Юрист и хлеб

Что хорошо? Когда люди дружат и любят друг друга. Еще хорошо, когда есть постоянство событий и пространств.

Нет, я очень люблю перемены. Но они хороши только тогда, когда их под локоть уверенно поддерживает постоянство мира.

Однако мир живет все быстрее и быстрее. Пять лет назад еще было проблематично дозвониться при помощи мобильника до Новой Зеландии; сейчас - пожалуйста, только быстро думай о соответствии слов их денежному выражению. Еще более изумительно - пять лет назад могли вы получить на свою трубку фотку, только что снятую в Папеэте? Вряд ли, а сейчас запросто, если у вас есть друзья во Французской Полинезии.

А мало ли у кого и где есть друзья, способные переслать глупую картинку?

Так что главным, как справедливо считает Поль Вирильо в своем анализе современного мира и разъедающих его коммуникаций, является скорость изменений, лбом размазывающаяся о бесовскую железоцементность невозможности помнить, что было и что будет.

То, что мы видим и испытываем, часто оказывается так же далеко от действительности, как Евангелие. И столь же близко, впрочем.

Так что некоторое постоянство √ безусловно, критерий человеческого счастья.

В нашем изумительно ускоряющемся мире четыре с чем-то года это очень немало. Что было тогда, когда-то?

Дубль Вэ Буш и ВВП только начинали мотать свои первые сроки. Саддам еще гулял на воле. Было 11 сентября, но еще не было Беслана. Майкл Джексон уже находился под подозрением в педофилии, а Филипп Киркоров покуда не находился под обвинением в хулиганстве. Ходорковский еще не парился на шконке за излишнее желание быть прозрачным, а я в газете "Иностранец" опубликовал после прогулки в с собакой в окрестностях гостиницы "Молодежная" на Дмитровском шоссе впечатления о магазинчике, где торгуют одновременно едой и выпивкой в ее разных видах, колготками и прочим бельем, окнами ПВХ и шкафами, оправами для очков и юридическими услугами.

Зачем об этом снова? Потому что время это все же, возможно, не кисель, а ментальный континуум.

Представьте: за пустырем, на некотором удалении от магистрали, стоит сталинский дом с гранеными эркерами, плодоовощной лепниной по карнизам и выкрашенными окисью хрома бетонными вентиляционными будками бомбоубежищ на чем-то, что задумано было как лужайка перед фасадом.

Зачем этот дом был построен в начале 50-х в местности, тогда бывшей глухой окраиной Москвы, для меня загадка.

Вокруг - реликтовые вкрапления дачных домов начала ХХ века, да сплошная унылая застройка 70-80-х годов. И высится среди этого пышным грибом дом #27 по Дмитровскому шоссе.

Кто там жил? Я спрашивал местных, из пожилых, кто что-то должен бы помнить. Говорят: "Генеральский дом. Здесь генералы жили".

Что за генералы? Почему их селили в отдалении от города, до смертного ужаса секретные были ли они, где они ныне? Чьими шагами растерты в мельчайшую пыль их судьбы? Ничего уже не понятно, потому что нет постоянной связи между временами.

Сейчас тротуар у этого дома заставлен более или менее дорогими автомобилями. Сталинская архитектура обросла опятами телевизионных тарелок и кондиционерами, что ни окно - то ПВХ. Это, как известно, у нас считается признаком благосостояния.

За четыре года многое изменилось. Где был паспортный стол (там я у краснорожего подполкана, сидевшего под портретом Ельцина, фланкированным выцветшей японской календарной красоткой, выправлял себе паспорт) - салон красоты и моментальная фотография для паспортов и виз. Вместо районной библиотеки - что-то под названием "Культурный центр", куда длинноногие блондинки сгружают из "Mini One" нарядных детишек. Вместо овощного магазина - нечто, торгующее оборудованием для бассейнов и саун.

Но постоянство есть, есть!

Нет генералов, нет подполкана, отдавшего свой кабинет девушке-массажистке, нет овощного с подтухшей морковкой.

Но есть входы-выходы в бомбоубежище, выкрашенные окисью хрома, и есть магазин, торгующий всем, нужным в жизни.

Над его дверью и вокруг нее множество вывесок.

Это - высочайшая поэзия будничности, неприкрытая в своей правдивости харя реальности и питание для культуролога и религиоведа.

"Хлеб". Что важнее, чем хлеб, во что он претворится, особенно с вином? А вином в этом магазине торгуют, например "Слезой монаха" и "Шепотом монаха".

"Продукты". Что есть продукт? Как известно, все. Хоть микояновская колбаса, хоть торт "Причуда", водка "Путинка", хоть среднесоленая селедка или кальмарные кольца, хоть сыр "Атлант" или немецкого изготовления греческая фета, либо консервированные огурцы . Продукт - это все, что делается, потребляется и каким-то образом выделяется. И совершенно не важно, что является выделяющим телом - отдельно взятый обитатель отдельно взятой страны или полностью глобальный всечеловек.

"Колготы, белье". Разумеется, можно ходить без белья и попросту голым. Можно также в качестве белья использовать ржавые цепи и вервие, сплетенное из просмоленных якорных канатов. Но такое удовольствие возможно только святым аскетам, вместо шапки носящим чугунный котел. Прочие россияне, естественно, желают ходить в колготах или в трусах.

"Окна ПВХ и шкафы". Согласимся, что без окна - никуда. Можно жить в подвале, из которого ничего не видно? Очень трудно. Но поскольку окно нужно хотя бы для того, чтобы, сквозь него поглядывая, отрицать реальность, необходимо его сделать относительно непроницаемым. А то реальность ворвется в вашу среду обитания и не только нашумит, но и наплюет в рожу. Что касается шкафов - они нужны не только для того, чтобы из них пахло нафталином, но и в качестве, скажем так, дачи. Как выражаются французы, residence secondaire. Не исключено, многие люди мечтают удалиться в это второе жительство и оттуда в щелку поплевывать на действительность. Также, полагаю, если попросить, в этом магазине вместо простого зеркала в платяной шкаф вставят обрамленное в ПВХ одностороннее зеркало. Сидишь в шкафу, поплевываешь на действительность, а тебя снаружи не видно.

"Юрист. Жилье, разводы, брачный контракт, ДТП, УК, УПК". Юрист, воссевший в этом магазине, не человек, но бог. Вокруг - шкафы, окна, еда и питье, а он обеспечивает жизнь человека, пришедшего к нему. Он ему советует, как спастись от бездомности и от неуклонного наказания за задавленную старушку, он говорит об ответственности за вступление в единую плоть. Ему подвластно все.

Недаром этот вселенский юрист сидит на втором этаже магазина, куда ведут крутые и скользкие ступени.

"Оправы". Велик и могуч наш язык! Потому что ясно: речь в этом магазине не столько о черепаховой пластмассе или о металле, держащих на вашем носу улучшающие зрения линзы, но о том, как оправиться (в двух смыслах) с/от ослепляющего вторжения действительности.

Аромат бытия

Этот магазин существует уже почти пять лет, надеюсь, он останется еще очень надолго. Не знаю как кому, а для меня он драгоценен, хотя его разнообразными услугами я не пользуюсь. Отовариваюсь в соседнем "Перекрестке" и на рынке. Повторяю, для меня он гарант стабильности и связи времен.

Он возвращает в детство. Когда-то давным-давно, в последний свой дошкольный год, я провел лето с бабушкой и дедушкой в деревеньке Воюхино недалеко от Рузы - оттуда родом была бабушка. Воюхино было совсем маленькой деревней, домов десять, а что там теперь - не знаю. Я с тех пор, с того года, предшествовавшего году, когда Гагарин полетел в космос, там не бывал. Что, конечно, стыдно. Надо навещать места детства.

А может, сейчас там вовсе ничего нет? Или, скорее всего, - какой-нибудь коттеджный поселок?

Но точно знаю, что чудесной речки Озерны, возле которой на холме стояло Воюхино, уже нет. Вместо нее давно имеется Озернинское водохранилище.

А тем летом из этой речки дядя Петя выловил очень большую щуку. Прекрасно помню, нес он ее, перекинув через плечо, держа за жабры. Хвост щуки свисал ниже пояса.

Почти наверняка этого дяди Пети, как и речки, тоже уже нет. Грустно: он, кроме всего прочего, отличался удивительным умением ловить руками плотву в Озерне. Идет вдоль берега по колено в воде, пригнувшись, ворошит руками в водорослях и через каждые пять шагов выбрасывает на сушу сверкающую рыбешку.

Ничего такого, наверно, уже нет. А магазина в Воюхине, по причине его крошечности, никогда и не было.

Ближайшая торговая точка, сельмаг, находилась в селе Барынино, километрах в трех через лес и поле. И мы туда иногда ходили с бабушкой и дедушкой за какими-то припасами.

Этот сельмаг я помню необычайно отчетливо. И для меня магазин в генеральском доме на Дмитровском шоссе - его частичная инкарнация.

Там тоже торговали всем. Нет, колготок там не было - их, по-моему, в России тогда еще не знали. Но трусы, черные и синие сатиновые, были. Разумеется, не было окон ПВХ, но какой-то кухонный шкафчик, выкрашенный белилами, продавался. Не было оправ. Наверно, люди тогда меньше страдали от близорукости и дальнозоркости.

Зато был керосин, а вот в магазине на Дмитровском шоссе его не продают.

Не было юриста. Но это были времена государственного атеизма, и присутствие божественной личности в центре сельского мироздания оказалось бы неуместным. Да и необходимости в нем было меньше. О брачных контрактах никто не помышлял, а какие могли быть ДТП в Барынине? Разве если кто спьяну снесет забор трактором или утопит мотоциклетку в пруду.

И, конечно, ассортимент был поскуднее, чем в магазине на Дмитровском шоссе.

Хлеб, сахар, соль, перец, лавровый лист. Кильки в томате. Уксус. Чай. Запыленные сушки и пряники, такие же запыленные шоколадные конфеты без оберток и карамельки. Папиросы и махорка. Водка и "красненькое". Отрезы ситца. Трусы. Резиновые и кирзовые сапоги. Валенки. Намазанные машинным маслом скобяные изделия. Черенки для лопат и топорища. Керосин и керосинки.

И там царил чудесный, таинственный запах, пыльно-пряный.

Он загадочным образом вдруг через сорок лет возродился в магазине с юристом. Кажется, торгуют другим, а запах - почти тот же. Это имманентный аромат бытия.

В "Перекрестке" его нет.

Конечно, отовариваться в супермаркете удобнее, чем в нелепеньком магазине. Но супер-гипермаркет не рожден, чтобы дать ощущение постоянства времени.

Скользкие ступени жизни

Намного позже я в разных странах видел что-то подобное на сельмаг в Барынине. В Париже застал исчезнувшие ныне заведения под названием "cafe-charbon". Держали их усатые выходцы из Оверни, и там можно было выпить кофе или чего-то покрепче и перекусить. Но можно было купить уголь и дрова для печки, сигареты, сыр, ветчину и разливное вино. И там был похожий запах.

Несколько раз я оказывался в "альмасенах" в Испании: запах подкисшего вина, табака, пряностей, сыра, под потолком темнеют вяленые окорока, в солнечных лучах пляшут пылинки.

И в Италии похожие магазинчики-закусочные еще встречаются. Называются они "вино-масло", но торгуют там отнюдь не только этими двумя продуктами.

Однажды попал в Post Office в деревне Драмнадрохит над озером Лох-Несс. Там и на самом деле можно было купить марки. Но также на этой почте торговали выпивкой, сигаретами, газетами, консервами, сыром и колбасой, разумеется куклами Несси. И запах был до приступа ностальгии знакомый.

А самое похожее на барынинское сельпо - это греческие сельские магазины и лавчонки, называющиеся "периптер". Это слово значит "окрыленный".

В периптерах и в греческих сельских лавках торгуют чем угодно - от разливного виноградного самогона циппуро до электрических лампочек, от сыра до журналов, от расчесок до хлеба.

И запах тот же, детский.

Так что магазин, где продают и пищу, и юридические услуги - явление более или менее всечеловеческое. А супермаркет по сути является гипертрофией такого магазина. По идее, в настоящем мегамаркете должны быть не только всевозможные товары, кинотеатр, игровая площадка для детей, там должны также располагаться адвокатские бюро, суды и прокуратуры и, разумеется, храмы для последователей всех конфессий.

Но, по-моему, беда супермаркета заключается в том, что там все разложено по полочкам и снабжено единообразными ярлыками.

Там отсутствует благодатный хаос.

Там нет ни духа трагедии, ни духа комедии, витающего в несуразных магазинах наподобие "Булочная-Продукты-Колготы-Окна-Юрист" и способного проявляться в самых изумительных формах при самых разных обстоятельствах.

Когда-то был сельмаг в Барынине. Сейчас есть магазин на Дмитровском шоссе.

А мрачноватой зимой 90-го, кажется, года я зашел в булочную у Покровских ворот. Там было темно и пусто. Черный хлеб отсутствовал, а белый мне был не нужен, да и тот был позавчерашний. Зато продавался магнитофон-двухкассетник китайского производства. Но он мне был совершенно ни к чему. Не купив хлеба, я зачем-то приобрел книжку Льва Троцкого "Моя жизнь в революции". На прилавке рядом с кассой лежала стопка этих книжек.

Такое я не могу представить ни в Греции, ни во Франции, ни в Италии, ни в Испании, ни в Шотландии.

Но и в Москве, хорошо это или плохо, не знаю, булочную, где торгуют книгами Троцкого, тоже представить уже нельзя.

И тем ценнее для меня продолжение существования магазина в генеральском доме на Дмитровском шоссе.

Ведь, кроме всего прочего, на его двери белеет уведомление: "Осторожно, скользкие ступени. Администрация".

Что же, жизнь - это скользкая дорога. А администрация, кто она? Разумеется, божественное существо, не желающее сделать ступени не скользкими, но возлагающее на человека обязанность не поскользнуться.

Он предупрежден.