Острова поэзии и остров поэтики

В чем различие между греческими островами и Кипром? Греческие острова – острова поэзии, они – неожиданные ответы на ожидаемые вопросы о выживании среди морской стихии, они – рифмы к эпохам и культурам, завершение приключенческих строк. А Кипр – остров поэтики, остров, умеющий любоваться собой и правильно перечислить фигуры наслаждения, выдержать и строгий, и мягкий стиль жизни. Друзья недавно побывали на Кипре, поэтому пишу по их впечатлениям, пытаясь из ритма их речи вывести и законы поэтики.

Блестящий стиль, точность и остроумие выражений, проницательность замысла, уместное употребление украшений, всё то, что так ценили старые поэтики, было забыто в Новое время. Но на смену поэтике риторических украшений пришла полистилистика, пришли многоголосые жанры, странные соединения в романном повествовании не только разных речей, но разных эпох и культур. Мы читаем о прошлом, но из текста веет на нас происходящим в наши дни. Или читаем о современности, но при этом погружаемся в мир не до конца сбывающихся воспоминаний. На Кипре никогда так не бывает: Кипр всегда помнит, к какой именно эпохе он принадлежит. Сама необходимость сохранять себя сначала под властью «франков и италийцев» (1189—1570), потом турок-осман, потом «англопоработителей», требовала пестовать в себе строгое чувство эпохи. Наподобие того, как ученик, которого задирают в школе, постоянно повторяет про себя домашнее задание, чтобы от расстройства не забыть выученное и ответить как надо. Чтобы сохранялась грамотность, нужно сохранять и моностилистику самого бытия. Кипр вновь возвращается к себе, как это мы видим в наивных гекзаметрах, написанных учеником архиерейской школы три столетия назад:

Цветомедовая наша земля, ибо славно стяжала

Островом Кипром рожденный цветок как почетное знамя:

Архиерея Хрисанфа приличного острову верного стража

Пастыря, что средь овец словно пастырь в прекрасных хоромах.

Кипр цветет, и его архиерей цветет, но что чему причиной – понять нельзя, потому что все возникает как данность, которую надо сохранить, а не аналитически расчленять, что из чего проистекает. Важно только общее ощущение уместности, которое и поддерживает царственное положение острова, даже если это просто остров пастухов. И благодаря этой уместности полуграмотные стихи оказываются хранителями собственного положения острова.

Путешественники спрашивают, почему такое различие между иконописью двух некогда венецианских островов, Крита и Кипра? Крит дал изощренную барочную иконопись, безумный символизм орденских композиций, фантастические водопады образов Эль Греко. На Кипре мы видим только наивную иконопись, большеголовых святых и осликов как на детских рисунках. Очень просто: на Крите, как и на многих других греческих островах, художник иллюстрировал чужое, пытался сделать чужое своим, набрасывал чертеж, который помогал понять всё необычное, от поведения соседей до устройства ангельских небес. Тогда как живописец на Кипре, наоборот, пытается сделать своё чужим, всячески старается, чтобы обжитой им мир, данный ему в ощущениях, нес на себе хотя бы отблеск другого мира. Поэтому изображение и получается наивным – эта наивность должна показать, что мир уже изучен и рассчитан, исхожен как остров вдоль и поперек, и осталось заглянуть за его пределы. Здесь нет избытка стилей, просто потому, что нет стиля как такового, есть только верность тому, что удалось почувствовать и заучить прямо сейчас.

На Крите искусство существовало как «интермедия» праздника, как то, что можно показать в перерыве между действиями, между важными сюжетными эпизодами жизни. И в том числе священное искусство тоже становилось такой интермедией, специально подобранными символами, которые позволяют без ущерба переправиться от одного важного этапа жизни к другому важному этапу: от сельской жизни – к городской, от торговли – к благосостоянию. Интермедия – это героические и фантастические приключения, которые при этом сразу показывают свои границы: можно представить полет между островами, но нельзя представить перемещение островов. Кипр, напротив, мыслит себя как остров, который находится «где-то» на востоке Средиземноморья, который поэтому должен всякий раз заново переопределять себя как центр происходящего. Это именно полноценный сюжет жизни, который нужно довести до конца любыми усилиями, сколько бы ни пришлось пережить на этом пути.


       
Print version Распечатать