Смерть – хороший рецензент, но плохой редактор. Жанр некролога непременно уводит вас в панегирик, и нужно подождать 9 дней, потом 40, чтобы начать говорить как есть, а иногда это не получается и после. Но большая наша страна теперь все время пребывает в постоянном трауре и в некрологе-заготовке с легко подставляемыми фамилиями – что ж теперь и не обсуждать честно ничего?

Поэтому я далек от мысли, чтобы поносить Гайдара или же восхвалять. В восхвалении его я вижу отчаянную попытку удержаться на тонком льду своих мифов (отчасти даже перевалив ответственность за свои заблуждения на Героя), в поношении – своеобразный российский «расизм». Я уверен, что Гайдара не любили прежде всего те, кто терпеть не может инаковость. Евреев – за то, что они евреи. Либералов – за то, что они либералов. Американцев – за то, что они, в общем-то, получше нашего живут. Гайдара – если по совести – они не любили, за то, что он был толстым, шепелявил чего-то непонятное и причмокивал. Реформы тут совершенно вторичное, хотя, оценивая Гайдара, нужно говорить именно о реформах.

Или даже брать шире – о феномене транзита советской системы, в которой участвовали уж точно больше миллиона субъектов и факторов. Точнее, нужно говорить именно о феномене транзита, имея в виду в нем Гайдара, а не наоборот. Опять же, делать из Гайдара решающий фактор, по меньшей мере, непростительное для аналитика упрощение, если это только не дань некрологу.

Или уловка, потому что еще неизвестно, как дело повернется, а у нас уже и стрелочник припасен.

СМИ в эти дни ломятся от некритических утверждений. Ругани много, но она, в основном, маргинальна. Официоз един в своем мнении: «Россияне не понимают (или не желают понимать), что без его "шоковой терапии", очистившей место и построившей фундамент рыночной экономики, было бы невозможно благосостояние последних тучных лет» (News.ru). «Егор Гайдар стал именем России. Той, которую он спас и которая до сих пор не поняла этого» (Семен Новопрудский).

Россияне не поняли – это лейтмотив – как им стало хорошо. Этого не поняли офицеры «Курска» и служащие Саяно-Шушенской ГЭС. Этого не поняли погибшие и погибающие на Кавказе. Многие – те, кто не имел отношения к скважинам – так и не почувствовали своей шкурой «тучных лет», а они, глядь, и кончились. Мне трудно заподозрить Новопрудского в некритичности мышления. Просто, наверное, он хотел сказать теплое и приятное близким покойного. Но страна-то при этом не спасена. Как и в 1991 году, перед ней все та же развилка: или-или… Траблы перегруппировались, но их по-прежнему тьма.

Борис Межуев совершенно верно отмечает: «Можно что угодно говорить о гайдаровских реформах и, главное, об их предпосылках – у них есть один очевидный итог – из лидеров мирового развития Россия стала одним из его аутсайдеров».

Мне, на самом деле, все равно, стала ли Россия аутсайдером. В отличие от Межуева, изначально у меня не было особой радости видеть постсталинское государство лидером мира. Кроме того, не все в мире могут быть лидерами. У многих других стран тоже есть ресурсы и поболее, чем у нас, людей, и государству их – поболее лет, и протестантская этика бизнеса (говорю это с улыбкой) имеет место быть, и лучше климат (говорю без улыбки).

Но все это не важно.

Была точка А – в которую вошла Россия в 1991 году, там все было ужасно. И точка Б, в которой мы оказались, без рынка, без демократии, с замшелыми точками роста. Между точкой А и точкой Б были какие-то реформы, и делали все правильно, и Гайдар спас страну, и Путин ее тоже спас, и продолжает спасать Медведев. Но мы оказались там, где оказались – это истина дана нам в ощущениях. С сырьевой зависимостью. Без рынка и без демократии. С разваливающейся инфраструктурой. Как если бы был шторм – мы срубили мачты, и это было правильное решение, но остался шторм, и остался корабль… без мачт.

На все про все есть один безукоризненно четкий ответ: Гайдар в этом не виноват. Он был премьером всего-то с ноября 1991 года по декабрь 1992 года. Вот если бы он и дальше оставался премьером, то было бы ого-го…

И это правда, что не виноват. Но кто знает, что было бы? Ибо и после Гайдара делали все по Гайдару. И почитать Гайдара – там три нехитрых правильных мысли, – про рынок, институты, и хорошую судебную систему, спущенную нам с неба. Мне понятно недоумение Кагарлицкого: «О теоретическом наследии Гайдара мне совершенно ничего не известно. Что касается книг, которые он писал, то они абсолютно вторичны и эклектичны, и едва ли кто-то когда-нибудь использует их в своих теоретических исследованиях». Вопрос, если говорить о 1990-х годах, совсем не о Гайдаре – он не бог, – а о том, возможна ли была в 1991 году развилка. Многие верят, что этой развилки не было, другие утверждают, что она была, если бы честный социум делал честные вещи.

Проблема, впрочем, в том, что мы сами не принадлежим к этому честному социуму, – ни вы, ни я, ни критики Гайдара, ни его последователи, – несмотря на то, что везде есть честные люди. Социум – это тысячи воль, и они, очевидно, выбрали бардак. Гайдар так же в этом не виноват, и вряд ли покойный может считаться его демиургом.

Бывший кремлевский мечтатель, в последнее время Егор Тимурович работал над пенсионной реформой, «которая сегодня для России исключительно важна». А умер за десять лет до собственного пенсионного срока. Лично ему пенсия, конечно, была не нужна, и как честный экономист, он был, наверное, за дальнейшее отдаление пенсионного возраста. Однако есть ирония времени, его собственная жизнь показала, что отодвигать эту планку можно совершенно безбоязненно, хоть в следующее тысячелетие…

Это не критика Гайдара. Его смерть прихлопывает, как прихлопывает любая преждевременная смерть близкого человека безотносительно к тому, правильно ли он думал о чем-то или не правильно. Но с политической точки зрения, его кончина – невосполнимая утрата совсем не потому, что он владел тайным знанием, как сделать жизнь лучше, и унес это знание с собой, а, прежде всего, потому, что с его кончиной экономика нашей страны становится все менее публичной, все менее персонифицированной, все более анонимной.

Пока Гайдар был жив, его можно было спросить: «Ты этого хотел? А дальше как будет?» Не факт, что получили бы ответ, но теперь и вопросы эти бессмысленны. Их некому адресовать. Сегодняшнюю политическую экономику делают без оглядки на авторитеты, делают умелые временщики, не связанные моральными обязательствами перед общим прошлым, не мыслители, а как бы практики глобальной спекуляции. И что дальше – их не интересует, поскольку интересует их только то, что здесь и сейчас.

Некому предъявлять претензии. Уходя, Гайдар украл народный гнев.