Страна культивирует воспоминания, элегическую грусть. Активно обсуждается целесообразность новых праздников вроде Дня Минина и Пожарского. Готовится переименование Дня космонавтики в День независимости. Делаются попытки низвергнуть с пьедестала 7 Ноября. В ответ на разоблачительные инвективы демократов коммунисты вспоминают "много хорошего". Любые прения в телевизоре сводятся к идеологии прецедента: "В России ничего подобного не было!" Или: "Но в России так было всегда!" Популярен мировой опыт. Продвинутые полемисты театрально вздыхают: "Неужели История ничему нас не научила?" Но кто она такая, эта их История, чтобы нас учить? Как говорил неугомонный мыслитель Ницше, "избыток истории подорвал пластическую силу жизни, она не способна больше пользоваться прошлым как здоровой пищей". Подорвал. Не способна. Да.

В старинной, поставленной по Филипу Дику картине Ридли Скотта Blade Runner действовали так называемые репликанты: продукты генной инженерии, предназначенные для освоения новых планет. Они сильнее, выносливее и сообразительнее людей. Единственное, чего у них не было, так это почвы и судьбы: старшие товарищи закачивали им в подкорку фрагменты чужой биографии, какие-нибудь "воспоминания племянниц Тайрелла", сентиментальные благоглупости. Очень актуально! Все чаще приходится ощущать себя репликантом, которому имплантируют чужое, беспорядочное, сфальсифицированное прошлое.

Претензии историзма на системность и власть остроумно спародировал Борис Акунин. В романах "Алтын-толобас" и "Внеклассное чтение" он, как известно, рифмует события далекого прошлого с новорусским настоящим. Один безумный нарратив чем-то, как-то, вроде бы совпадает с другим, одна фантазийная дурь комментирует аналогичную, столь же оголтелую. Вот она, искомая "история с неким имманентным духом - история, имеющая цель в себе и которой можно свободно отдаться" (Ницше), - иронизирует Акунин, оживляя отечественный исторический ландшафт. Еще недавно наши XVII, XVIII и XIX столетия представляли собой музей восковых фигур, назидательный аттракцион: Екатерина Великая, Петруша Гринев, терпеливый мужик в зипуне, чучело безвинно загубленной собаки Муму. Стояли в неудобных позах, таращили стеклянные глазищи, являли торжество сомнительной квазиисторической пользы. Зато теперь промеж них носятся жизнерадостные безумцы, Фон Дорны со товарищи. Бесполезные, но похожие на нас нынешних. На опрокинутой в прошлое Среднерусской возвышенности наконец вершатся по-настоящему великие - частные - дела, от которых, как водится, один шаг до смешного. До живого.

Теперь космос. Так сказать, "звездное небо над нами". Отсматривая дорогостоящий "космический" блокбастер "Хроники Риддика", я припомнил комментарий философа Хайдеггера на полях коммуниста Хрущева: "Советский премьер-министр заявил в начале января этого года (1959-го. - И.М.) о русской космической ракете: мы первые в мире, кто проложил путь по небу от Земли до Луны... Для начала мы обязаны продумать заявление Никиты Хрущева, имея в виду то положение вещей, о котором не думает он сам: таких "Земли" и "Неба" не бывает в смысле творчески-поэтического жительствования человека на этой земле. Ракетой достигается лишь одно - техническое осуществление того самого, что в течение трех столетий со все большей решительностью и исключительностью составлялось в качестве природы... и что теперь по-ставляется как всемирный, межзвездный постав (Gestell). Траектория ракеты предает забвению "Небо и Землю". То, между чем она движется, - и не то, и не другое... С этим изменением мира не "начинается новая эпоха", а напротив, эпоха уже существующая загоняется в самый крайний угол своего завершения".

Реплика косноязычного философа придает неожиданный смысл популярной идее о перенесении Дня независимости России на 12 апреля. Таким образом стране предлагают расположиться в самом крайнем углу завершающейся эпохи. Между прочим, и уважаемых Минина с Пожарским целесообразнее оставить в покое. В крайнем случае отдать на растерзание остроумному Акунину. То, что нужно России: вернуть себе пресловутые Небо и Землю. Но это всего труднее. Требует работы, напряжения внутренних сил. А напряжение несовместимо с нашей повсеместной элегической грустью.

Были американцы на Луне или нет? Почему советские спецслужбы не разоблачили фальшивку? Признаюсь, еще вчера я сам живо интересовался этим сюжетом. По последним данным, супруга покойного Стэнли Кубрика таки призналась: репортаж с лунной поверхности срежиссировал автор "Космической одиссеи". Сценарист и постановщик The Chronicles of Riddick Дэвид Туи - не Кубрик, но свой творческий почерк есть и у него. Я вновь выступаю адвокатом жанрового искусства. Жанровый текст подразумевает адекватную процедуру чтения. Не покупайтесь на внешние эффекты: пиротехнику и дизайн. Не плюйтесь, будьте доверчивее. Тогда закономерно удивитесь следующему обстоятельству: во вселенной Риддика нет так называемой Земли. То, что нет Земли Хайдеггера, - понятное дело. Но ведь и Земли Хрущева - тоже нет! Есть россыпь других обитаемых планет. Таким образом, мыслительная традиция, которую критиковал Хайдеггер, доведена до логического предела, до самого-самого крайнего угла. Воплощена в наглядных образах: "Став объектом приложения сил планетарной воли к господству, бытие сущего образует особый мировой хронотоп, "постав". Иначе, вселенную Риддика. Вот тебе, бабушка, и юрьев день, то бишь жанровая глупость!

Во-первых, Гелион Прайм, где живут злобные некромонгеры, продающие соседям свет и намеренные силой приобщить их к своей некрорелигии. Неужели смелая аллюзия?! Во-вторых, Фурия, родина воинственных фурианцев, которым назначено было некромонгеров победить и которые предусмотрительно уничтожены. Все за исключением Риддика. Кроме того, планета Четырех Стихий с элементалами, скорее духами, нежели людьми. И только на плохо пригодной к жизни Крематории, где дневная температура достигает 700 градусов по Цельсию, а жизнь возможна лишь в бетонированном подземном убежище, никаких коренных "крематорцев" нет, зато обнаруживаются земные следы. Местную тюрьму сторожит, похоже, русская мафия, в которой выделяется некий Anatoliy, угрюмый парень с нечеловеческим слухом. Кстати, забавно: все прочие космические расы - новодел, и только русским сохранили национальную идентичность. Что это, комплимент или подлость? В определенный момент "наши" затерялись в хитросплетениях туповатого сюжета. Может, спаслись?

Есть такая гуманистическая формула: "каждый человек - целый мир, отдельная планета". Кажется, это специфически западная формула. Чтобы не сказать квинтэссенция западной мысли. Вселенная Риддика остроумно эту мысль моделирует. С поправкой на "планетарную волю к господству". Каждая планета специфична, порождает у своих обитателей определенные способности. Разнородные планеты, окруженные космической пустотой, которую бороздят звездолеты, манифестируют идеологию различия. Если угодно, еще и политкорректную терпимость. Ведь даже некромонгеры с фурианцами воюют не по злобе, а по велению Судьбы. А в галактическом масштабе Судьба - это не что иное, как новоевропейский историзм трех последних столетий, предписывающий политическим субъектам исполнить свое "предназначение": допустим, пролетарию - завершить историю, а фурианцу - победить некромонгеров.

С другой стороны, в фильме настойчиво звучит реплика "Никто не знает Будущего!" И это уже полемика с историзмом, его опровержение. В финале фурианец Риддик убивает лорда-маршала некромонгеров. Но по закону последних добыча принадлежит победителю! Уголовник Риддик становится, таким образом, очередным лордом-маршалом, повелителем присягнувших ему злодеев. Сарказм Дэвида Туи в том, что на протяжении всей картины Риддик декларировал нежелание покориться, сменив веру и расу, чего некромонгеры требуют от всех соседей. Презрительно отказывал своим записным врагам в сотрудничестве. Не мытьем так катаньем: враги ассимилировали непокорного героя, сами покорились ему. Теперь он станет одним из них, и значит, последний фурианец, реальная угроза существованию злодейских некромонгеров - исчезнет.

Вот так, умеренно вульгаризируя и корректно профанируя, Запад на массовом уровне проживает свою изощренную, зачастую избыточную, но все-таки жизненно необходимую философскую традицию. Сразу после кино я перечитал главу о Хайдеггере из книги Валерия Подороги "Выражение и смысл". И книга, и фильм, и я неожиданно выиграли. Книга спровоцировала просмотр недавнего фильма иранца Аббаса Киаростами "И унесет нас ветер", который, в свою очередь, показался мне изящным комментарием к прочитанному: "Тело смертного оказывается пассивным передаточным механизмом в сопряжении языка и земли".

А когда метафизические конструкции ожили настолько, насколько мне было нужно, и чуждый обывателю Хайдеггер неожиданно узнал себя и в средненьком фильме Туи, и в великом фильме Киаростами, я испытал чувство скорби. Я уперся лбом в тяжелую расейскую действительность, где граница между самоуверенными грамотными и положившими на все неграмотными непереходима. Где ничем не обеспеченная спесь одних соседствует с неискоренимым пофигизмом других. Где философия заемна, терминология не пережита, лень заранее оправдана, а жанр бывает только "легкий" или "тяжелый". Петросян или Гергиев, Задорнов или Вагнер, третьего, четвертого, пятого, шестого не дано.

"Повторяю - память моя не любовна, а враждебна... Там, где у счастливых поколений говорит эпос гекзаметрами и хроникой, там у меня стоит знак зияния, и между мной и веком провал, ров, наполненный шумящим временем". Ставить на воспоминания ловушки с капканами. Стрелять в воспоминания из берданки. Превратиться в иванов, не помнящих родства. Ничего мертвого чужого. Придумать страну заново.