С конца марта в Москве идет "VI Международный месяц фотографии". На самом деле Фотобиеннале-2006 продлится больше, чем календарный месяц, - до середины мая.

До того момента, как была изобретена фотография (около 170 лет назад, то есть совсем недавно), свет светил уже очень долго. Хочется надеяться, так будет длиться много-много лет и фотосинтез, нам позволяющий дышать, никуда не денется. Свет и запись при его помощи того, что творится в мире, на мой взгляд, и является имманентной темой фотобиеннале.

Проект, инициированный Домом фотографии и героически развиваемый его директором Ольгой Свибловой, ее сотрудниками и партнерами, - дело важное, правильное и мощное. В 1994-м, когда все начиналось, согласимся, в городе, стране и мире все было несколько по-другому. Вернее, конечно, все было так же - нет ничего нового под лунным светом, - но тогда он светил несколько иначе и для фотографирования в темноте была нужна другая аппаратура, чем ныне. Милошевич вовсю игрался в балканские игры, Саддам зализывал ссадины после "Бури в пустыне", мобильные телефоны были достоянием меньшинства, Интернет многим казался философским камнем, Лукашенко уже сурьмил усы, Клинтон дудел в саксофон, про Путина слышали только его сотрудники, а Буша-младшего Буш-старший уговаривал вытирать нос, прибежав на последнюю бейсбольную базу. Следовательно, мир хоть и был таким же, как сейчас, но другим.

На фотобиеннале есть все: и ангелы, и бесы. А то, что там бога нет в голове, - так что же... Во-первых, существование бога сомнительно, и это замечательно, потому что иначе сама идея бога оказалась бы столь же скучной, как реальность бигмака. А во-вторых, бог, если он есть, совершенно не обязан быть зрителем фотовыставок, так как он там все засветил бы Фаворским светом.

Зато есть фотографическое преизобилие, то есть плерома отображения приблизительной действительности при помощи прохождения пучка света сквозь дырку.

И эта плерома позволяет задуматься: а чем мы занимаемся, пользуясь фотокамерой? Как занятие фотографированием развивалось в последние хотя бы тридцать лет? И не будем рассуждать, как это происходило во всем мире (это было бы слишком широким расследованием), - посмотрим, что было и есть у нас в стране и еще уже - в Москве.

Тридцать лет назад, фотографирование, конечно, было распространенным занятием. У очень многих были фотоаппараты - у кого "Смена", у кого широкопленочный "Любитель", стоивший, кажется, что-то около 12 рублей. У других были "ФЭДы", "Зоркие", когда-то слизанные с немецких "Леек", зеркальные "Зениты" или даже гедеэровские "Практики". Крайне узкий круг профессионалов или по каким-то причинам очень богатые любители владели "Никонами", "Канонами", "Олимпусами" и "Минольтами". Ну и совсем чем-то запредельным выглядели "Линхофы", "Мамии" и "Хассели". А когда я однажды где-то случайно увидел студийный "Синнар", то не сразу понял, что это фотоаппарат, а не какое-то научно-исследовательское устройство.

Поляроид был невероятной экзотикой. Эти ныне полузабытые агрегаты, из которых с легким жужжанием через минуту после съемки вылезала готовая карточка очень плохого качества, бывали только у выездных за границу граждан СССР, то есть совсем у немногих.

Один мой знакомый, впрочем, где-то приобрел поляроид и несколько упаковок бумажных пластинок для него да наладился фотографировать туристов-провинциалов на смотровой площадке у Ленинских гор. Карточки восхищенным таким чудом приезжим он продавал по пять рублей. За два дня заработал кучу денег, а на третий его забрали в милицию, поставили фингал под глаз, деньги вытрясли, а поляроид конфисковали как вражеское изобретение.

Сейчас он тоже зарабатывает кучу денег - фотографирует у себя в студии пузырьки духов, туфли, часы и прочие красивые и дорогие вещи. А глянцевые журналы - печатают.

Снимали тогда в основном на черно-белую пленку производства "Свема", отличавшуюся сильной зернистостью и серостью тона. Пленку проявляли сами в санузле, сами же и печатали на отвратительной фотобумаге при помощи примитивных фотоувеличителей. Снимки обычно получались нерезкие и вялые. Во многом потому, что высокочувствительную пленку купить было нельзя; 250 единиц казались почти чудом, а пленку в 400 вообще почти никто не видывал.

А кроме того, многие ли сейчас могут представить, что тогда пленка продавалась в рулончиках и ее надо было самому заправлять в кассеты? Кто бы сейчас смог это сделать? А тогда - могли.

Цветная фотография была уделом немногих. Во-первых, потому что в магазинах купить можно было только отвратительную гедеэровскую "Орво" с болотного свойства цветопередачей, но так же и по той причине, что проявить в домашних условиях цветную пленку и напечатать цветные фотографии был способен далеко не каждый.

Правда, иногда можно было найти слайдовую пленку. Далее - умудриться ее проявить и показывать получившееся друзьям и знакомым на экране при помощи диапроектора.

Но потом постепенно начала наступать эра мыльниц. На Западе они появились во второй половине 70-х, одновременно с "Уокменами" и первыми, эмбриональными ПК. К нам счастливчики, побывавшие за границей, их начали привозить в первой половине 80-х, и тогда мыльницы вызывали оторопь. Еще бы - крошечная, а мотает пленку сама, кольца на объективе крутить не надо, навел, щелк! - и все. А уж когда услышали про мыльницы, которые сами считывали чувствительность пленки, так вовсе пришли в изумление.

Но мыльницы долго не становились у нас обыденным бытовым предметом. Потому что в магазинах ими не торговали, а главное - потому что мы продолжали жить в эпоху фотолюбительства, проявляли и печатали сами. Ларьков, куда сдал пленку, потом пришел и получил фотографии, не было.

И я даже не могу уже представить, что когда-то сам сидел, законопатив все щели, в совмещенном санузле и при свете красной лампочки мудрил с химикатами.

А распространились эти самые ларьки у нас уже в 90-е. И именно тогда фотографирование стало повальным занятием. Каждый второй москвич обзавелся мыльницей, кто совсем дешевенькой, кто подороже, и пошло поехало. Все снимали что ни попадя. Как сидят за столом, как стоят возле автомобиля, как загорают на пляже, как женятся, как копаются в огороде. Бесконечно снимали друг друга, детей, бабушек и дедушек, кошек и собачек.

Потом засовывали фотки под пленку в альбомчики, купленные в ларьках.

Я, признаться, недолюбливаю эти альбомчики, со страниц которых таращатся персонажи с горящими инфернальным красным светом глазами.

Но эра мыльниц доживает последние дни, как и вообще эра бытового пленочного фотографирования.

Пандемически распространяется зараза цифрового беззвучного щелканья. Причем, ясное дело, для него все в меньшей и меньшей степени нужны цифровые мыльницы, а тем более - дорогие зеркалки с матрицей в 12Mb.

Нет, мыльницы по 200-400 долларов сейчас есть у очень многих, но они скорее являются признаком принадлежности к чему-то вроде среднего класса, то есть необязательным статусным знаком. Они в общем-то не нужны. Зачем вам таскать отдельную металлическую коробочку, если есть мобильный телефон со встроенной камерой, цена которого та же, что у мыльницы, а делать он умеет много чего - иногда даже слишком многое?

Ну да, у мобильных матрица скромненькая, разрешение скудное, но уверяю, года через три в них запихнут фарш той же емкости, что в профессиональном "Никоне". Вот только зачем? Дело-то в конечном счете не в матрице, а в оптике, а к мобильному телефону полноценный объектив, как ни старайся, не приделаешь. К объективу мобильник приклепать можно запросто, наоборот - нет.

Да и не нужна никому, кроме профессионалов, начинка, позволяющая разогнать изображение до трехметрового размера. Потому что нынешняя фаза фотографирования в общем-то не предполагает печатание фотографий. Но об этом чуть ниже.

Не менее важная особенность того, как сейчас фотографируют, - это то, как человек целится на объект съемки. Раньше как было? Бывали, конечно, шахтовые широкопленочные камеры, но почти все свой фотоаппарат подносили к глазу и, сплющив нос, смотрели в дырку видоискателя. Интересно, что профессиональные фотографы, оснащенные большими цифровыми камерами, продолжают так делать до сих пор - говорят, что на экранчике монитора картинку не видят, хотя экранчик у них большой, не то что на мыльницах.

Все прочие свой аппаратик или мобильник держат на уровне глаз, на расстоянии вытянутой руки, таращатся на экранчик размером со спичечный коробок и пытаются поймать отсвечивающее изображение, дрыгающееся, несмотря на все стабилизаторы.

Ясно, что такой способ фокусирования на действительности в психомоторном отношении совершенно иной, чем смотрение одним глазом в глазок видоискателя. Снимать так - это вовсе не жестко кадрировать картинку, как обычно раньше было в фотографии, а ловить плывущее изображение. И, по сути, эта ловля текучей действительности совершенно не предполагает того, что в какой-то момент ты делаешь тот самый, исключительный, единственный кадр.

Он уже не нужен. Собственно, ты уже не фотографируешь в традиционном смысле, а при помощи цифрового монитора смотришь на окружающий мир, и камера превращается в протез, в нечто вроде очков. Создается фикция того, что действительность - на расстоянии вытянутой руки.

По этой причине печатать фотографии при помощи принтера становится вовсе не обязательно. Полученные случайные картинки можно листать на экранчике мобильника, можно скачать в компьютер и разглядывать на его мониторе; можно кому-то зачем-то их переслать.

Фотографирование превращается в греховное, пустое любование бренным миром. И в этом смысле власти Саудовской Аравии, некоторое время назад попытавшиеся запретить ввоз в страну мобильных телефонов с камерами, совершенно правы - негоже истинному мусульманину заниматься таким безбожным делом.

У нас, конечно, не ваххабитский режим, как у саудовцев, и мобилы-камеры у нас запрещать не станут, хотя вообще-то эти приборы несколько похожи на шпионское снаряжение, и мало ли что несознательные или продавшиеся закулисе граждане ими могут наснимать?

Но дело не в этом. У меня это повальное фотографирование вызывает отвращение по двум причинам - и обвиняйте меня в архаизме сколько заблагорассудится. Первая причина чисто эстетическая. Эти картинки, за крайне редкими исключениями, совершенно отвратительны. Они относятся к самым ужасным образцам ненужного размножения сущностей. Вторая - мировоззренческая. Человек, фотографирующий таким образом, перестает различать действительное и отображенное, ему уже без разницы, что он видит непосредственно глазами и что на экранчике.

Не буду рассуждать о нанотехнологиях, о том, что скоро нам могут в глаза и в мозг вживить какие-нибудь крошечные штучки и мы получим возможность листать картинки прямо у себя в голове.

Надеюсь, я до такой пакости не доживу. Лучше вернусь к московской фотобиеннале.

Она огромная. Все посмотреть невозможно, а если даже умудришься это сделать - все равно до конца не осознаешь. Да и не надо. К счастью, на биеннальных выставках есть возможность гуманного персонального отбора. На одно смотришь, потому что интересно, от другого отворачиваешься.

И с искусством в Москве, благодаря фотобиеннале, сейчас обстоит - на несколько недель - хорошо. Показывают некоторое количество вполне высокохудожественных произведений.

Впрочем, окончательный вердикт по поводу того, чем именно является искусство, не вынесен, и уповаю, не будет вынесен никогда.

А что будет с московским бытовым фотографированием через еще два года, поживем - увидим. Потому что в 2008-м у нас, скорее всего, будет много всего интересного.