мелом круге – единственное, что путинский режим может предложить гражданам страны, причем круг должен быть очерчен гражданином собственноручно. Можно спорить о диаметре этого круга, но не о его существовании. Ручное управление в такой ситуации – единственный способ оградить режим от тех, кто формально имеет право участвовать в управлении страной, но фактически не должен им воспользоваться. Не пускать же на самотек.

Кстати, гипертрофированная склонность Путина к личному управлению самыми разными и не предназначенными для первых лиц государства транспортными средствами – "Ладой-Калиной", истребителем, дельтапланом – связана с психологической потребностью все время держаться за руль. Отсутствие внутренней критики привело режим к тяжелому психическому расстройству, и страна начала превращаться в большую песочницу, по которой Путин катает пластмассовые грузовички. Такой зависимости государственной машины от одного человека не было даже в позднем СССР. Хотя Брежнев с его дикцией и маразмом просто просился в герои анекдотов, однако же неудачи советской власти воспринимались критиками именно как неудачи советской власти, а не лично "дорогого Леонида Ильича". Тому есть простое объяснение: именно советская власть заявила urbi et orbi грандиозный проект строительства коммунизма, ей и отвечать за его выполнение. А есть ли проект у Путина?

План Путина

Обычно вопрос о планах и проектах задают не Путину, а оппозиции. Более того, в соответствии со сложившейся практикой, этот вопрос должен быть риторическим. "Есть ли проект новой экономики? Планируется ли отказ от уворованной собственности корпораций? – спрашивает Максим Кантор, самый популярный сейчас автор охранительного направления, и сам же отвечает – Нет же. Планируется одно, логическое: воцарение управляемого наместника, при нем дальнейший передел феодов, разваливание бесполезного тела России на составные части". Эту цитату я не искал специально, а просто взял в одном из открытых на компьютере "окошек". Это мейнстрим.

Тут надо отметить, что запутинские статьи "для умных" (если быть точным, то дело не столько в читателях таких статей, сколько в самих авторах, многие из которых пока еще стесняются сразу начинать со слов "о Сталине мудром, родном и любимом") пишутся по одному плану: сначала надо подчеркнуть, что ты не сторонник власти, затем – обрисовать убожество нашей оппозиции и обличить пороки нашей общественности, после чего переходить к риторическому вопросу: "кто если не Путин?". Такие статьи напоминают затяжной прыжок: автор долго-долго говорит бесспорные вещи, но в конце обязательно дернет за кольцо и споет о наболевшем ("Это Путин банкротил заводы? Это Путин добился того, что наука и образование в некогда ученой стране стали посмешищем? Это Путин выселил москвичей на окраины, а город роздал бандитам?" – это Кантор). Ежедневно наблюдая за этими затяжными прыжками, и гадая, как долго очередной автор вытерпит свободный полет, я думаю, что мучительная и постыдная необходимость наших охранителей скрываться и таить свои чувства к власти – это та травма, лечить которую должны культурологи совместно с психоаналитиками. Но мало специалистов, да и пациент раз за разом гордо пишет отказ от госпитализации...

Однако же плана у оппозиции действительно нет. Но нет его и выше, у Путина. Если у Брежнева был план, пусть и неосуществимый, то весь план Путина сводится к тому, чтобы переключить управление страной на себя и управлять финансовыми потоками в интересах режима. В этом смысле охранители совершенно правы, говоря, что никто не справится с работой Путина лучше него самого ("нашего Дракона победить может только он сам"). В самом деле: разве Навальный знает, кому надо позвонить, чтобы через час вся строительная техника Владивостока была свезена в какой-нибудь один котлован? Конечно, не знает. А предположить, что государством можно управлять как-то иначе, охранители уже не могут, поскольку верят (кто подсознательно, а кто и сознательно) в сакральную природу власти.

Такое уже было в нашей истории при Сталине. "Абсолютно преобладающим опытом советских властей в 1920-1930-х гг. был опыт чрезвычайного физического выживания режима и лишь затем – опыт коммунистического эксперимента", – пишет Модест Колеров в статье "Сталинизм в его эпохе". Колеров, как и положено консерватору, по-видимому, не сомневается в тождественности интересов режима интересам страны, однако же если допустить возможность несовпадения этих интересов, его замечание становится приговором режиму. В самом деле, даже если согласиться с популярной сегодня теорией о том, что репрессии повышали эффективность управления страной, несовпадение интересов конкретных людей с интересами управленцев очевидно. Сформулируем то же самое иными словами: при введенной Сталиным и возрожденной (не в тех, конечно, масштабах) Путиным системе ручного управления страной, мнение народа о своих интересах значит много меньше, чем мнение лидера об этих интересах. Лидер лучше народа знает, что нужно народу. Нынешние консерваторы, которые, полемизируя с оппозицией, любят ссылаться на интересы народа, должны это четко понимать.

Главная проблема современной России – в спонсируемой Путиным государственной модели, при которой народ полностью лишается дееспособности, а опекунство над ним поручается кучке несменяемых лиц. В такой ситуации единственной программой оппозиции может быть не какая-то конкретика, а смена этой, по злополучному выражению Константина Крылова, странной экономической модели. Иначе нам остается надеяться только на то, что царь о нас когда-нибудь вспомнит и пришлет что-нибудь со своего стола, от путинского материка – русскому острову.