Вот плохонькая картина режиссера Даниса Тановича "Ад". Но разобраться с этой плохонькой совершенно необходимо.

Сценарий поляка Кшиштофа Песевича. Вторая часть трилогии, замысленной другим поляком, безвременно ушедшим из жизни режиссером Кшиштофом Кеслевским. Копродукция: Франция - Италия - Бельгия - Япония. Режиссер, кажется, босниец. Короче, все флаги в гости к нам. Мультикультурализм, ага.

В отечественной прессе довелось прочитать массу восторженных отзывов. Кое-кто из наших искренне удивлялся: а почему эту картину не взял в конкурс ни один крупный международный фестиваль?! Попробую ответить: да только потому, что плохонькая. Ответственные международные фестивали, вроде Берлина и Канна, они же разбираются.

Дохленькая.

Имитация.

Вот что получается, когда не "почва" и не "судьба". И когда, соответственно, "кончается искусство". Когда освободившиеся от тоталитарных пут и цепей восточные европейцы начинают откровенно встраиваться в западный рынок, силятся продаваться. Когда начинают сначала воспринимать, а после еще и выстраивать собственный внутренний мир по образу и подобию бутика...

К вопросу о бутиках. В последние пару лет наша страна радикально переменилась. Можно, например, задешево купить любое старое и новое кино в хорошем качестве. Вот только нет вменяемой экспертизы. У народа натурально поехала крыша. Все все смотрят, и все во всем разбираются. Кинокритиком быть попросту неловко.

А еще можно стильно и разнообразно приодеться. Вот только демонстрировать это разнообразие негде!

Знаете, кто разрушит существующий порядок вещей? Наши замечательные женщины. Как говорит один мой тульский приятель, "эти наши офигительные тетки".

Те самые, кстати, которые стали главной причиной демонтажа Советского Союза.

А просто им очень хотелось хорошо одеваться! Человеческое, слишком человеческое. Хотелось одеваться и вести себя так, как одевались и вели себя самочки из западных фильмов, из западных журналов мод. И вот наши принялись дергать за рукав своих озабоченных совсем другими проблемами мужей и любовников: доста-ань, купи-и, хачу-у! В любом сбалансированном обществе, кстати, существуют механизмы регуляции желаний, сдерживания фантазмов, корректировки соблазнов. К концу нашей оттепельной эпохи эти механизмы перестали сколько-нибудь эффективно работать.

Хорошо запомнил фотографию, некогда опубликованную одной популярной перестроечной газетой: 1978 год, супруги Горбачевы в Париже на празднике газеты "Юманите". На обоих модные шляпы, бусики, одежды и всякие штучки. Шляпки и штучки - чего тут, казалось бы, такого необыкновенного?? Ну, чего в шляпах и брелоках такого счастливого?? Конечно, ничего такого, но восторг был неумеренный. Там, на лицах, пропечатаны и вся будущая перестройка, и все роковое постсоветское потребительство.

Итак, в позднесоветскую эпоху каждый любящий советский муж старался в меру своих возможностей. И вот в самое ближайшее время будет ровно та же самая фигня. Ведь это только в Москве есть сегодня куда пойти в каждом из купленных нарядов. Есть куда, так сказать, надеть и где все это великолепие предъявить. Да и то сказать, далеко-далеко не у каждой (-ого) москвички (-а) есть такая возможность.

Во всех же прочих регионах страны купить можно, что угодно, а надеть это самое что угодно - решительно некуда! Я сознательно утрирую. Но я нисколечки не искажаю, не упрощаю.

То есть новая потребительская культура со страшным грохотом разобьется о гранит социального единообразия. То есть роскошных тряпок по умеренным ценам понавезли, да, но никакой интересной идеологии не внедрили. Так-таки за двадцать лет ничего и не придумали! Ой, либералы 90-х! Что с ними сделают аналитики и художники грядущих веков, даже страшно вообразить.

Я же не случайно нахваливал картину "Мне не больно", там это хорошо сделано: начинается попыткой сюжета и жанра, евроремонтом и томными позами великосветской львицы Ренаты Литвиновой, а кончается полями, лесами, палаткой и шашлыком. Смертельной болезнью.

Кстати, раньше всех это начала делать Кира Муратова. Всем посмотреть, скажем, "Познавая белый свет" от 1979 года. Скромно, но страшно.

И все-таки Балабанов. Не случайно его герои - "архитекторы" и "дизайнеры"! Типа "щас сделаем модное премодное жилье". Перестройка, ага! Потребительский рай. А после?

А после, так сказать, реал. Лесополоса. Водка из железных кружек. Короче, "держись, геолог, крепись, геолог...", то есть за пределы идей шестидесятников действие никак не выходит. Начинается идеей бутика, идеей интересненького западного сюжета, но кончается идеей лесостепи, идеей теплого сплоченного мычания и идеей смерти. Идеей все того же советского коллективного тела.

Мне выражали устные недоумения по поводу неумеренных восторгов в адрес балабановской картины. А я повторяю вновь и вновь: великое кино, великое. Эпохалка. Нас уже не будет, а оно, это кино, будет! Ничего лучшего, ничего более внятного здесь и сейчас сделать все равно нельзя. Нет языкового ресурса. Через много лет и "Брат-2", и "Мне не больно" будут, безусловно, канонизированы и историей искусств, и социальной историей.

...Свидетельствую: сегодня наши изобретательные молодые женщины, включая сопливых четырнадцатилетних девчонок, выглядят потрясающе. По-взрослому, как никогда.

Но вот беда: их мечты, их иллюзии совсем скоро разобьются о тот самый гранит повседневного единообразия. Мало кто из современных расейских мужиков сможет удовлетворить их завышенные требования. Совсем скоро в головах подавляющего большинства наступит самое жестокое разочарование из всех случавшихся в мировой истории разочарований.

Они же, бедные, знают только про тряпки, обаяние и секс, и вот в этих локальных сферах жизнедеятельности они действительно сильны. Но они не знают ничего другого. Едва им приоткроется истина, как они примутся мстить. Ведь и про милосердие, и про прощение они тоже не знают. Бери больше, беги дальше... Но вот уже и понабрали, вот уже и понахапали, а только бежать-то некуда. Велика Россия, но всюду бутик. Даже в лесополосе.

Совсем скоро, чтобы остановить всеобщий соблазн и сопутствующий этому ничем не обеспеченному соблазну разврат, власть будет вынуждена вводить жестокую цензуру на все: на нездоровую порнушку, на здоровую эротику и даже на слишком разнообразную одежду. Вынуждена будет ограничивать разнообразие с потреблением. В свое время то же самое произошло с "патриотизмом": при раннем Ельцине его гнобили и высмеивали, а уже при позднем - сами знаете что.

То есть скоро будут опускать уровень потребления до уровня идеологии, как это было, допустим, в постреволюционном довоенном Советском Союзе. И закономерно опустят до "чуть выше плинтуса", будьте готовы.

Я-то, впрочем, и за патриотизм, и против неадекватного потребительства. Поэтому заранее приветствую любую цензуру. Маленький постсоветский человек никаких ограничений не боится: все равно ничегошеньки нету. Уверяю, народ смеется, когда столичные защитники прав и свобод голосят о своих правах и о своих же свободах.

Вернемся, впрочем, к отчетной картине. Связь всего вышеизложенного с пресловутым "Адом" станет очевидной совсем скоро.

Будем считать картину Песевича-Тановича французской. В самом деле, действие осуществляется в Париже. Тут очень простая конструкция, просто несколько загроможденная: Песевич написал про механизм воспроизводства зла. Когда-то давно женщина то ли вовсе не любила, а то ли разлюбила своего мужа. Но зато в этого мужа, который работал учителем, до смерти влюбился один его ученик, паренек. И вот ученик сладострастно раздевается прямо в учительской. А в этот момент туда входят старшая дочка учителя и учителева жена...

Жена, не раздумывая, донесла на мужа в полицию, а мужа посадили, хотя он до похотливого мальчика даже не дотрагивался, хотя историю очень легко было замять. Когда муж вернулся из тюрьмы, жена не пустила несчастного к трем его дочерям. Но муж все равно ворвался в квартиру и в отчаянии выбросился из окна.

Прошло много лет. Три дочери живут разобщенно и фактически не общаются. Но в своей повседневности они методично воспроизводят ровно те же самые роковые коллизии, которые определили судьбу участников стародавней драмы. Младшенькая, студентка, тоже соблазняет учителя, то бишь университетского профессора. У профессора жена и взрослая дочь, профессор сед. В конце концов, одумавшись, он рвет отношения с девушкой и жалеет о своей слабости. Студентка преследует его, и профессор, подобно ее отцу, умирает.

Средняя дочь непрерывно следит за своим мужем, который явно ей изменяет. Выгоняет изменщика из дома, не впускает в квартиру, не подпускает к детям. То есть ведет себя в точности как мать.

Старшая, одинокая, регулярно навещает онемевшую мать в доме престарелых. Она, видимо, воспроизводит материнскую неуверенность с материнской же безоглядностью. Неустроенная старшенькая пытается отдаться первому попавшемуся мужчине, но тут выясняется, что мужчина этот никакой не самец, а тот самый паренек, соблазнитель ее отца и патологический гомосексуалист. Можно предположить, что ровно таким же вот случайно-безответственным образом мать героини когда-то связала свою жизнь с отцом героини, а после, уверившись в гомосексуальных настроениях супруга, предпочла переложить всю вину за собственную безответственность на него, отправила супруга за решетку...

В финале картины дочки, узнавшие о том, что отец не был инициатором того давнего раздевания в учительской, требуют от матери отчета, то бишь, видимо, извинения. Но мать пишет им на бумажечке: "Я ни о чем не жалею!" Бумажечка улетает, все четыре мегеры остаются в нераскаянном молчании, конец. Никто из них так и не нашел в себе сил остановить наступление зла на рубеже собственной души.

Сюжет этот слишком понятный, но при этом слишком "сложносочиненный", в смысле избыточный, для кино. Так - умозрительно - настоящее кино не делается. Как сопереживать схеме? Внехудожественная риторика, которую практически невозможно оживить. Если угодно, образованщина европейского разлива.

Нужно же соотносить послание с жанром. У тебя тут кино, субстанция развлекательная, но тогда, будь добр, увлеки зрителя хоть чем-нибудь, втащи его вовнутрь...

Другое дело книга. Кшиштоф Песевич имел шанс выпустить не сценарий, а сложносочиненную книгу. Это было бы честнее. Я бы, впрочем, читать все равно не стал. У меня совсем другой круг чтения, не романы.

Зачем романы в эпоху кино и телевидения?!

"Любимая, уже написан Вертер!"

Помню, какое большое впечатление произвела на меня книга, в которой были собраны письма к мирянам оптинского старца Амвросия. Там про разное, про разное, но центральный мотив следующий. Корреспондентки Амвросия Оптинского, в основном богобоязненные, весьма продвинутые в духовном отношении светские женщины, рассказывают старцу о своих регулярных намерениях делать добрые дела. Они пишут: хочу сделать то-то и то-то! Хочу сделать вот такое! Или: совершить вот эдакое! Благословите!!

Меня поразило, с какой настойчивостью старец их осаживает и успокаивает. Из раза в раз говорит корреспонденткам одно и то же: делать добрые дела слишком ответственно. По силам ли тебе добрые дела, дочь моя? Не нужно непременно стремиться делать добрые дела, ибо добрые дела не вполне в твоей компетенции. Не делай зла - и этого достаточно.

К чему это я? Позиция Амвросия Оптинского слишком контрастирует с господствовавшей в советское время, да и господствующей у нас до сего дня, идеологией самодеятельной активации добра. Понятен поэтому неумеренный восторг, который может вызывать картина "Ад" у зрителей, этой идеологией соблазненных. Сценарий Кшиштофа Песевича задекларировал религиозную максиму, но этого для художественного произведения недостаточно. В конечном счете ровно о том же самом писал и Достоевский: сердца людей - поле битвы добра со злом, что-то вот такое.

Однако потом Достоевский все же претворял свои афоризмы в умопомрачительного уровня художественные тексты. Там, мягко говоря, есть нечто кроме дидактики.

Хотя и дидактика нужна. Но, допустим, Амвросий Оптинский не предназначал свои письма для печати, с любовью назидал в режиме "один на один".

...В процессе просмотра отчетной картины, в процессе, который, признаюсь, был для меня адски мучительным, припомнил две картины, о которых недавно писал в "РЖ": "Где скрывается правда" Атома Эгояна и "Кальмар и кит" Ноа Баумбаха. Насколько там все органично, настолько же здесь все ходульно. А ведь тематически очень-очень близко! Танович тоже прибегает к животным метафорам: дает какие-то внефабульные вставки про безжалостных кукушат; дает словесные цитаты про фиджийского людоеда Удра-Удра, который натурально съел почти тысячу человек... Но все это не встроено в сюжет, все это внесистемно и в конечном счете стыдновато. Все это внехудожественная риторика, прописи. Это не вредно и это не злостно, но это никакое не искусство.

То есть. Во взрослом обществе вещи, о которых писал своим корреспонденткам в конце XIX столетия старец Амвросий, существуют на правах базовых ценностей, и они растворены в самом общественном воздухе. Не все про них помнят, однако в таком вот обществе непременно существуют непререкаемые духовные авторитеты, которые регулярно про эти базовые ценности напоминают, у которых, добавлю, есть право на публичную речь.

В таком социуме у художника нет необходимости рассказывать очевидное. Художник использует очевидное в качестве фундамента и арматуры. Во время просмотра картины Песевича-Тановича я вспоминал не только блистательных американцев, но еще и будто бы "легкомысленных" французов. Я имею в виду французов настоящих, аутентичных. Легкомыслие там всегда ложное. Базовые ценности впечатаны там в фон, в лица, в картинку и ритм. Они не "проговариваются ротом". Недавно я разбирал в "Новом мире" потрясающую картину Кристофа Барратье "Хористы", где языком подлинного кино про мир сказано все то, что силились сказать Песевич-Танович, и еще сто раз по столько. Между тем в "Хористах" все это содержание припрятано и по-хорошему оживлено.

А, допустим, гипергениальный, гиперглубокий Эрик Ромер, у которого все слишком легко, у которого живут, дышат - каждая секунда, каждый квадратный сантиметр экранного полотна!

Культура! Там за внешним легкомыслием прячутся великая национальная культура, почва и судьба.

Напротив, в инфантильном обществе на повестке дня стоит задача говорить "мама мыла раму". Это тоже нужно, Кшиштофу Песевичу спасибо уже и за это! А вот задача режиссера Даниса Тановича остается непроясненной. Ни одной режиссерской идеи, ни одной! Время пропадает впустую, сжигается почем зря. Не найдено никакого способа преодолеть схематизм исходного драматургического построения. Может, Кеслевский, которого, впрочем, я не считаю фигурой экстра-класса, нашел бы решение? Не знаю.

Кстати, принадлежащая сценаристу, книжного происхождения метафора про Медею, которая мстит изменщику-мужу, убивая своих детей, очень-очень неприятна. Очень-очень. Как я все-таки люблю американцев! Они достаточно ответственны для того, чтобы не мельчить. Но при этом предельно уважительны к тому миру, который воссоздают на экране, а посему они никогда не отважатся унизить этот мир книжными параллелями, намекнув тем самым на его, этого мира, вторичность.

Как же подобная книжность унижает киноискусство! Представляете, вот вы пришли в кинозал и поверили в реальность экранного мира, как вдруг сами авторы включают свет и принимаются орать: "А все это уже было! В книжке! Еще у древних греков! Мы это проходили! А вы???"

Блин. А зачем же тогда ваше кино?! Вот и буду читать греков. Верните деньги. Лучше попкорн с пепси-колой, чем вот такая суррогатная духовность.

Данис Танович: детсадовский уровень образности, ровно как в "Питере FM". Вот героиня мучается по поводу изменщика-мужа. Вот его и ее совместная фотография на столе, в рамочке. Героиня подносит к фотографии мужнину зажигалку, щелкает, Танович проецирует огонек на лицо изменщика. А ведь фильм называется "Ад", помните?! То есть это не иначе аццкий огонь, и это, получается, изменщик сам себя сжигает на мучительном нравственном костре.

Так нельзя. Искусству кино сто десять лет. Или сколько?

А потом муж приносит домой большой зеленый фикус, и оскорбленная в лучших чувствах супруга обрывает все его зеленые листья.

Но так тоже нельзя. Нет.

Монотонность. Безжизненность. Бу-бу-бу.

Короче, восточноевропейские гастарбайтеры заехали в Париж и попытались сделать там кино про общечеловеческие ценности. Ценности нисколько не пострадали. Кина не получилось. А я возвращаюсь к началу колонки.

Каков же урок для нас, для переживших многое и многое постсоветских россиян с россиянками? Урок таков. Станемте же любить Францию с Америкой, но при этом непременно попробуем культивировать неотчуждаемое свое. Для начала как Балабанов.

Наша культура знает про базовые ценности не меньше аутентичных европейцев с американцами. Только где она, наша культура??

Нужно, и я об этом уже говорил, перестать беспрерывно торговать всем, чем ни попадя. Нужно прекратить тотальную торговлю. Ведь смотрите, что получается: низкосортный "Ад" проходит у наших нынешних экспертов по разряду "высокохудожественная духовность".

Короче, Есенин:

Если крикнет рать святая:
"Кинь ты Русь, живи в раю!"
Я скажу: "Не надо рая,
Дайте родину мою".

Не надо рая! Не надо массированного привоза. Надо - по потребностям. Верните нормальному человеку родину. Он обустроит ее и в плане экономики, и в плане духа. Он запустит двигательный аппарат. С полпинка.