От редакции. 2 марта 2011 года исполнилось три года с момента избрания Дмитрия Медведева президентом РФ: 2 марта 2008 года на выборах он набрал 70,28% голосов. Итоги трех лет президентства и повестку года наступающего комментирует президент Института национальной стратегии, директор Фонда «Стратегия-2020» Михаил Ремизов.

* * *

Преимущество действующего Президента перед прежним Президентом спустя три года по-прежнему может быть сформулировано в негативном залоге и выражено через два «не».

Первое «не»: Президента не устраивает статус-кво сырьевой экономики. На изменение этого статус-кво он сделал отчетливую ставку, он ввел эту повестку в публичную риторику власти. И второе «не»: он не располагает достаточным количеством своих людей, однокурсников, партнеров по бизнесу, по службе, чтобы расставить их на всех ключевых постах.

И если первое «не», первая неудовлетворенность является стимулом к экономической модернизации, то второе «не», то есть отсутствие достаточного количества ставленников, чтобы, так сказать, занять ими всю поляну, является стимулом к политической модернизации. Потому что политика начинается ровно тогда, когда невозможно контролировать всё пространство власти силами некоего закрытого приватного клуба, сформированного по тому или иному принципу, не важно, по какому. Она начинается тогда, когда необходимо формировать правящую команду на основе общности публичных целей, методов, подходов, на основе общей практической философии.

Этот шанс по-прежнему не реализован, но пока и не закрыт.

По большому счету, из этой недостаточности вырастает повестка модернизации, экономической и политической.

В том, что касается экономической модернизации, главная идея Президента, с которой может быть ассоциирован его проект, это идея перезапуска экономики через технологическое развитие, через технологический прорыв.

На мой взгляд, для того чтобы эта идея стала реальностью, нам необходима не тысяча малых стартапов, которые возникнут в каких-то зонах наибольшего благоприятствования, а масштабные инвестиционные проекты в капиталоемких отраслях. Только они способны обеспечить эту трансмиссию технологического рывка в экономический.

Я не утверждаю, что они должны осуществляться силами одного лишь государства, но они все-таки несовместимы с той философией бюджетного минимализма, которая сегодня явно правит бал в связи с фетишем бездефицитного бюджета, принципом, который на правительственном уровне принят и остается довольно жестким.

Что же касается второй стороны проекта – политической модернизации, то, на мой взгляд, она пока не стала реальностью, но ключевое слово уже сказано. Это слово – политическая ответственность. Точнее, пока еще не политическая, а просто кадровая ответственность. Медведев стал снимать крупных должностных лиц в ситуации публичных скандалов, в ситуации публичных провалов, чего раньше не было. Он стал выстраивать явную, демонстративную взаимосвязь между кадровым положением чиновника и публичной репутацией его ведомства. Раньше, напротив, действовал принцип: никаких отставок под публичным давлением, прямым или косвенным.

Но пока этот принцип кадровой ответственности еще не перерос в принцип политической ответственности, потому что он не дошел до уровня высшей исполнительной власти. Как правило, политический курс в отдельных сферах и отраслях ассоциируется и связывается с политическими фигурами министров. Но фигуры министров у нас по-прежнему не являются политическими, поскольку выведены из игры политической ответственности и живут заемным политическим капиталом национального лидера, премьер-министра. Поэтому принцип кадровой ответственности – он пока не достроен до политического уровня.

То есть, здесь точно так же, как и в сфере экономической модернизации подход задан, но не завершен, недооформлен в качестве системной политики.

Может ли это произойти в течение ближайшего года? Думаю, что нет. Если Президент будет баллотироваться на второй строк, то его повестка, скорее всего, будет достаточно консервативной. Он будет говорить скорее от имени того, что сделано и делается, чем от имени того, что должно быть сделано в будущем. И это закономерно для действующего главы государства. Тем не менее, если переизбрание состоится, то уже в следующие 6 лет мы сможем узнать судьбу этих двух медведевских стратагем, двух его посылов: перезапуск экономики через технологический рост и попытка утвердить принцип политической ответственности.

Вполне возможно появление и еще каких-то новых моментов в программе Дмитрия Медведева, но пока они появляются в реактивном режиме, то есть в режиме реагирования на форс-мажорные обстоятельства. Сейчас они, прежде всего, связаны с проблематикой безопасности. Президент отчетливо дает понять, что он полностью контролирует эту тему. Но, тем не менее, здесь есть серьезная зона уязвимости для его образа. Потому что на политический вызов, каковым является терроризм, не может быть дан только полицейский или, тем более, только социально-экономический ответ. Необходим именно политический ответ, основанный на опознании «друга» и «врага». Отсутствие сильного политического языка в очень серьезной ситуации – ситуации де-факто войны – может быть чревато. И это отсутствие не может быть компенсировано крепостью выражений. Разговоры про «бандитов» и «уродов» – это пример слабого, эскапистского не политического языка, который не позволяет обществу достойно выносить нагрузки войны.

В более общем плане это вопрос о стратегии замирения Кавказа, о новой стратегии контроля над Кавказом, поскольку прежняя явно зашла в тупик, а новой пока не видно. Но пока трудно сказать, насколько серьезную роль это сыграет в формировании политической повестки 2011 – 2012.