Отсутствие самолета

В последнем Newsweek есть фотография: аэропорт (может и не аэропорт конечно, но за окном самолет стоит), двое граждан - мужчина и женщина, в руках у них - по паре обуви. Граждане улыбаются, улыбается и третий персонаж фотографии - девушка в какой-то непонятной форме. На руке у девушки - полиэтиленовая перчатка, и девушка тянет руку в этой перчатке к тем двум парам ботинок. Хорошая фотография, жизнеутверждающая. Я как только эту фотографию увидел, поверил: действительно вступили в силу новые правила досмотра пассажиров в аэропортах, теперь нужно будет снимать ботинки и пальто, которые вместе с багажом начнут досматривать, просвечивая, если не ошибаюсь, рентгеновскими лучами. Возмущаться незачем: от борьбы с терроризмом, как и от него самого, никуда не деться, досмотр так досмотр, святое дело.

Я так и не понял, где корреспондент Newsweek сделал эту фотографию. Может быть в Домодедово - да, точно, скорее всего именно там, ведь оттуда все у нас началось. Но я давно не был в Домодедово. А вот в Шереметьево ездил как раз в воскресенье, когда, собственно, и вышел Newsweek с бодрой заметкой о новых правилах предполетного досмотра.

Так вот. Я до сих пор с ужасом представляю, что было бы, если бы пассажиров в этом аэропорту действительно заставляли снимать ботинки и класть их на ленту рентгеновского транспортера. С ужасом - не потому, что ботинки или, например, носки у пассажиров как-то неправильно пахнут. Публика у нас летает более-менее приличная. Не в запахе дело. Во времени.

Анонсируя новые правила досмотра, Минтранс и авиакомпании рекомендовали пассажирам приезжать в аэропорт за три-четыре часа до вылета, чтобы без спешки пройти регистрацию и досмотр по новой схеме. Зачем приезжать раньше - непонятно. Регистрация у нас на внутренних рейсах начинается, если кто не знает, за полтора часа до вылета. Эту норму никто не отменял. Как начиналось все за полтора часа, так и начинается.

Аэропорт Шереметьево-1, если кто-то опять же не знает, устроен так: стойки регистрации находятся за пунктами личного досмотра пассажиров. То есть вначале досмотр, потом регистрация. Всего в аэропорту четыре пункта досмотра. Видимо, раньше хватало, да и в самом деле что здесь сложного: просветил сумку, прошел через рамочку металлоискателя и иди регистрируйся.

А теперь представьте: одно дело просветить сумку и пройти через рамочку и совсем другое - сделать то же самое и плюс к тому снять ботинки и пальто, просветить и их, а потом - если в ботинках и пальто ничего при досмотре не найдут - снова одеться и обуться, завязать шнурки и только после этого идти на регистрацию. Ничего сложного, конечно, но времени занимает раза в три больше, чем раньше. А пунктов досмотра в аэропорту (втором по величине в стране) всего четыре.

И вот этого никто не предусмотрел.

То есть может быть, кто-то и подумал: мол, как же мы теперь - время досмотра увеличивается в три раза, а рамочек у нас всего четыре. Подумать-то можно - но рамочек все равно как было четыре, так и осталось. Откуда пятой и шестой взяться? Даже если технику можно купить, все равно места в аэропорту нет. Он спроектирован под эти четыре рамочки.

Вот, собственно, и все. Антитеррористическая идея разбилась о размеры аэропорта. Не разувают пассажиров в Шереметьево. Не получается. Сил хватило только на досмотр верхней одежды - люди действительно снимают с себя куртки и пальто, кладут их в специальную корзину, которую рентгеновский аппарат просвечивает, - но и эта в общем-то пустяковая мера замедлила работу аэропорта если не в три раза, то в два точно. Таких очередей я не видел с девяносто первого года - последнего года общедоступной, то есть почти бесплатной гражданской авиации. Объяснить, зачем очереди, ведущей к одной рамке металлодетектора, три хвоста, я не в состоянии, - но они, эти хвосты, реально существуют: один перпендикулярен плоскости рамки, второй отходит влево, третий - вправо.

Но очереди - не главное. Очереди и в "Макдоналдсе" есть. А вот надпись "отсутствие самолета" в графе "примечания" на табло, указывающем время регистрации и посадки, - она тоже оттуда, из конца восьмидесятых. В прошлое воскресенье в Шереметьево я насчитал шесть таких надписей - ну отсутствуют самолеты. Не знаю, какая связь между очередями к пунктам досмотра и отсутствием самолета, - но мистическая связь эта бесспорно существует.

Были теракты. После терактов начали бороться с терроризмом. В то, что терроризм с помощью этой борьбы можно победить, особенно никто не верит, - как в старом анекдоте про встречный план. Зато появилось много всякого другого - вот очереди в аэропорту, "отсутствие самолета" как причина задержки рейса, совершенно шизофреническое движение Аристарха Ливанова, которое собирается выслеживать "людей, ведущих аморальный образ жизни", и прочие, прочие признаки совка. Мне очень неприятно произносить это слово - я рос в мрачноватые, как мне казалось, ельцинские времена и на всех выборах, в которых успел поучаствовать, голосовал за КПРФ - именно как за партию, символизирующую Россию, которую мы потеряли, - с ракетами, ползущими в праздники по Красной площади, плачущей на пьедестале почета Ириной Родниной, киноэпопеей "Освобождение" и прочими милыми и навсегда утраченными признаками жизни в Великой Стране. Так мне казалось. Казалось, потому что перестройка застала меня если и не во младенчестве, то недалеко от него. И читая, например, Проханова, я рисовал в воображении прекрасную страну, выгодно контрастирующую с Россией ельцинской, Россией первоначального накопления капитала, Россией сникерсов и спирта "Рояль", жуликоватых губернаторов, вылизывающих залысины жуликоватым премьерам, и прочего дерьма.

И вот та Россия - ужасная, практически чужая страна - исчезла. Она уступила (или только начала уступать) место совку - практически такому же, каким рисовал его Сорокин. И вдруг оказывается, что этот совок гораздо ужаснее, чем ельцинская анархия с охранниками, назначающими министров, и церковными митрополитами, торгующими водкой. Он тоже чужая страна, и неизвестно еще, какая из двух постсоветских Россий более чужая для обычного человека.

Для кого-то это не было открытием. Для меня - стало. И это вдвойне неприятно.

       
Print version Распечатать