Почему в стране не получается правой партии

Существует легенда, что судьбы демократии, либерализма, среднего класса и связанного с музыкой этих слов – малого предпринимательства, зависят от наличия или отсутствия «правой партии». Отсюда проистекли многие титанические усилия по ее созданию (они все время проваливались) вкупе с ощущением, что без «правой» составляющей политическая система будет неполной.

Вернее, даже не «неполной», а выглядящей как бы «ненастоящей», «ненормальной». Ибо все понимают, что если бы наша политическая система развивалась естественно, нормально, вырастала из исторических предпосылок, и партии были бы продолжением эгоизмов социальных групп и общественных интересов, то без правой составляющей нам точно нельзя было бы обойтись. Как нельзя было бы обойтись без социал-демократов или кадетов, впрочем.

При этом в историю вопроса припутывается и изрядное топографическое безумие. «Правое» и «левое» в России – неоднократно менялись местами, о чем неоднократно уже писал и я, и о чем простодушно (в данном случая я говорю это с полной симпатией) поведал в эфире «Дождя» и сам новоиспеченный (а теперь уж и спекшийся) лидер обновленного «Правого дела». Он-то об этом сказал так: нужна грамотная политика, нацеленная на результат, а как обзовут – неважно. Но достаточно все же вспомнить, что в определенный момент «правым» вместе с Бухариным считался Иосиф Сталин, которого нынешние либералы вряд ли хотели бы считать своим предтечей.

А вот про «левое» красиво пел Окуджава: «Стойте справа, проходите слева...», - имея в виду, что власть в России – стоит, а критики ее – идут. «Левыми» тогда были диссиденты - будущие либералы.

Но еще хуже обстояло с «право-левым» в самые поздние годы СССР, откуда мы и наследовали этот вопрос. В рамках геополитической дихотомии капитализма и коммунизма, политическая система на основе КПСС во внешнем мире казалась и называлась «левой», тем более, что она и действительно подпитывала все левые силы в мире. Таковой она была и для миллионов рядовых советских коммунистов, которые пронесли эту чистую «левизну» вплоть до сегодняшнего дня. Однако верхний эшелон КПСС был скрыто «правым», и он неслучайно в конце концов осуществил «правый» переворот (все первые президенты распавшегося СССР были вчерашними коммунистическими начальниками), резко открывший двери дикому капитализму, приватизации общественного достояния.

При этом альянс бюрократов нового режима и сил их политической поддержки в коридорах представительной власти воплотился в уже вроде по-настоящему право-либеральную партию – Демократический выбор России Егора Гайдара (он был завотделом экономической политики в журнале ЦК КПСС «Коммунист», 1987-1990 гг.) Партия была создана в 1994 году. А до этого Гайдар занимал высокие посты в правительстве (министр финансов, и.о. председателя правительства) и, собственно, на этом должностном уровне изрядно повернул страну «вправо».

В дальнейшем «правая» партия, уже с названием СПС, приросла и другие «правыми» функционерами. Сергеем Кириенко (премьер-министр дефолта 1998 года) и Борисом Немцовым (зампред правительства в 1998-1999 гг, одно время считался «принцем», наследником Ельцина). На выборах 1999 она получила (или ей дали – это как кому нравится) 8,52 % голосов, почти столько же, сколько циклом спустя дали «Родине» Дмитрия Рогозина. Тут есть некоторая симметричность.

И тут мы приближаемся к интересной кульминации – расхождению интересов «правой» партии и де-факто «правой» властной корпорации. Что за дичь, отчего оно произошло?

Можно рассматривать этот вопрос через биографические и карьерные траектории крупных чиновников. Кто-то с кем-то поспорил, кто-то кого-то предал, кто-то куда-то перенаправил финансовый поток, необходимый для функционирования конкретной политической структуры. Но можно рассматривать и через общие закономерности развития постсоветской политической системы. В которой «правой», особенно после 1999 года, уже была сама власть (!), и которой совершенно не требовались неподконтрольные ей механизмы ротации - через «правые» партийные структуры. Это был тот самый нередкий в России случай, когда попутчики становились опасней врагов. Ведь с попутчиком надо делиться, не правда ли?

Во всяком случае, разрыв вряд ли свидетельствовал о глубоких идейных расхождениях президента Путина и лидеров правых сил (они и начали-то с поддержки Путина, а Путин приезжал в штаб СПС поздравить с успехом). Скорее, о том, что «правая» власть изначально не собиралась легитимировать себя через «правый» нижний партийный этаж. Поскольку в традициях русской политической культуры, наоборот, нижние этажи легитимировались через поддержку власти, ее покровительство, и поддержанию этой схемы придавалось огромное значение. Куда, однако, затем наслоился привходящий негатив: падение Волошина, конфликт вокруг НТВ, расхождение правых и власти по поводу войны в Чечне, арест Ходорковского…

В дальнейшем вынужденные существовать в сфере артикулированных общественных интересов, оттесненные правые партийцы неизбежно… левели. Что произошло с Немцовым, Хакамадой. Что в парадоксальной и сверхстремительной форме произошло буквально на днях с Михаилом Прохоровым. «Правые» начинали требовать каких-то свобод, ограничения произвола бюрократии, борьбы с коррупцией, как бы намереваясь выполнить «левую» программу. И это притом, что разрыв «правой власти» и «правых политических» сил никогда не приводил к отмене «правой повестки», как одно время мерещилось (особенно с принятием государственного гимна на слова Александра в декабре 2000 г.) левому российскому избирателю.

Парадоксально, но даже во времена самых ожесточенных боданий «правых» и «правых» за финансы отвечал «правый» политик Кудрин (его и прочат время от времени в лидеры правой партии). За реформы в электроэнергетике - правый директор и эффективный менеджер Чубайс. За атомную энергетику – бывший правый премьер-министр Кириенко. За реформу армии – бывший директор АО «Мебель-Маркет» Сердюков. И если президент, он же - премьер-министр, оформлял своей подписью коммерческие соглашения акционерной компании Газпром, то поведенчески это тоже было очень «право».

С подачи исполнительной власти капитализм пришел в медицину, образование и ЖКХ, чему открыли дорогу законы о монетизации льгот (законотворческая эпопея 2004-2005 гг.) и закон об автономных учреждениях (эпопея 2006-2011 гг.). Все эти мероприятия курировались «правой» Администрацией президента.

И хотя правящие круги всегда говорили, что социальное государство от этого не пострадает, результаты свидетельствовали об обратном. В 2011 году в нищей сфере образования появился первый долларовый миллионер. Рядовой директор школы N 1317 Константин Петров (его, правда, сейчас ищут с Интерполом) зарабатывал на школе, жил на вилле с бассейном, спал на диване из кожи анаконды и каким-то образом (так сообщалось в новостях) покрывал свои стены позолотой.

Вот важно: из «правой» власти исходили не только конкретные праволиберальные реформы (приватизация, монетизация, милитаризация, сокращение и даже полная ликвидация патерналистских госуслуг). И не только заключению коммерческих договоров по прокачке нефтегаза она посвящала все свое время. Но даже и сам язык реформ в широких рядах «Единой России» и «Народного фронта» исподволь формировал «правую» повестку.

Потому что такой парадокс: говоря о социальных проблемах исключительно мемами рынка («экономику спроса предлагается заменить экономикой предложения» - фраза из пресс-релиза Конференции «Стратегия -2020», 15 сентября 2011 гг.), вы неизбежно скатываетесь на их коммерциализацию. Что в предельной форме (я не говорю, хорошо это или плохо, и никого не обвиняю) есть правая политика, которой уже не нужна правая клака.

И, безусловно, именно правые идеологии побеждали при формулировании экспертами методов решения актуальных проблем – пенсионной, демографической, занятости… Социолог Ольга Крыштановская предлагала постсоветского человека не столько абстрактно развивать, сколько делать из него… идеального работника. Журналист Андрей Архангельский утверждает, что в театрах, которые дотируются государством, умирает искусство. Говоря о развитии Сибири и Дальнего Востока и необходимости переселения туда русских, многие патриоты тут же конструировали бизнес-схему: у нас, мол, тут природная кладовая, а рядом Китай, которому все это нужно…

Но, собственно, та мысль, что «правой» власти, которая сама является консолидированной «правой» партией, живая «правая» партия не слишком нужна, была бы слишком простой. На самом деле, триумфально победившей «правой» власти вообще не нужна никакая конкуренция, артикуляция собственной повестки и вывод ее в сферу публичности, прозрачности, обнаженности, что непременно произойдет, если у нее появятся официальные «правые» рекламные агенты.

Но не только потому, что мы с этой повесткой не всегда согласны (и в либерализме есть оттенки, и когда чего-то много, даже лекарство становится ядом!), а потому что в этом случае возникнет социалистическое оппонирование, возникнут реальные левые фланги и, да, начнется настоящая политика. А потом… может, будет революция…

       
Print version Распечатать